Последняя тайна храма - Сассман Пол - Страница 103

Удивительно, но, хотя они приехали сюда в полдень, сейчас лишь занимался рассвет, как будто поезд времени соскользнул с путей и откатился назад. Они посмотрели на восток, где розовые и зеленые лучи окрашивали горизонт над зубцами холмов Мукаттам, затем прошли по пустынной площади и сели на скамью. Едва успели они присесть, как маленький мальчик в белой джеллабе и с ярко-голубыми глазами подошел к ним, неся в руках поднос с двумя чашками чая.

– Дедушка просил дать вам это, когда вы выйдете, – сказал он, протягивая поднос. – Он будет ждать в синагоге, когда вы допьете.

Они взяли по чашке, и мальчик тут же исчез. Халифа закурил и стал вглядываться в последние слабые звезды, еще мерцавшие на светлеющем небе.

– И что же мы будем с ней делать? – спросил он после долгого затишья.

Бен-Рой наклонился вперед и подул на чай.

– Стараться делать добро, – пробормотал он, – и уважать других людей.

– В смысле?

– Это были последние слова Гали. Она сказала мне их, перед тем как умерла. Делай добро и старайся уважать других. Это был ее завет мне. – Он поднял взгляд на Халифу, затем снова опустил глаза. – Я никогда никому об этом не говорил.

Египтянин улыбнулся и поднес к губам чашку. Это был его любимый чай – сладкий и в то же время крепкий, красновато-коричневый, почти алый.

– Она может причинить много бедствий, – сказал Бен-Рой после короткой паузы, глотнув чаю. – Найдутся новые Хар-Зионы и аль-Мулатхамы, которые будут использовать ее в своих целях, чтобы натравить народы друг на друга.

Халифа затянулся. Поверх гор начал выглядывать узкий красный серп солнца.

– В ней столько… силы, – продолжил Бен-Рой, – столько… таинственного. Обращаться с ней надо очень бережно, и я не думаю, что мы к этому готовы. Сейчас по крайней мере, когда все и так живут на грани войны…

Он поставил чашку и сложил руки на груди. Два пчелоеда, спорхнув с ветви дерева, стали стучать по земле вытянутыми, словно гусиное перо, клювами. Следователи переглянулись, поймав друг у друга одинаковое выражение глаз.

– По рукам? – спросил Бен-Рой.

– По рукам, – сказал Халифа, докурив сигарету и притаптывая окурок ботинком.

–Позвоню Милану. Успокою его, скажу, что она в сохранности. А ему больше и не надо знать.

– Он надежный человек?

– Йехуда? – улыбнулся Бен-Рой. – Да, надежный. Поэтому я ему первому и рассказал о меноре. Он хороший человек. Как и его дочь.

– Дочь?

– Разве я не говорил? – спросил Бен-Рой. – Ты, наверное, просто забыл.

– Не говорил что?

Израильтянин провел ладонью по волосам.

– Йехуда Милан – Галин отец.

Они волновались, что их решение опечалит старика, однако, когда они рассказали ему, он лишь кивнул и загадочно улыбнулся.

– Нашей обязанностью было хранить светильник и поведать о нем, когда придет предреченный час, – тихим голосом сказал он. – Мы ее выполнили. Иное не в нашей власти.

Снаружи послышался топот, и в синагогу вбежал маленький мальчик. Старик прижал его к себе и положил руку ему на плечо.

– Что будете теперь делать? – спросил Халифа.

– Теперь? – Старик пожал плечами. – Будем жить здесь, как и прежде.

– А как же светильник? Что будет с ним?

– Светильник останется на своем месте, и мы будем продолжать его охранять, пока на то будет воля Божья. Пока горят его свечи, в мире остается свет, какие бы темные вещи ни происходили.

Мальчик дернул дедушку за платье и, привстав на цыпочки, прошептал ему что-то на ухо. Старик захихикал и поцеловал внука в лоб.

– Он говорит, что, когда я умру и он станет хранителем, вы сможете приходить и смотреть на светильник, когда захотите.

Следователи засмеялись.

– Да пребудет с вами Господь, друзья мои! Свет меноры отныне горит в ваших сердцах. И пусть он никогда не угаснет.

