Легионы идут за Дунай - Бакиев Амур - Страница 4

Легат нервно оттолкнул от себя блюдо с сыром.

– Я же просил не пичкать меня всякой ерундой! Меня интересуют вести из Рима Здоровье императора, вот что занимает подданных в период всей жизни! Почему до сих пор не прибыл Андротион?

– Презид[40] может не беспокоиться. У Андротиона есть еще два дня.

– Два дня! За два дня сигнальные факелы военных постов передадут известия три раза вокруг всей империи, клянусь Меркурием[41]!

– Через два дня здесь будет Андротион с самыми свежими новостями, – твердо повторил секретарь.

Наместник вдруг успокоился.

– Да помогут ему Фортуна, Термин[42] и Меркурий! Ступай, Феаген, и приведи ко мне в таблин[43] гонца Публия Супера!

Правитель Нижней Мезии покинул триклиний и направился в рабочий кабинет. Безмолвный раб-галл пододвинул хозяину светлое ореховое кресло. Руки сенатора властно легли на подлокотники.

Послышались четкие уверенные шаги. Занавеси колыхнулись, пропуская в помещение рослого плечистого воина. Корникулярий префекта Транстиерны был замызган грязью и выглядел усталым. Проконсул сразу обратил внимание на укороченные до икр галльские брюки на посланце» «О времена! О нравы! Вот и сыновья Ромула[44] одевают варварские штаны. Хотя, попробуй проходи в здешних краях без них хоть одну зиму».

– Публий Антоний Супер препозит[45] II когорты, префект кастра Транстиерна Марку Либерию Максиму говорит: Salve!

«Какой голос! Все-таки это истый римлянин» несмотря на варварский наряд. Клянусь водами Арверна[46]. Проконсул указал на скамью перед собой.

– Садись.

Вестовой опустился на самый краешек. Выпрямил спину.

– Имя? Откуда родом? Сколько лет в войсках?

Голос легата, обычно жесткий, изменился. В нем появились нотки участия.

– Авл Цециний Либер. Родом из Пизы. Фламиниевой трибы.

– Пизанец. Значит, немного этруск, как и твой великий земляк Вергилий?

– Все римляне немного этруски, совершеннейший.

– А ты, оказывается, философ, Авл, – живо откликнулся сенатор. – Что ж, ты прав.

процитировал он ни с того ни с сего и нахмурился.

– Сколько лет на службе?

– Семь лет, презид!

– Звание?

– Бенефициарий[48] доблестного Антония Сапера.

– Где донесение префекта? Что он велел передать на словах?

Легионер вскочил, расшнуровал бок панциря, извлёк оттуда чуть сплющенную кожаную трубку-цисту, на черной бечевке болталась оловянная печать.

– Лично в руки презида! Устно сказано, что донесение чрезвычайной важности и требует немедленного принятия решения.

Лаберий Максим взял письмо, положил на стол. Хлопнул в ладони. Появился тот же раб-галл.

– Беровист! Проводи корникулярия в нашу баню. Думаю, она не успела остыть. Дай ему чистую одежду и поесть, – и, обращаясь к Либеру, добавил: – Отдохнешь, а завтра отправишься обратно. Vale.[49]

– Vale, светлейший!

Мелькнул полированный назатыльник шлема.

Оставшись один, легат изящным письменным ножичком вскрыл коробку, срезал печать, вынул узкий длинный лист папируса, развернул и погрузился в чтение. По мере того как он читал, лицо его делалось мрачнее и мрачнее. Резкая поперечная складка легла между бровями.

«Легату Нижней Мезии Марку Лаберию Максиму, проконсулу, сенатору, привет!

Затри дня до октябрьских нон (5 октября) в лагерь Транстиерны прибыл один из наших друзей в Дакии. По его словам выходит: Децебал готовится к новой войне. Дезертиры из наших войск находят у царя даков самый радушный прием. Ветеранов и декурионов из них он ставит начальниками своих косматых отрядов. Наставники-римляне или солдаты вспомогательных частей обучают варваров легионному строю. Под Тапэ у Децебал а есть уже два сформированных легиона из даков. Они не только вооружены щитами, испанскими мечами, шлемами и панцирями, но и имеют положенное легиону число баллист и скорпионов. В горах Тибуска и Берзовии даки строят метательные машины, а потом переправляют аппараты своим воинам в Тапэ и на стены Сармизагетузы. За последний год послы от германских квадов и маркоманнов[50] дважды побывали у дакийского царя.

Но самое серьезное следующее: Каллидром, ваш бывший раб, захваченный в прошлый набег полководцем Децебала Сусагом, стал доверенным лицом проклятого варвара. По слухам, этим летом он утонул в реке. На самом деле Каллидром со старейшинами костобоков[51] отправлен к парфянскому царю. Что может соединять Парфию[52] и Децебала, кроме ненависти к Риму? Посев такого союза прорастет неисчислимыми бедами для нас.

Цезарь, Сенат и народ римский должны знать о смертельной угрозе, нависшей над империей. Касательно наших дел тороплюсь известить презида о том, что лагерь когорты достроен окончательно. Канабэ и дорога за лимесом[53] находятся под надежной защитой. Триерархи[54] Флавиевого флота досматривают каждую лодку, идущую из Дробеты в Ледерату или Рациарию. Перевоз оружия на правую сторону Данувия полностью исключен. Письмо доставит самый надежный корникулярий VII Клавдиевого легиона Авл Цециний. Будь здоров!

97 год. В октябрьские ноны (7 октября). Кастра Транстиерна».

Папирус опустился на столешницу, свернулся сам собой. В кресле сидел пожилой, измученный заботами человек, и кисти рук его уже отнюдь не твердо, а скорее утомленно, лежали на поручнях. Мысли в голове проконсула были тяжелыми и бессвязными.

«Даки... Можно откупиться от германцев с их туполобыми конунгами[55], но как отделаться от Децебала, который сам покупает племена и натравливает на Рим. Когда не помогают уговоры, можно усмирить и хаттов[56], и квадов. Достаточно послать за Рейн три-четыре легиона. С даками этим не обойдешься. Сколько же надо сил, чтобы сломить их мощь? Спросить бы у Корнелия Фуска[57] или тех солдат легионов Жаворонка и Хищного[58], чьи кости белеют без погребения в поросших лесами жутких Трансильванских горах. А ведь тогда у них еще не было ни легионов, ни метательных машин. Ах, Децебал, Децебал!.. Что же будет теперь, когда ты снюхаешься с Пакором[59]? Рядом с твоим царством мириады голодных волков-германцев и сарматов. А мы только и делали, что вскармливали их ненависть. Юпитер Всеблагий! Да и кто поведет когорты в бой? Старый Нерва[60]? Продажные интриганы из сената? А что представляет собой этот верхнегерманский пасынок Траян? Отец его был исполнительный служака и только. Теттий Юлиан[61] мог одерживать победы, но речь идет не об одном или нескольких успехах. Кто возьмет на себя смелость развязать и выиграть войну? А будет ли вообще война, Максим? – спросил сам себя Наместник и не колеблясь ответил: – Да! И это, пожалуй, будет одна из труднейших войн за всю историю Рима. И тем неяснее ее конец, чем позднее она начнется».