Леший и Кикимора - Копейко Вера Васильевна - Страница 25

Катерина Николаевна попросила ее посидеть с девочкой, а сама поехала проверить, все ли в порядке перед открытием филиала фирмы «Ле Кики» в Москве.

Самое интересное — офис она сняла в особняке ВИП-Дам. Алексей Соболев отдал жене на откуп одежду для туристов, охотников и рыбаков. В этих вещах появилось кое-что новое — рядом с лейблом «Ле Кики» два крошечных вышитых бумеранга. А все, что с кевларовыми нитями, по-прежнему осталось в Юго-Восточной Азии.

Сейчас Алексей в Сиднее — улетел вместе с довольным Сергеем Антоновичем, который получил обещанное, — «финал» оказался успешным. Кстати, именно он стал крестным отцом Катерины Второй. Теперь ему предстояло оценить воплощение новой идеи своего ученика — кевларовые носки для мастеров восточных единоборств.

— Нет, не надо сразу жениться, — продолжала свою тайную мысль Катерина Вторая. — Пускай ко мне приедет он, потом я к нему, да?

Саша вздохнула:

— Знаешь, я позвоню Галие и скажу, чтобы она привезла к тебе всех своих племянников.

Катерина Вторая захихикала.

— Не всех, одного, того, кто вчера был Лешим. — Девочка снова покрутила головой.

Саша засмеялась. Галия теперь работала у Катерины Николаевны. У нее уже пять племянников. Пятый — ровесник Катерины Второй. Это он смутил сердце рыжеволосой Кикиморы. Вчера здесь, в загородном доме, было настоящее столпотворение — репетиция новогодней сказки. В ней Катерина Вторая была Кикиморой, а племянник Галии — Лешим.

Она посмотрела на часы. Миша вот-вот приедет за ней, он заберет ее отсюда, когда вернется Катерина Николаевна, и они покатят на пасеку. Дедушка приготовил пакет кипрейного чая и попросил об одолжении. Пока она учится на курсах английского языка в Оксфорде — Катерина Николаевна выполняет свое давнее обещание, — пускай подыщет ему партнера. Он хочет, как было в прежние времена, поставлять в Англию кипрейный чай.

Вернусь к тебе

1

Витечка проснулся от того, что почувствовал на своих губах чьи-то губы. Они были влажные и бархатистые. Он простонал в полусне:

— А-а-анна-а, — и собрался раздвинуть губы пошире.

Его удержал заливистый смех. Он узнал этот голос — хохочет Никита. На самом деле хозяин дома привалился к дверному косяку и держался за живот.

— Вот это сцена. Хорошо, что ваши ласки не видит моя жена, — прохрипел он. — Она бы подумала, что Дарзик собирается поменять ориентацию.

Витечка открыл глаза и быстро закрыл их. Усатая морда с круглыми бездонно-темными глазами в коротких ресницах-иголочках норовила теснее прижаться к его лицу.

— Уйди! — Он толкнул тушу, которая навалилась на него. Пятнистое длинное ухо прошлось по носу. Толстый бассет, который напомнил ему сетчатый мешок с золотистым луком, которым торгуют на овощных лотках, грохнулся на пол. — Да откуда он взялся? — Витечка дернулся и сел.

— Он не взялся, — засмеялся Никита, пропуская Дарзика в дверь, — он тут живет.

— Но вчера его не было, — упорствовал Витечка.

— Дарзик был. Он тихо спал на своей перинке, — не отступал Никита. — Только не подозревал о своем счастье — что ты дрыхнешь в соседней комнате.

— Фу. — Витечка искал, куда бы плюнуть. На ковер — неловко. Наконец вытер губы тыльной стороной ладони, потом прошелся ею по собственным белым боксерам, туго обхватившим бедра. — Что ему от меня надо? Не знаешь? — насмешливо спросил он приятеля.

— Дарзик всегда спешит на запах красного вина. Как бабочка на цветок, чтобы собрать нектар.

Витечка рассмеялся:

— Хороша бабочка. Бочка, а не бабочка.

— Не унижай нежное животное, — попросил Никита. — Страсть охватывает не только людей. Во всем виновата моя жена. Однажды дала псине попробовать красного сухого. С тех пор едва учует запах — кидается лизать. Все, что ни попадя. Ты, слава Богу, не самый опасный вариант для его драгоценного здоровья.

