Последняя тайна храма - Сассман Пол - Страница 68

– «Честь моя зовется верность» – девиз СС, – пояснил Дюпон, подавая ей чашку горячего кофе.

– Вы все это продаете? – спросила Лайла.

– Нет, что вы – во Франции торговать такими вещами запрещено. Так, своего рода хобби. Не одобряете?

Она пожала плечами.

– Ну, честно говоря, я бы не стала держать такие предметы у себя дома. Вызывает слишком уж мрачные ассоциации.

Дюпон улыбнулся:

– Не думайте ничего дурного – я коллекционирую исключительно из эстетических соображений. Идеология Третьего рейха мне не ближе, чем рабство или казни через распятие – коллекционеру римских древностей. Другое дело – исторический контекст. Это завлекает. Уверяю, если бы вы узнали немного больше об истории этих предметов, об их владельцах, вас бы саму затянуло.

Она снова пожала плечами, как бы выражая сомнение в его словах.

– Не верите? Ну тогда пойдемте, я вам кое-что покажу.

Он провел ее в другую часть помещения, где в стену был вделан металлический сейф. Набрав код, Дюпон открыл дверцу и вытащил небольшой, обернутый в кожу квадратный футляр. Он открыл крышку и протянул его гостье.

– Рыцарский крест с дубовыми лаврами, мечами и бриллиантами, – сказал он, пока Лайла удивленно рассматривала черный металлический крест на вельветовой подкладке. – Высшая награда нацистской Германии. Таких было всего двадцать семь экземпляров, причем тот, что перед вами, – единственный, пожалованный не за боевые заслуги. Необычайно ценная вещь. Даже не представляю, сколько она могла бы стоить. Наверняка дороже всего остального, что есть в этом доме, вместе взятого. А может, дороже и самого дома. – Он ненадолго прервался и продолжил: – Этого ордена был удостоен человек, ради которого, насколько я понимаю, вы сюда и приехали.

– Быть не может! – воскликнула Лайла, широко раскрыв глаза. – Неужели… Дитер Хот?

Дюпон кивнул.

– Где вы ухитрились его заполучить? – спросила она, подходя ближе и глядя на орден.

– Долгая и скучная история, – ответил он, махнув сигарой. – Не хочу отнимать ваше время на такие детали. Я просто хотел показать вам, как быстро человек, сам того не желая, соприкасается с перипетиями прошлого, начав собирать материальные свидетельства старины. И не важно, что Хот был закоренелым негодяем. Его судьба, его тайна, притягивает вас, а не он сам как человек. Так что мораль здесь ни при чем.

Любовно посмотрев еще раз на орден, Дюпон закрыл футляр и убрал его обратно в сейф. Он подвинул Лайле скрипучее кожаное кресло, а сам подошел к книжной полке и стал перебирать пальцем корешки фолиантов.

– Итак, что же вы хотели узнать о докторе Хоте? – спросил Дюпон, немного свесив голову набок, рассматривая названия поочередно выдвигаемых томов.

– Все, что вы можете рассказать о его пребывании в Кастельомбре, – ответила Лайла, отставляя чашку и роясь в рюкзаке. – Магнус Топпинг рекомендовал мне вас как эксперта по этому вопросу.

Она достала блокнот и ручку и откинулась на спинку кресла.

– Еще я хотела бы, чтобы вы поподробнее рассказали о связи Хота с человеком по имени Вильгельм де Релинкур, о чем вы бегло упомянули в сноске к вашей статье для Интернета.

Дюпон кивнул и продолжил двигать пальцем по корешкам книг, пока наконец не вытащил старый том. Он смахнул пыль с переплета, полистал пожелтевшие страницы и, остановившись на нужном месте, передал раскрытую книгу Лайле.

– Дитер Хот, – сказал он, указывая на зернистую черно-белую фотографию. – Один из очень немногих сохранившихся снимков.

Высокий красивый мужчина с впалыми щеками, угольного цвета глазами и длинным орлиным носом гордо смотрел на Лайлу с фотографии. Ее внимание привлекли две молнии на воротнике его офицерской формы.

– Хот состоял в СС? – удивленно спросила она.

– В «Анненэрбе», – ответил Дюпон. – Это что-то вроде мозгового центра СС. Хот был археологом, причем незаурядным, что признавали все его коллеги. В «Анненэрбе» он возглавлял египетский отдел.

– Он был египтологом? – спросила Лайла еще более изумленным голосом.

