Синтез - Войтышко Мацей - Страница 3

С трудом вернули жизнь одному пилоту, гипотермированному в 1997 году после взрыва термоядерных двигателей экспериментального авиакоптера, и это был единственный успех группы, руководимой Зборовским. Кроме не наилучших результатов исследовательских изысканий, его донимали и другие заботы. Пока Александр не стал шефом, он не мог себе даже представить, до чего неприятно им быть.

Зборовский как раз шел по коридору, стараясь каким-то образом отделаться от ассистента Пацулы, который настойчиво его атаковал.

— Во-первых, — перечислял Пацула, — я уже двадцатипятилетний полноправный гражданин. Во-вторых, я добился больших успехов в работе. В-третьих, уже почти все в нашем Институте получили разрешения. В-четвертых, местком дал мне наилучшую характеристику...

— Я понимаю вас, Кароль, отлично понимаю, — выкручивался Зборовский, — и целиком поддерживаю ваше заявление, но... к сожалению... вы сами знаете... если лимит исчерпан...

— Каким-то образом для вас лимит не оказался исчерпанным, — язвительно прошипел ассистент Пацула.

— Я свое разрешение получил пятнадцать лет назад, — в сердцах ответил отец Эли и Петруся. — И тогда мне было тридцать пять лет. А вы не можете подождать еще год.

— И так уже три года меня водят за нос: то одно, то другое. Если бы вы как начальник присоединили свое мнение...

— А вы знаете, какой кромешный ад мне потом устраивают в Управлении? — рявкнул Зборовский. — Вызывает меня директор и начинает: «Так вам не известно, что у нас лимиты, что нужно придерживаться инструкций, что у нас превышения!»

— А мне жена дома каждый день одно и то же: «У всех соседей уже есть, а вон те напротив так уже и третье разрешение в течение пяти лет получили, только мой муж такой недотёпа. Авиакоптера добивался дольше всех в районе, лучшую квартиру мы ждали почти год...» — и так далее и тому подобное. Я не могу в таких условиях работать.

— Хорошо, зайдите потом в мой кабинет, я посмотрю, что удастся сделать, — произнес подавленный Зборовский.

— Благодарю, от всей души благодарю! — вскричал ассистент Пацула и, будто на крыльях, помчался на свое рабочее место.

А Зборовский продолжал свой путь по коридору, в отчаянии размышляя о том, как это страшно быть шефом.

Никто не любит принимать решений, если, так или иначе, за это ждут его неприятности. Александр преохотно отдал бы все прелести власти, кабинет и автоматическую секретаршу, любезные приглашения на научные конгрессы, самый высокий оклад — за крупицу душевного спокойствия и возможность заниматься в тиши своими исследованиями.

К сожалению, в этот день ему не было суждено так просто дойти до лаборатории, которую острые на язык коллеги из других отделов называли «криптой»[4] или «катакомбами» из-за целого ряда стоящих там специальных ящиков с замороженными людьми.

Едва он прошел несколько шагов, как на горизонте уже замаячила доцент Ирена из Управления.

— На следующей неделе летишь в Найроби, — сказала она. — Им нужна экспертиза.

Александр печально кивнул.

— Да, еще вот: пятнадцать минут назад я отвела в твой кабинет Элю и Петруся. Они сказали, что подождут.

— Что? — изумился несчастный научный работник. — Каким образом они попали в Институт?

— Я их впустила, — невозмутимо ответила доцент Ирена. — Они сказали, что у них к тебе важное дело.

— Благодарю тебя, но, может, лучше было...

— Они выглядели очень смущенными.

В голове Зборовского блеснула отчаянная мысль.

— Прекрасно, — сказал он. — Они здесь, мои ангелочки. Спасибо тебе, Ирена.

Александр нажал вмонтированный в верхний кармашек аппарат связи с сотрудниками и произнес:

— Прошу ассистента Пацулу зайти ко мне, — после чего почти радостно вошел в кабинет.

— Папа, — заявила Эльжбета, — произошла ужасная вещь.

— В чем дело?

— Мы не можем никуда выехать!

— Это почему же?

Эля перевела дыхание и сказала:

— Потому что тетка Флора на нас донесла.

— Что ты такое говоришь, дитя мое?