— Спасибо за доверие. Но если бы он меня пропустил, я бы не слишком огорчился, — проворчал Витечка. Он морщил лоб, что-то силясь вспомнить. — Мы что… вчера хорошо напробовались?

— Ну-у я бы сказал, мы настойчиво дегустировали. — Никита выпрямился и головой почти коснулся притолоки. Он привалился к косяку, засунул руки в карманы светлых брюк и скрестил ноги. Витечка видел перед собой довольного жизнью человека, и к нему вернулась вчерашняя радость. Он тоже доволен собой. Не меньше чем Никита. Они партнеры.

— Понятно. — Витечка выпрямил спину. — Хорошо, что я быстро проснулся, — фыркнул он. Хотя готов был поддаться утренним грезам, которые посещают мужчин в этот час. Он собирался насладиться моментом… Думал, что это Анна… Размечтался.

При воспоминании о жене на этот раз он не испытал печали, которая неотступно держала его последнее время. Он представил себе ее удивленное лицо. Ее широкую ладошку, на которой лежит «золотая виза», пластиковая карта, которую Витечка приготовил для нее.

Он выбрался из постели и протопал мимо Никиты в ванную.

— Твое полотенце зеленое, — предупредил Никита.

— Спасибо, а все остальные, я думаю, Дарзика, — проворчал он.

Витечка долго чистил зубы жесткой щеткой, благодаря которой, верил он, они до сих пор не знают сверла бормашины. Он долго стоял под душем, успокаивая тело, которое внезапно завелось и вытворяло невесть что. Он поливал себя то холодной водой, то горячей, делал это так долго, что Никита постучал в дверь и крикнул:

— Не думай плохо о Дарзике. Этот четвероногий привит от разных болезней. Он здоров и чист, как мало кто из двуногих.

Витечка фыркнул, осыпая брызгами розовую кафельную стену ванной. Он уже пришел в себя.

Вчера Никита предложил ему остаться, когда они допили присланную на пробу бутылку красного вина Они собирались определить, стоит ли это вино того, чтобы работать с ним. Красное сухое, в нем было не десять градусов, а двенадцать. Партнеры уверяли, что для Екатеринбурга, где они собирались его разливать и продавать, и для северного Суходольска, где собирались продавать, именно поэтому оно гораздо лучше. Крепче.

Никита и Витечка смеялись над ними — только сидя посреди Европы, можно вообразить, что разницу в два градуса, да еще вокруг десяти, способен заметить крепкий уральский и северный потребитель. В начале девяностых, когда в Суходольске не было ни капли спиртного, по городу ходила шутка: мол, надо срочно его переименовать. Пускай будет город Мокрогубовск, тогда магазинные полки станут ломиться от бутылок.

Вино обоим понравилось, они пили его и закусывали разговорами. Поэтому Витечка остался у Никиты.

— Моя виноградная жена у себя, я один, — сказал Никита. — Ложись и спи.

— Покажи где, — попросил Витечка.

Когда Никита подвел приятеля к кровати, он не удержался и осторожно задал вопрос:

— Витек, а ты до сих пор ничего не сказал Анне?

— Нет.

— Ты крепыш. — Он окинул его таким взглядом, будто перед ним сидел тяжелотелый борец сумо, а не изящный молодой мужчина. — Я бы не смог. — Он покрутил головой. — Даже не потому, что я болтун какой-нибудь. Я побоялся бы, что будет, если жена узнает, и вдруг не от меня. — Он покрутил головой. — На кухне не осталось бы ни одной сковородки. — Он засмеялся.

— Хорошо, что сковородки теперь не чугунные, — заметил Витечка.

— Но чтобы разбить тефлоновые, надо колотить ими о чугунную голову. — Никита кулаком постучал по своей голове. Густые рыжеватые волосы рассыпалась, искрясь в свете длинноногого торшера.

— Анна узнает, — сказал Витечка. — Но уже вместе с результатом. Я ей все расскажу, когда подарю вот эту карту. — Он вынул из кармана «золотую визу», которую только что получил в екатеринбургском банке. — Я скажу: «Держи, вот твоя шиншилловая ферма».

— Анна… — проговорил Никита. — Какое твердое имя. Читаешь с начала, читаешь с конца — все равно Анна. Между прочим, такие слова, которые одинаково читаются с начала и с конца, называются палиндром.

— Откуда ты такой умный филолог? — спросил Витечка.