Дунайские ночи (худ. Г. Малаков) - Авдеенко Александр Остапович - Страница 35

— Есть!… — Картер осторожно поставил легкую, прозрачную, из севрского фарфора чашечку на мраморную плиту, откинулся на гибкую, из нейлоновой веревки спинку стула и очень мирно, почти дружелюбно спросил: — Надеюсь, я могу с вами разговаривать как с высокодоверенным лицом?

— Само собой разумеется.

Картер снисходительно усмехнулся:

— Почему же вы так наивны?

— Да? — удивился Чарли. — Интересно, в чем же это проявилось?

— Неужели вы всерьез надеетесь извлечь какую-нибудь пользу из старой липовой истории? Тогда я был один в Париже, беззащитный, а теперь за мной мощь Штатов.

— Надеюсь! Вполне серьезно. Вы и теперь один и без всякой защиты.

— Глупо, Чарли. Я имею основание полагать, что ваши хозяева гораздо умнее. Вы все знаете обо мне?

— Да, все.

— И вы думаете, что я… Поверили моей фальшивке, рассчитанной только на то, чтобы избежать расстрела, скандала. Я не смерти боялся. Не хотел компрометировать свою страну.

— Слова, слова! «Писанине» поверят больше. — Чарли достал из внутреннего кармана пиджака несколько фотографий размером с почтовую открытку. Это были фотокопии обязательства Картера, данного людям адмирала Канариса. — Вот, полюбуйтесь.

Картер не захотел даже взглянуть на свои грехи молодости.

— Вы опоздали, Чарли. Холостой выстрел. Моему начальству давно известно, что я давал вынужденную подписку работать на немцев.

— Неправда, — мягко заметил Чарли. — Ни в вашем отчете, который вы написали для шефа управления личного состава, ни в протоколах службы расследований, ни в документе, посвященном провалу Картера в Париже в тысяча девятьсот сороковом году, ничего не сказано о вашем обязательстве работать на немцев. И потому, если мы сегодня или завтра пошлем эти документы в Баварию «Бизону»… Впрочем, теперь не пошлем. Подождем, пока он вернется из Вашингтона.

«Знают даже и об этом!» — ужаснулся Картер. Он долго молчал, глядя в пустую кофейную чашку.

Чарли курил и спокойно, вполголоса говорил:

— Вернувшись из Вашингтона, генерал Крапс увидит эти фотокопии. Картер был агентом нацистов! Представляете его гнев?!

Мимо кафе, по взрыхленной дорожке, проложенной вдоль аллеи, мягко протопала копытами золотистая, в белых чулках лошадь. Ею управляла молодая парижанка с коротко, под мальчишку, остриженной головой, в кавалерийских рейтузах, в темной строгой блузке.

Прошумела приземистая, похожая на акулу машина.

Гарсон принес свежий кофе.

На противоположном берегу пруда, на лужайке появилась детвора, бегущая за оранжевым мячом.

Чарли пил кофе, курил и неторопливо озирался, будто ему и в самом деле некуда было спешить, будто отдыхал, а не казнил бывшего агента нацистов.

Картер молча смотрел на него и с каждой секундой все больше и больше ненавидел. Ненавидел его спокойствие. Бесцветные жестокие глаза. Наглый голос. Среди бела дня в Булонском лесу схватил человека за горло и пытает!…

Ненавидел и завидовал. Кто он в самом деле? Нет, не Чарли. И не Жак, хотя превосходно говорит по-английски и по-французски. Где родился? Во имя чего рискует головой? Что делал при Гитлере?

«А что, если я встану и закричу во весь голос: караул, помогите!» — вдруг подумал Картер. Оглянулся, поискал глазами ажана. В кафе по-прежнему было малолюдно, и по аллеям изредка проносились машины.

Чарли только пожал плечами в ответ на беспокойное, явно беспомощное движение своего собеседника.

— Глупо, Рандольф, отчаиваться. Ничего особенного не случилось. Все остается на своих местах. Честь Штатов не пострадает. И ваша. Вы в полной безопасности. Шестнадцать лет американцы не знали о вашем обязательстве и еще двадцать не узнают. Кстати, я хочу сказать, почему мы так долго не напоминали вам о себе. Мы держали вас в резерве, ждали, когда вы сможете оказать нам наиболее важную услугу.

— Значит, вы уже все решили за меня? Уверены, что моего согласия не требуется?

