Охота на крылатого льва - Михалкова Елена Ивановна - Страница 20

Вика смотрела, как он ведет ее через всю залу. Алессия ступала с величайшей осторожностью, некоторые места обходя стороной.

Ковер, догадалась Вика, она боится пятен на ковре.

Бенито проводил сестру до завалов мебели, и Алессия, согнувшись, забралась под опрокинутый стол и свернулась там клубочком – только черные глаза блестели из импровизированной норы.

– Ты можешь подойти ближе, – разрешил Бенито. – Она больше не станет тебя бояться.

Вика приблизилась, присела на корточки, ощущая неудобство от того, что рассматривает живого человека, словно какого-то зверька. Девушка слабо улыбнулась ей.

В первые секунды Вике бросилось в глаза сходство Алессии и Бенито. Теперь же ее поразила разница. Как, спрашивала она себя, как из почти одинакового набора черт Творец создал два настолько разных облика?!

Определенно, все дело в губах. Жесткий рот Бенито невозможно представить на этом безвольном вялом лице. Пухлые губы Алессии все время полуоткрыты, нижняя вывернута, за ней белеет ряд неровных зубов.

И подбородок. У Бенито он выпирал вперед – как нос у корабля. Алессии сильно скошенная нижняя челюсть придавала сходство с курицей.

Длинные неопрятные волосы падали ей на плечи, криво постриженная челка почти закрывала один глаз. Виктория присмотрелась и поняла, что белая дрянь – не что иное, как седина. У сестры Бенито была наполовину седая голова.

«Господи, бедная девочка».

– И давно она здесь? – дрогнувшим голосом спросила Вика.

Бенито поднял глаза к потолку, сжал пальцы в кулак, отогнул мизинец, безымянный…

– Два года.

– Что?!

– Два с половиной, – поправился парень. – Э, Алес! Сколько мы тут живем?

Девушка на карачках выбралась из-под стола, уселась рядом с Викой, как собачонка. Осклабилась – Вике стало тошно от этого зрелища – и что-то залопотала. Вычленить смысл из этого набора звуков мог только Бенито.

– Она говорит – два и еще чуть-чуть, – перевел он.

Вика опустила глаза. Взгляд наткнулся на огромные колтуны в спутанных полуседых волосах.

Острая жалость взяла в ней верх над брезгливостью. Закипая от ярости, Вика обернулась к Бенито:

– Почему ты держишь ее здесь? Ты что, глупый? Ей нужен присмотр! Она больна, или ты не видишь?

Вика изо всех сил старалась держать себя в руках. Но, видимо, что-то нехорошее прозвучало в голосе, потому что Алессия выпустила ее ногу и поползла подальше от нее.

– Больна? – с притворным удивлением переспросил Бенито. – Я ничего не замечаю.

От бешенства Вика даже перестала спотыкаться на подзабытых итальянских словах.

– Ты же убиваешь ее! – тихо процедила она. – Что она делает для тебя, малыш Бенито? Стирает твое белье? Готовит для тебя кофе? Что, оказалось удобно держать здесь слабоумную прислугу?

Парень шагнул навстречу Вике и остановился в полушаге, нависая над ней. Вика не отшатнулась. Ей больше не было страшно: злость на этого молодого подлеца и жалость к несчастной помешанной вытеснили испуг.

– Ты спрашиваешь, зачем она мне здесь? – голос Бенито стал отвратительно скрипучим. От звука его хотелось заткнуть уши, словно водили пальцем по стеклу. – Может быть, потому, что мой отец не пожелал иметь дурочку в своем доме и сдал ее в больницу? Может быть, потому, что там ее так лечили, что ей с каждой неделей становилось все хуже? Или потому, что, когда я увез ее оттуда, она даже не узнавала меня?! – его голос взвился до визга. – Или потому, что отец выгнал к дьяволу нас обоих, когда я привел ее домой?!

Алессия жалобно вскрикнула, и Бенито осекся. Задыхаясь, он отошел в сторону и отвернулся.

Наступило долгое молчание, прерываемое только тихим испуганным бормотанием больной девушки.

– Твой отец выгнал из дома собственную дочь? – недоверчиво спросила Вика.

Бенито ответил не сразу.

– Не собственную. Наша мать изменила ему. Родилась девочка. Отец делал вид, что простил. Мать умерла три года назад. Тогда отец сразу избавился от Алес.

