Люси. Истоки рода человеческого - Джохансон Дональд - Страница 16

В 1936 году южноафриканское правительство объявило Макапансгат историческим памятником. В то время один посетитель, рассматривая места недавних взрывов, заметил, что здесь обнажился слой золы и сажи, лежавший ранее под твердым пластом сталагмитоподобной породы. Эта порода образовалась на дне пещеры и скрывала следы огня от посторонних глаз. При дальнейшем исследовании в золе был найден череп вымершего павиана. Несомненно, люди обитали в пещере задолго до того, как здесь погиб Макапан.

У Дарта был молодой способный студент Филип Тобайес. Именно он нашел череп павиана; показав его Дарту, он сказал:

— Благодаря этой находке древность Макапансгата намного увеличивается, не так ли?

— Да, это так, — ответил Дарт.

— Этим стоит заняться, — настаивал Тобайес. — Вам нужно было бы вернуться к полевым исследованиям.

В конце концов Дарт сдался. Во время войны он не мог вести раскопки, но к 1947 году собрал достаточную сумму денег, чтобы начать широкомасштабные работы в Макапансгате. Находки не заставили себя ждать. Спустя двенадцать лет в распоряжении Дарта было 150 тысяч ископаемых костей и их фрагментов. Чтобы обнаружить их, понадобилось перебрать и просеять 95 тонн брекчии. Большая часть найденных остатков принадлежала различным млекопитающим, но из них лишь очень малая доля — гоминидам. Дарта особенно заинтересовали 42 разбитых черепа павианов, из которых у 27 была повреждена левая сторона. Это странное совпадение озадачило ученого. С точки зрения статистики такую цифру трудно было объяснить случайностью. Могли ли 27 из 42 павианов погибнуть, например, от того, что всем им на левую половину головы свалились куски обрушившейся породы?

Дарту не понадобилось много времени, чтобы найти ответ. Ученый, которого Кизс некогда упрекал в неортодоксальности мышления, высказал теперь идею, столь же необычную, как его прежнее утверждение, что «бэби из Таунга» уже не относится к обезьянам. Он пришел к выводу, что павианы стали жертвами охотников-австралопитеков, предпочитавших действовать правой рукой!

Дарт начал строить умозаключения об образе жизни своих миниатюрных гоминид. То, что они передвигались на двух ногах, было теперь уже твердо установлено. Это означало, что большую часть времени, а может быть и все время, они проводили на земле, бродя по высохшей, поросшей кустарником саванне, которая, вероятно, мало чем отличалась от нынешних южноафриканских степей (вельдов). «Как им удавалось выжить?» — размышлял Дарт. Дело в том, что в отличие от других обитателей саванн — павианов — его гоминиды не имели крупных клыков и наверняка не могли так же ловко карабкаться на деревья и отвесные скалы. А ведь им не меньше, чем павианам, угрожало нападение крупных хищников. Как им удавалось защитить себя?

С помощью оружия — такой ответ подсказывала необычная коллекция разбитых черепов павианов. По мнению Дарта, австралопитек из Макапансгата был жестоким маленьким созданием, которое сумело уцелеть в окружавшем его враждебном мире только потому, что смогло развить свои кровожадные инстинкты благодаря использованию оружия. Дарт писал: «Австралопитек вел суровую жизнь. Он безжалостно убивал своих соплеменников и поедал их, так же как и других животных, молодых или старых. Он питался мясом и потому должен был при всякой возможности овладевать добычей, а потом день и ночь охранять ее от других хищников».

Чтобы утвердить за австралопитеком репутацию свирепого вооруженного маленького убийцы, нужно было найти его оружие. Долгие годы Дарт искал каменные орудия, но так и не нашел ни одного. Тогда он стал изучать найденные в Макапансгате кости животных и пришел к выводу, что среди них было необычно много длинных костей с тяжелыми расширенными концами, рогов антилоп, нижних челюстей с сидящими в них крупными зубами. «Это и есть, — объявил Дарт, — оружие австралопитека: он выбирал среди множества костей подходящие и приносил в пещеру». От них-то и пошли в дальнейшем всевозможные дубинки, кинжалы, скребла, пики, пилы. Для этой не связанной с камнем культуры Дарт придумал название остеодонтокератическая, т. е. «костно-зубо-роговая».

