Охота на крылатого льва - Михалкова Елена Ивановна - Страница 61

– То есть если бы он один шел к катеру, ты бы не стал вмешиваться? Верно я понимаю?

Сергей не ответил. У него был ответ на этот вопрос, но произносить его вслух он не хотел.

– Ладно, свяжи этих козлов! – Илюшин кивнул на валяющихся на песке Раньери и Франко. – А я пойду нашу узницу совести выпущу. И, кстати, не забудь кольцо подобрать!

– Какое кольцо?

В суматохе происходящего Бабкин и думать забыл про перстень.

Макар укоризненно покачал головой и пошел выручать Вику и слепого как крот Леонардо, тщетно пытавшегося спуститься с башни крана.

Эпилог

Когда самолет набрал высоту, Макар раскрыл газету с кричащим заголовком «Перстень Паскуале Чиконья – триумфальное возвращение!».

– Ты читаешь или делаешь вид, что читаешь? – поддел его Бабкин.

– Картинки смотрю, – невозмутимо отозвался Илюшин.

Сергей заглянул через его плечо, как будто мог что-то разобрать. Впрочем, подумал он, к чему разбирать текст, если заранее знаешь, что там написано? В этом отношении итальянская пресса вряд ли принципиально отличается от русской. Если газета оппозиционная, то пишет о беспомощности полиции и спрашивает, будут ли наказаны те, из-за чьего попустительства стало возможным преступление. А если владелец издания занимает сторону властей, то в статье говорится о безупречной работе отдела по расследованию краж и подчеркивается, что неимоверно сложное дело было закончено всего за несколько дней. «Любопытно только, как они обошли тот факт, что перстень был возвращен анонимно».

Макар аккуратно сложил газету и сунул в кармашек на спинке кресла с таким скучающим видом, словно и он не узнал из статьи ничего нового.

Бабкин все-таки не утерпел:

– Расскажешь, кто тебя учил итальянскому?

– В другой раз.

– А представь, – не мог успокоиться Сергей, – если это вообще не итальянский. И ты теперь знаешь, например, суахили.

– Тогда мы можем поехать и расследовать что-нибудь в Уганде, – пробормотал Макар.

– Нет уж, лучше они к нам.

– Нтака пилзнер бариди.

– Чего?

– Это в переводе с суахили «Хочу холодного “пилзнера”». Вооруженные этой фразой – единственной, которую я знаю на суахили, кстати, – мы можем смело ехать в Уганду.

– Вооруженные этой фразой, мы можем ехать вообще в любую страну, – усмехнулся Бабкин.

Друзья посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Тихо, разбудишь ее, – Сергей кивнул на женщину, которая сидела с закрытыми глазами, привалившись к стенке.

– Я не сплю.

Вика выпрямилась, потерла виски.

– Даже задремать не могу, как ни стараюсь.

Бабкин вынужден был признать, что она хорошо держалась все время, эта маленькая женщина с серо-зелеными глазами под цвет вод венецианской лагуны. Правда, увидев Макара, в первую секунду попыталась обмякнуть и съехать на пол ржавого контейнера. Но Илюшин удивился: «Ты что это задумала, Неверецкая?» – и она ограничилась тем, что облегченно расплакалась.

В самолете они посадили ее возле иллюминатора, и, пока взлетали, Вика неотрывно смотрела вниз, где все уменьшался и уменьшался город-остров, окруженный зеленым кольцом воды, пока его не закрыли облака.

– Все закончилось, – мягко сказал ей Илюшин. – Поспи.

– Ничего не закончилось! – она зачем-то схватила газету и принялась нервно мять и скручивать. – Он ждет меня! Встречает в аэропорту! А я не могу, ты понимаешь, не могу!

Сергей понял, что речь идет о ее муже. Олег Маткевич за последние двое суток оборвал телефон Илюшину, но Вика поговорила с ним единственный раз: устало сказала, что все в порядке, они возвращаются. И еще спросила, как дети.

– Это большая проблема – супруг, встречающий в аэропорту, – то ли утвердительно, то ли вопросительно заметил Илюшин.

– Макар, проблема не в этом!

Бабкин откинулся на спинку кресла и мысленно вздохнул. Меньше всего он хотел выслушивать историю чужих семейных отношений. «И кино не показывают… Черт знает что!»