Он взглянул им в глаза, и они почувствовали, будто парят в невесомости; затем, кивнув, старик взял под руку мальчика и удалился в тень под деревянной галерей, исчезнув так незаметно, словно никогда и не существовал.

Выходя из синагоги, Бен-Рой провел ладонью по голове.

– Мое ухо… Оно зажило, – сказал он.

Каир

– Просьба всем пассажирам, вылетающим рейсом четыреста тридцать первым компании «Иджипт эйр» в Асуан через Луксор, проследовать на посадку!

Было шесть часов вечера, когда Халифа наконец приехал в аэропорт. Он хотел лететь более ранним рейсом, но Зенаб, узнав, что он в Каире, уговорила его воспользоваться случаем и провести день в компании каирских приятелей. Халифа последовал ее совету и позавтракал с их старыми друзьями Тавфиком и Наваль в «Гроппис»[90] на Мидан Талаат Харб, затем встретился с профессором аль-Хабиби, который накануне вернулся из Европы, а напоследок еще раз посидел в «Гроппис», с другом детства, толстяком Абдулой Вассами, одолевшим, в подтверждение своего прозвища, шесть эклеров, три басбузы[91] и шесть ломтиков пропитанного медом катифа[92] («Ну, пожалуй, и хватит, – объявил он с видом, полным кротости. – Надо же еще место оставить для ужина!»).

И вот Халифа ехал домой.

– Просьба всем пассажирам рейса четыреста тридцать один компании «Иджипт эйр», следующим в Асуан через Луксор, немедленно проследовать на посадку!

По ту сторону ограждений паспортного контроля суетились опаздывавшие пассажиры, спешившие через стеклянные двери к автобусу, который отвозил их к трапу самолета. Халифа вертелся на месте, разыскивая Бен-Роя, с которым договорился встретиться под главным табло в зале вылетов (рейс израильтянина был в восемь часов). Тут же толпилась большая группа английских туристок, все в одинаковых сомбреро. Арие, однако, видно не было. Халифа подождал еще минуту, затем, после очередного объявления посадки на его рейс, двинулся к пункту проверки.

– Халифа!

Израильтянин пробивался сквозь плотное скопление англичанок, держа в руках по огромному целлофановому пакету. Египтянин обернулся и пошел ему навстречу.

– Думал, ты уже не успеешь.

– Да все никак не мог найти проклятый терминал!

Бен-Рой поставил пакеты на пол, вытер тыльной стороной ладони запотевший лоб и, вытащив серебряную фляжку, отвинтил крышку и поднес к губам. Убирая ее обратно, он заметил укоризненный взгляд Халифы.

– Зря дуешься! – защитился Бен-Рой. – Обычный настой гибискуса. Как вы его называете?

– Каркадайя?

– Он самый. Отлично освежает. Подумал, надо бы подстегнуть старый драндулет!

Халифа не понял последнее слово, хотя смысл фразы уяснил и улыбнулся. Наступила напряженная пауза, которую никто из них не знал, как прервать. Халифа опустил глаза на пакеты Бен-Роя.

– Детские раскраски? – с удивлением спросил он.

– Что? А, да. Распродажа была, решил купить, когда гулял по городу. Подарю одной знакомой учительнице, она работает в экспериментальной школе, где вместе обучаются палестинские и израильские ребята. А денег у них не хватает… – Израильтянин внезапно прервался, смутившись. – Ну, в общем, я подумал, ей пригодится.

Халифа кивнул.

– Она красивая, эта учительница?

– Да, очень. У нее такие длинные волосы и… – Бен-Рой снова запнулся на полуслове, рассерженно заметив, что попался в хитро расставленные сети. – Засранец ты. Халифа!

В его интонации не было и тени злости, а за сердитым взглядом скрывался игривый блеск. Снова раздался звуковой сигнал объявлений.

– Внимание! Просьба всем оставшимся пассажирам, вылетающим рейсом четыреста тридцать первым компании «Иджипт эйр» в Асуан через Луксор, немедленно проследовать на посадку!

– Меня зовут, – сказал Халифа.

Бен-Рой молчал, топчась на одном месте, затем протянул руку и сказал по-арабски:

– Ма-салям, сахеб![93]