— Согласия?… Так вот же оно!… — Чарли приложил руку к внутреннему карману, куда спрятал фотокопии обязательства.

Картер с живым интересом посмотрел на мутноглазого Чарли. Немец, конечно. Чистокровный. Из тех, что могут выдавать себя и за француза, и за испанца, и за южноамериканца. Старой выучки, собака. Геленовец. Сотрудничает с американцами, англичанами, французами и с чертовой дюжиной НАТО.

— Странно! — произнес Картер вслух. — Ничего не понимаю. Вы представляете наследников адмирала Канариса?

— Не так громко, Раф! Я никого не представляю, я сам по себе.

— Кто ваш шеф?

— Это неделикатно, Раф. — Чарли выпрямился, значительно посмотрел на Картера. — Мы просим оказать нам разовую услугу. Единственную. Больше никогда не побеспокоим. Предадим огню обязательства и пепел развеем. Окажите, Раф! Нам, новым немцам, аденауэровским. Уверяю вас: США и Запад не потерпят никакого ущерба от вашей откровенности. Наоборот, выиграют!

Картер молчал, думал. Перспектива стать двойником не ужаснула его. Немцы Аденауэра не немцы Гитлера. Есть риск, но кто, работая в разведке, не рискует? Самые знаменитые агенты секретной службы рано или поздно становились двойниками. Бессмертная Мата Хари, танцовщица из Португалии, была подготовлена к секретной работе своим любовником, мадридским военным атташе кайзеровской Германии лейтенантом Канарисом, впоследствии адмиралом и главным шефом военной разведки гитлеровского рейха. Мата Хари оказала немало услуг Канарису, он ее высоко ценил. И все же не уберег от соблазнов, и она стала двойником: выдавала англичанам и французам секреты Канариса. И сам Канарис впоследствии, уже будучи адмиралом, начальником гитлеровской военной разведки, почуяв близкий крах фюрера, кокетничал с американцами и англичанами, за что был повешен Гитлером. А Гелен, создатель мощной агентурной сети в Восточной Европе!… Служил верой и правдой Гитлеру. А теперь скачет на задних лапках перед Даллесом и «Бизоном». В истории шпионажа случаев двойного служения сколько угодно. Классическим двойником был полковник австро-венгерской армии, начальник секретной службы империи Альфред Редль. Уличенный русским военным атташе в Вене Зубовичем в тяжких моральных преступлениях, Альфред Редль выдал ему накануне войны архисекретный план развертывания сил и системы австрийских крепостей в Галиции. План составлялся в течение нескольких лет фельдмаршалом Конрадом фон Гетцендорфом и рухнул в одно мгновение, прочитанный русскими.

— Чего вы от меня хотите? — Картер неохотно прервал свои размышления.

— Я уже сказал: только одной важной услуги. Разумеется, мы щедро возместим.

Картер горько усмехнулся: «…одной важной услуги». Вероятно, такие же слова произносил перед ошалелым Редлем и русский полковник Зубович сорок лет назад в Вене. Возможно, и немецкая разведчица Мата Хари однажды услышала такие же слова от французов и англичан.

— Что именно я должен сделать? — спросил Картер.

— Нам нужна фотокопия плана, который генерал Крапс повез в Вашингтон.

Картер с уважением и некоторой долей страха посмотрел на собеседника. Побледневшие губы его с трудом пошевелились.

— Это невозможно, — едва внятно выдохнул он. — План строго охраняется.

— Как видите, не очень строго, раз нам он известен. — Лицо Чарли даже в этот, чрезвычайно выгодный момент, не осветилось победной улыбкой.

— Зачем же вам копия, если вы?…

— Знаем план лишь в общих чертах, а нас интересуют все детали.

— Детали я могу уточнить… устно.

— Прекрасно!

Чарли неторопливо опустил руку в карман, включил магнитофон, придвинулся к Картеру.

Подумав мгновение, Картер зажмурился и так, вслепую, внятной скороговоркой, проговорил:

— Бурная реакция во всем мире на крушение культа личности Сталина создает в высшей степени благоприятную почву и атмосферу для претворения в жизнь «Проблемы номер один». Она осуществляется на венгерском плацдарме, на самом важном перекрестке Восточной Европы, у Балканских ворот… — Картер облизал пересохшие губы, поднял глаза на чрезвычайно внимательного, притихшего Чарли. — Я только цитирую. Ни одного слова от себя.