– Специалистом по египетской археологии, если быть более точным. Но в принципе вы правы – он занимался Египтом.

– Тогда каким же ветром его занесло в южную Францию?

Дюпон ухмыльнулся, издав хриплый звук, похожий на работу стартера при включении зажигания.

– Хороший вопрос. И, насколько я знаю, убедительного ответа на него пока никто не дал.

Он докурил сигару и, сбросив окурок в пепельницу, уселся на шаткий вращающийся стул. Откуда-то сверху донеслось воркование голубей и скрежет когтей по черепицам. Наступила долгая пауза.

– Чтобы понять, как сложилась карьера Хота, необходимо учесть, насколько нацисты были помешаны на истории, – продолжил разговор француз. – Гитлеру и его сподвижникам было недостаточно военного господства Рейха. Как вожди любого деспотического режима, они стремились обосновать и легитимизировать свою власть, используя для этого историю.

Дюпон достал из кармана халата плоскую медную коробочку с сигарами и закурил.

– Археология и археологи с самого начала играли важнейшую роль в этом процессе. Гиммлер одним из первых осознал их значение для Рейха. В тридцать пятом году он учредил «Анненэрбе», что в переводе с немецкого означает «Наследие предков» – особый отдел в структуре СС, в задачу которого входил поиск материалов, подкрепляющих теорию о ведущей роли Германии в мировой истории. С этой целью нацистское руководство, не жалея средств, посылало экспедицию за экспедицией по всему миру – в Иран, Грецию, Египет и даже в Тибет.

– Исследовательские?

– В том числе. Гиммлер стремился найти подтверждение тому, что арийская германская культура не замыкалась в пределах северной Европы, а была двигателем всей современной цивилизации. Кроме того, «Анненэрбе» промышлял грабежом, причем в беспрецедентных масштабах. Памятники древности тоннами вывозились в Берлин, к вящей славе Рейха. Нацисты были одержимы страстью к истории, но вдвойне они были одержимы, когда речь заходила об исторических памятниках. Ведь если владеть реликтами прошлого, то в какой-то степени можно подчинить себе и саму историю.

– И какое участие во всем этом принимал Хот?

– Самое непосредственное. Как я сказал, он был великолепным археологом. А также активным сторонником нацистской партии. Его отец, промышленник Людвиг Хот, дружил с Геббельсом. Так что неудивительно, что через некоторое время Хоту-младшему предложили – или он сам предложил, что тоже возможно, – применить свой опыт и знания для поддержки нацистской пропаганды. Ему было всего двадцать три года, когда основали «Анненэрбе», но Гиммлер лично назначил его главой египетского отдела, дав в секретном письме команду вести как можно больше раскопок и вывозить как можно больше древностей.

Дюпон затянулся сигарой и провел несколько раз туда-сюда рукой, разгоняя клубы голубовато-серого дыма.

– Вслед за тем Хот три года ездил по Египту, делая вид, что проводит многочисленные раскопки под прикрытием «Дойче ориент-гезельшафт». На самом деле он по большей части воровал все ценное, что попадалось под руку. По приблизительным оценкам, в Германию было вывезено несколько тысяч памятников древности. Сохранилось письмо Гиммлера Гансу Рейнрату, также археологу и члену НСДАП, в котором шеф СС в шутку жалуется, что Хот превратил замок Вевельсбург (где находилась штаб-квартира СС) в съемочную площадку фильма «Мумия».

– Но как это связано с Кастельомбром? Я не понимаю… – постаралась вернуть разговор к интересовавшему ее предмету Лайла.

– В этом-то вся загвоздка! – улыбнулся Дюпон. – На поверхности вроде бы никакой связи действительно не прослеживается. До тридцать восьмого года Хота интересовал исключительно Египет. И надо сказать, что в отличие от Гиммлера и его окружения он никогда не увлекался всякой оккультной чушью типа Святого Грааля и Атлантиды. Он был, вероятно, изрядный грабитель, но точно не псих.

Однако, – продолжил Дюпон, – в ноябре тридцать восьмого Хот, этот лучший, по всеобщим оценкам, археолог Египта своего времени, для которого страна фараонов была всем на свете, неожиданно прекращает работу в Египте и погружается в изучение каких-то дремучих средневековых легенд о спрятанном сокровище. Поразительная перемена – причем не только в сфере интересов, но и в характере. Даже не пойму, почему об этом так мало пишут.