Легионы идут за Дунай - Бакиев Амур - Страница 13

– Шиты за спину! Вложить мечи в ножны! Лечь! Встать! Лечь! Встать! Не поднимать головы! Ползи! Ниже задницы! Не то сарматы сделают из них ежей своими стрелами. Встать!

Избавляюще зазвучали трубы.

– Отбой! Перерыв полчаса. Разойтись по центуриям!

Легионеры следом за сотниками направлялись к палаткам. Подойдя, прислоняли расписанные специальными знаками щиты к стенке в определенном порядке (сказывалась вбитая дисциплина), составляли копья в козлы и садились в кружок. Блаженно вытягивали ноги. Расслабляли пряжки военных сандалий на толстенной подбитой гвоздями подошве.

– Еще пару таких дней, и я или попаду в лодку папаши Харона, или выживу и дослужусь до префекта лагеря, – коренастый крепыш с выбитым верхним зубом весело облизнул пересохшие губы.

– А на что тебя будут хоронить? Ты еще ни разу не получал жалованья. Нет, сосунок, ты пока не заслужил права умереть.

Краснорожий здоровяк центурион насмешливо оглядел рекрута.

– Да и какие это трудности, – продолжал он. – Лечь-встать! Собрал пару унций[108] пыли на брюхо, разве это тяготы? Э-э-х, сопляки...

Солдаты состроили минорные понимающие мины. За прошедшее время они успели узнать своего непосредственного командира. По достоинству оценили его до крайности грубую, но по-воински чуткую натуру. Любили послушать рассказы о службе, кровавых стычках, в которых перебывал сотник за долгие тридцать лет. Ювению, так звали центуриона, давно полагалась отставка, но он сам не желал покидать легион. Армия стала его вторым домом. Поговаривали, что ветеран мог стать префектом лагеря, но вышла гнусная склока с квестором и его не назначили. Ветераны легиона говорили, что прав был Ювений, а квестор – куриный помет и лупанарная проститутка. Сам служака, когда его об этом расспрашивали, только матерился отборной бриндизийской руганью. Он был с юга, с Калабрии. Обидчив до невозможности и злопамятен.

– Да, упражнения нужны, чтобы стать профессионалом, – подхалимским тоном заметил худощавый жилистый Лутаций, бывший кровельщик из Бурдигаллы в Галлии.

– Молчи, катастрофа! – Ювений скривился так, будто надкусил гнилую маслину. – Настоящими солдатами вы станете только в третьем бою. Конечно, те из вас, которые доживут до этого знаменательного часа в своей жизни. Первый бой для новичка почти всегда связан с ознобом кожи, загаженной дерьмом туникой и полной неразберихой в голове. Второй вы будете глазеть по сторонам, стараясь разобраться в происходящем, и прикрывать глаза в атаке. И только на третий миг встречи с врагом сопляки начинают понимать свое место в строе когорты и по-настоящему мечтают постучать мечом о чужую железку.

Тоже мне воины! Посмотрел бы я на вас, когда на ряды центурии налетит сотня бородатых даков. Односум мой Лабиен. Да успокоится его душа в Элиси, а и тот во время последней Домициановой войны с Децебалом, в битве, где он и погиб, толкнул меня: «Ну, Ювений, чует сердце, из сегодняшней каши мало кто выберется!» А уж он не ныл даже в Британии, где нас окружили скотты и каледонцы[109] в клетчатых пледах[110] с длинными мечами и железными топорами-кельтами в руках.

– И как же вы спаслись тогда от британцев?

– Спаслись уж... Построили «черепаху» и «Барра!» – вперед! Мне тогда щит раскололи секирой. Вот след на предплечье до сих пор ноет, – центурион ткнул пальцем в красный рубец повыше локтя. Лбы слушателей нахмурились.

– Так что, Ювений, выходит, даки – самый опасный противник из всех варваров?

– Даки-то? Дак в сражении поопасней мавретанского буйвола будет. Германец не такой. Если не из волков-луперков, конечно. Германец, чуть битва не по нему сложилась, сразу бежит. А дак да сармат – эти твари не бегут, отступают. Ты его вроде бы рассеял, отогнал, а он отскочит и, смотришь, опять вперед рвется. Накажи вас Марс их преследовать. Чуть ряды расстроите – конец. Прорвутся в строй и в два счета кривыми мечами головы скроят.

Лутаций отвращающе повел плечами.

– А как же тогда мы с ними деремся?