Вика Маткевич говорила тихо, но разборчиво – до него доносилось каждое слово.

– Я веду себя как ребенок, понимаешь? Я на все спрашиваю у него разрешения! Макар, я так больше не могу. Это не брак, а какое-то… какое-то кладбище несбывшихся желаний!

– Твой муж – сатрап и деспот! – согласился Илюшин.

Вика Маткевич с подозрением уставилась на него. Бабкин про себя ухмыльнулся.

– Ты надо мной издеваешься!

– Всего-навсего поддакиваю. Решил, что это именно то, что тебе нужно.

– Мне нужно понимание! – яростным шепотом обрушилась на него Вика. – А не иллюзия участия!

Илюшин повернул к ней голову.

– Участие? Какое еще участие? Ты сама выбрала роль ребенка, потому что это очень удобно. Ни за что не отвечаешь, а вину всегда можно повесить на другого. На взрослого.

Вика открыла рот от возмущения, а Илюшин спокойно продолжал:

– Ты и мужчину выбрала подходящего: того, которому с детства внушали, что он главный просто по факту наличия у него тестикул. И стала поддерживать в нем это заблуждение. В итоге ты оказалась обиженной стороной, которая много лет возила на себе воду, а потом топнула ногой и сказала: довольно! Что же тебе мешало сделать это раньше?

– Я… Я… О чем ты говоришь?!

– Хочешь сыграть в игру «жертва и муж-мучитель»? – пожал плечами Илюшин. – Ради бога. Но не проси меня подыгрывать. Последний утренник в моей жизни состоялся в старшей группе детского сада.

Он вытянул ноги и ослабил ремень.

Бабкину показалось, что маленькая хрупкая женщина сейчас изобьет Макара газетой. Но этого не случилось.

– Ты нарочно так говоришь, – после недолгого молчания сказала она. – Чтобы вывести меня из себя.

Бабкин про себя признал, что Виктория неплохо знает Илюшина. Похоже, за те годы, что они не виделись, он мало изменился.

Макар слегка улыбнулся.

– Почти. Но не совсем. Я всего лишь показываю тебе другую сторону вопроса. Говоришь, твой Олег – черствая эгоистичная скотина, подавлявшая тебя? Допустим. Но ты-то где была все эти годы?

– Мой муж…

– Твой муж, – перебил Илюшин, – в ситуации, которая требовала немедленных действий, именно так и поступил: немедленно начал действовать. Поверь мне, далеко не все мужья на это способны! А если бы я не пригрозил ему, что откажусь от дела, он полетел бы с нами в Венецию и перетряхнул бы весь остров, чтобы найти тебя. Сваи деревянные зубами бы подгрыз!

Бабкин подумал, что насчет свай, Илюшин, конечно, загнул. Но в остальном Сергей признавал правоту друга. Ему этот несчастный Маткевич, к которому не хотела возвращаться жена, скорее понравился. Ну, туповат местами, снисходительно рассуждал Сергей, а кто не туповат? Разве что Илюшин. Ну, так он и не женат.

– Ты меня выставляешь какой-то дурой, – напряженным и несчастным голосом сказала Вика. – Которая сама поощряла… все это!

– Не поощряла, – мягче возразил Илюшин. – Лишь каждый раз выбирала то, что требовало от тебя меньших затрат. Ты не переносишь скандалов и ссор. Уверен, в любой ситуации, когда надо было настаивать на своем, ты просто отступала без спора.

– Я не хотела, чтобы семейная жизнь превращалась в войну!

– И поэтому теперь сидишь в руинах?

– Я не…

Она осеклась. Бабкин искоса посмотрел на нее и увидел, как на щеках расползаются красные пятна.

«Сейчас заревет».

Но она не заревела. Только отвернулась к иллюминатору, на ощупь сунув в кармашек измятую газету.

Повисла неловкая тишина.

Илюшин сидел как ни в чем не бывало, Бабкин мучился. Больше всего он опасался, что сейчас услышит всхлипы. Успокаивать плачущих женщин Сергей категорически не умел.

Чтобы не сидеть без дела, он вытащил газету и сделал вид, что рассматривает статью. На фотографии перстень выглядел совсем не так впечатляюще, как в действительности.

– Слушай, Макар, – позвал Бабкин, обрадовавшись, что нашел тему для разговора, – у тебя есть идеи насчет того, что случилось с кольцом?