— Да, да, сегодня появился какой-то человек из Управления Контроля Машин и заявил, что ему сообщили о взбунтовавшейся машине в нашем доме. Он тщательно осмотрел Франтишека и затем потребовал, чтобы никто из нашей семьи не выезжал из города в течение двух месяцев!

— Ах, так, понимаю, — отец покивал головой.

— Ассистент Кароль Пацула, — доложила секретарша-автомат.

— Прошу, прошу, Кароль, — обрадовался отец. — Вы ведь знаете моих детей, правда? Эля, может быть, ты повторишь историю, которую рассказывала минуту назад?

Эля недоверчиво посмотрела на отца и на ассистента Пацулу, перевела дыхание и начала:

— Вчера наш робот Франтишек вышвырнул тетку Флору из квартиры, вернее выставил, поскольку Петрусь запрограммировал его так, что когда мама сказала «ликвидировать причину», то Франтишек тетю выставил, и тетка...

— Эта выставленная? — живо спросил ассистент.

— Ну да... видимо, дала знать в Управление Контроля Машин, и пришел кто-то из Управления и запретил нам всем выезжать на кан... то есть на двухмесячный срок из города.

— А вы, — обратился Пацула к Зборовскому, — должны ехать через две недели на конгресс! Вот так удружили вам!

— Минутку, Кароль. А как выглядел этот человек, Петрусь?

Петрусь некоторое время молчал, опустив голову, потом произнес:

— Ну... такой... обыкновенный.

— Высокий, интересный брюнет с голубыми глазами, — вставила Эля. — Желтая курточка, прошитая оранжевой строчкой, белые брюки, черные мягкие ботинки. Прилетел на фиолетовом авиакоптере.

— Так я его, пожалуй, знаю, — подтвердил Пацула. — Он как-то был у нас, когда испортился...

— Простите, — прервал его Зборовский. — Петрусь, повтори точно, что сказал этот брюнет.

Петрусь, не поднимавший глаз от носков ботинок, откашлялся:

— Ну... чтобы остаться и не выезжать.

— Однако, это ни на что не похоже: наложить запрет, не предупредив вас лично, — удивился Пацула. — Ведь такие запреты вводятся только в исключительных случаях: какая-нибудь опасная авария оборудования, что-то...

Александр иронически посмотрел на него.

— Прошу соединить меня с Главным Управлением Контроля Машин.

— Эта информация могла туда еще не поступить, — торопливо проговорила Эля. — Он, этот брюнет, полетел куда-то дальше...

— Кончай, — прервал Петрусь. — Никого не было. Мы полетим на Луну.

— На какую еще Луну? — поразился Кароль.

— Папочка, никого не было, — с раскаянием признала Эля. — Просто мы считали это нашим последним шансом, чтобы не лететь на Луну.

— Я вовсе не думал о Луне, — ответил отец. — Я имел и виду поездку к дедушке и бабушке.

— Правда? — крикнул Петрусь. — Папочка, ты чудесный, любимый, неповторимый!

— Папка! — взвизгнула Эля. — Это бесподобно.

— Но после такой страшной лжи я сам не знаю, что делать, — сказал Зборовский. — Ведь вы лжете без зазрения совести.

— Ну разве я не говорил тебе, папа, что Франтишеку необходим детектор! — обрадовался Петрусь.

— Убирайтесь отсюда побыстрее, иначе я вас убью, — заявил отец. — А вечером поговорим!

— Ну и что, Кароль? Вы по-прежнему настаиваете на своей просьбе? — спросил Александр, когда Петрусь и Эля вышли.

Кароль Пацула был поражен.

— Значит, они все это выдумали? — спросил он.

— Не все. Робот действительно испорчен, — ответил Александр с иронией, как и подобает криогенику, холодной.

— Неслыханно...

— Да... Так поддерживать ваше заявление?

— Что? Ну да, да!

— После всего, что вы тут видели?

— Что в этом такого? Обычные детские шалости.

— Я должен это понимать так, что вы по-прежнему настаиваете?

— Конечно, конечно, это разрешение меня осчастливит...

Александр сочувственно покивал и продиктовал автоматической секретарше заключение в Управление:

— Поддерживаю просьбу гражданина Кароля Пацулы о предоставлении ему права на обзаведение двумя детьми. Несмотря на превышение нашим Учреждением установленных лимитов, вышеупомянутое разрешение должно быть выдано гражданину Каролю Пацуле, поскольку он является добросовестным работником и, полагаю, будет терпеливым отцом.