– Так и деремся. Сомкни строй плотно. Иди вперед ровным шагом. Сыпь без перерыва дротики. Аппаратами дай с близкой дистанции. Не давай отдышаться. А когда увидишь, что выдохлись, тут бей в копья, бери в плен, режь, сдирай одежду и украшения.

От площадки легата призывно ревут трубы.

– Стройся! По манипулам!

Сотник преображается. Свирепый командир выдергивает из-за пояса виноградный прут.

– Живей, во имя Марса и Януса! Ап! Ленивые псы!

Легионеры расхватывают гасты, затягивают застежки каллиг и, на ходу разбиваясь по трое, растянутой губкой несутся на плац.

За девятнадцать дней до июньских календ (14 июня) в Наиссусе было закончено формирование и вооружение еще одного легиона. Он получил название XXX Ульпиев. Секст Цезерний сдержал слово, данное императору. У Манлия Клодиана, вербовщика и легат-претория вновь набранной воинской части, не было никаких трудностей со снаряжением. Как и II Траянов, XXX Ульпиев сразу получил из арсеналов Фракии, Македонии и Далмации добротно откованное и отлитое наступательное и оборонительное оружие. К середине лета 100 года новой эры вооруженные силы Империи пополнились двенадцатью тысячами регулярных солдат и восемью тысячами вспомогательной пехоты и конницы. Казна опустела. Громадные массы черноморского и египетского зерна складированы вдоль всей линии дунайского лимеса. Колонны сенаторских и всаднических латифундий и поденщики из поселений ветеранов со страхом и удивлением озирали нагруженные обозы, ползущие к окраинам провинций.

Наступило непонятное затишье. Квесторы и казначеи недоуменно качали головами: «Набирать новые армии и вексиллатионы сейчас просто безумие. Кто и на что будет кормить такую ораву? Всего запасенного провианта хватит едва на три-четыре месяца».

Феаген, личный секретарь наместника Нижней Мезии Марка Лаберия Максима, на одном из разборов деловых бумаг позволил себе усмехнуться, указав хозяину на излишнюю (конечно, с его наивной точки зрения) претенциозность действий нового принцепса.

Проконсул долго не отвечал, рассматривая небольшой бюст Траяна, стоящий перед ним со дня воцарения императора. Затем смерил либрария взглядом и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Легионы кормит война!

10

«Беллона», флагманский либурн[111] Мезийского Флавиевого флота, лениво покачивалась на упругой дунайской волне. С берега на борт были переброшены сходни, по которым дюжие мускулистые гребцы из паннонского племени варцианов таскали в трюм запечатанные амфоры с фракийским вином и плетенные из ячменной соломы кули с сухарями. Десяток матросов проводил осмотр и частичный ремонт такелажа. Меняли цепи крепления парусов у правого борта, вощили тросы. Плотник, изощренно матерясь, прощупывал каждый фут тонкого соснового бревна новой мачты. Старая – обожженная и переломленная пополам – лежала поперек палубы. До пятнадцати воинов в синих застиранных туниках, покрытые цветной татуировкой, – боевой экипаж – валялись вдоль борта и лениво переговаривались.

Три дня назад во время курсирования в районе Левкии[112] эскадра во главе с «Беллоной» напоролась на флотилию гениохов[113]. Латрункулы, завидев строй римских судов, поставили все паруса и попытались уйти. Но военные корабли, с большей площадью парусов и числом гребцов, после часовой гонки нагнали бандитов и навязали им бой. Из шести пиратских камар[114] две были потоплены, три взяты на абордаж и лишь одной удалось искусно сманеврировать и скрыться от преследования. Гениохи дрались отчаянно. «Беллона», неосторожно атаковавшая замыкающего грабителя, получила порцию глиняных сосудов с нефтью. Пожар охватил ют и носовую мачту. Опешивший от неожиданности либурн резко дал задний ход, стараясь освободиться от впившихся в борта абордажных крюков. Горящая рея с парусом обрушилась в море, а фор переломился пополам. Это спасло флагмана. Рассвирепевший триерарх вновь приблизился к камаре и изрыгнул дымные снаряды со всех башенных баллист. Пират запылал в нескольких местах. Три залпа подряд лучников смели с его палубы и заставили спрятаться все живое. Пираты так и не попрыгали в море. Они сгорели вместе с кораблем. Повреждения заработали, помимо «Беллоны», и «Изида», и «Рея Сильвия». Сейчас они стояли рядом с командирским либурном, залечивали раны.