Он по-прежнему стоял к Вике спиной. Рубаха белела в сумраке.

– У твоего отца еще есть дети? – спросила Вика после долгого молчания.

– Трое парней, кроме меня. Зачем слабоумная девка, когда есть мужчины! Наследники. Не чужая кровь.

Вика молча кивнула, хотя Бенито не мог этого видеть. Она хотела спросить, а как же биологический отец девушки, но потом подумала, что это не имеет значения. Если бы он хотел, давно бы объявился. А может быть, он покоится в могиле, как мать Бенито.

Алессия сидела на корточках и самозабвенно выдирала нити из ковра в том месте, где просвечивала основа. Теперь Вике стали ясны настоящие причины его ветхости.

– Алес, посмотри на меня, – ласково сказала она. Ей самой стало противно от патоки в своем голосе. Так разговаривают с маленькими детьми и собаками те, кто не понимает первых и боится вторых.

Быстрый затравленный взгляд вполоборота. Когда не бросалась в глаза нижняя часть лица, Алес можно было принять за обычного диковатого подростка.

– Сколько ей лет?

– Девятнадцать, – неохотно сказал парень.

Вика протянула руку и очень мягко погладила Алес по плечу. Та не вздрогнула и не отстранилась. Движения пальцев, выдиравших одну толстую нить за другой, замедлились. Вика провела ладонью по плечу девушки еще раз – ощущая каждую выпирающую косточку, – и пальцы оставили свою бессмысленную работу.

Сзади чиркнула зажигалка.

– Я часто кричу на нее, – сообщил за Викиной спиной Бенито, глубоко затягиваясь. – Она привыкла.

– За что кричишь?

– Когда веду ее мыться, а она не хочет выходить из дома. Ведет себя как тупая корова. Слышишь, Алес, про тебя говорят!

Девушка ничем не показала, что понимает его слова.

– В голове у нее один птичий помет, – флегматично заметил Бенито. – И тот протухший.

Он до того непринужденно перешел от ярости к невозмутимости, что у Вики закралось подозрение, будто и первое, и второе – игра на публику.

– Если бы не Алес, я бы занимался семейным делом, как и братья! Был бы уважаемым человеком. А сейчас я кто? Бенито-дурачок! Бенито-неудачник!

– Извини меня, пожалуйста, – попросила Вика.

– За что?

– За то, что я сказала гадость про тебя и Алес.

Бенито молчал очень долго, и за это время Вику успела хорошенько погрызть ее собственная совесть. Он тебя спас, нашептывала совесть, рисковал своей жизнью – вспомни заточку! Доверился тебе, приведя в свое тайное логово. А ты, неблагодарная свинья, обвинила его во всех грехах. Хорошо еще, тебе удалось удержать язык за зубами и ты не ляпнула, что несчастная дурочка наверняка согревает ему постель. Не стыдно тебе, Маткевич?

Вике было очень стыдно.

Она осторожно обернулась на Бенито. Он смотрел на нее с такой горечью, с такой обидой, что Вике захотелось провалиться сквозь пол.

И вдруг угол рта у него дернулся. Вика в первый момент решила, что ей почудилось. Но тут губы Бенито разъехались в довольной ухмылке, и он загоготал, сгибаясь пополам и хлопая себя по коленям, как обезьяна.

– Видела бы ты свое лицо!

Он утер выступившие слезы.

– Еще немного, и ты бы зарыдала. «Бедный Бенито, прости меня!» – у него снова получилось очень похоже передразнить ее дрожащий голос. – Брось! Я не обижаюсь, клянусь небесами!

– А мог бы и обидеться, – сердито сказала Вика, совесть которой мигом заткнулась и смущенно уползла подальше.

– На что? Ты первый человек за много лет, кто захотел защитить ее.

«Второй», – мысленно поправила Вика.

– Поднимайся, Алес! – скомандовал Бенито и похлопал сестру по плечу. – Пора идти! Если посидит тут еще, станет как бешеная, – пояснил он. – Слишком много впечатлений. Алес! Наверх!

Девушка послушно встала, глядя в сторону. Просеменила к лестнице. И напоследок, обернувшись, пробубнила, скользнув по Вике своими прекрасными глазами:

– Бона сэра!

– Сейчас не ночь, – поправила Вика.

Бенито выплюнул прилипшую к губе сигарету:

– У нее всегда ночь.