За двадцать или тридцать лет, которые прошли с тех пор, как Дарт объявил о существовании остеодонтокератической культуры, наука узнала так много нового о способностях австралопитеков и их вероятном образе жизни, что нынешние антропологи при упоминании этого термина испытывают нечто похожее на неловкость. Они высоко оценивают блестящее открытие Дарта — описание первого австралопитека, но не могут согласиться с более поздней ошибочной гипотезой.

Антропологии вдвойне не повезло: Дарт, находясь в зените своих остеодонтокератических домыслов, случайно встретился с приехавшим в Африку американским журналистом, покойным Робертом Ардри. Тот обладал живым воображением, и его сразу же увлекла нарисованная Дартом картина жизни предковых форм, чья пугающая склонность к убийству себе подобных резко отделяла их от других живых существ. Ардри пессимистично смотрел на современное человечество, и ему показалась очень заманчивой мысль о связи наших самых худших наклонностей, находящих свое отражение в убийствах и войнах, с инстинктами предков. А по представлению Дарта, все как раз и началось с австралопитековых, которые стали систематически приканчивать павианов.

И здесь, к сожалению, начинается антропология по аналогии. Ардри охотно признавался, что он не знаток ископаемых форм и не может отличить плечевой кости от большеберцовой. Однако он утверждал, что знает статистику. Когда Дарт показал ему, сколько черепов в коллекции было разбито сходным образом — гораздо больше, чем, казалось бы, можно объяснить случайным совпадением, — Ардри тут же уверовал в новую теорию. Он опубликовал увлекательную, но плохо обоснованную с научной точки зрения книгу «Африканский генезис», которая стала бестселлером и так прочно внедрила во многие умы представление об обезьянах-убийцах, что с ним приходится встречаться и по сей день. «Материалы, собранные Дартом, — писал Ардри, — позволяют считать хищных австралопитековых несомненными предшественниками человека и вероятными авторами его постоянного спутника — смертоносного оружия».

Одна из теорий объясняет появление костей австралопитековых в южноафриканских пещерах тем, что леопарды, охотившиеся на гоминид, затаскивали свою добычу на деревья, росшие возле карстовых воронок. Кости растерзанной жертвы падали в отверстие и смешивались с костями павианов и других животных, также убитых леопардами. Эта теория кажется более правдоподобной, чем та, согласно которой австралопитеки, охотившиеся на других животных и на себе подобных, сами приносили свою добычу в пещеры.

Между тем предполагаемая охота на павианов кажется маловероятной. Павиан — настолько осторожное и быстрое животное, что поймать его в результате погони для человека почти невозможно, не говоря уж о том, чтобы убить ударом в определенную часть головы. Едва ли можно представить себе, чтобы павиан с готовностью сидел и ждал, когда праворукий австралопитек тюкнет его в левую половину головы, как, видимо, думал Ардри.

Ардри приводит еще один случай «намеренного вооруженного нападения». На небольшом кусочке черепа молодого австралопитека «были обнаружены два маленьких округлых отверстия, разделенные расстоянием около дюйма. Это не могли быть следы зубов какого-либо животного — ни у кого из хищников клыки не посажены так близко друг к другу… Живому австралопитеку три четверти миллиона лет назад был чем-то нанесен удар. И не один раз. Его ударили дважды».

Фрагмент черепа с двумя отверстиями привлек к себе внимание Ч. К. Брейна, опытного геолога, директора Трансваальского музея. По его мнению, убийцами австралопитековых были скорее всего не их собственные сородичи, а хищные звери — возможно, леопард. Отверстия на черепе показались ему подозрительно похожими на следы зубов. Однако он не стал пускаться в умозаключения, а вместо этого измерил расстояние между острыми и тонкими нижними клыками у ряда хищников, которые в ту эпоху были обычны в Южной Африке: львов, леопардов и более мелких кошек. Отверстия на черепе соответствовали расположению зубов у леопарда.