Криминальный гамбит - Сартинов Евгений Петрович - Страница 12

— Ты что, протокол по нему не оформил? — спросил Мазуров своего спутника.

— Да оформил я, только не зарегистрировал, — Юрий начал торопливо рыться в папке. — Некогда мне было. Здесь он где-то у меня.

Эту сцену с довольным и гордым видом лицезрел Афонькин. Казалось, для него все закончилось благополучно, но парень зарвался.

— Да, кстати, коверчик-то мне отдайте, — довольно решительно пискнул он.

— Чего?! — возопил Мазуров. Он мотнул головой Астафьеву. — Ну-ка проводи этого наглеца к нам в апартаменты и сбей с него спесь. А я попробую найти Фомина.

Перепуганный Афонькин попятился к выходу, но лейтенант ловко заломил ему руки за спину и поволок в сторону своего кабинета. Втолкнув воришку, тут же запер за собой дверь и до максимума повернул регулятор громкости радио. Кабинет наполнили звуки какого-то бравурного марша советских времен, и Юрий развернулся к своему «гостю».

— Так что тебе надо? Ковер? — спросил он.

— Ну да, — уже не столь уверенно сказал Афонькин.

— Это какой?

— Да вот… — И Афонькин рукой показал в угол, где громоздился рулон его утренней добычи.

Резкий удар с правой в челюсть ошеломил «любителя красивой жизни», он вскрикнул, попробовал прикрыться, но в этот момент удар с левой пришелся в ухо, и последовала частая серия ударов, не давая Афонькину опомниться. Лейтенант бил расчетливо, не кулаком, а подушечкой ладони, лишь поджав пальцы. Подобные удары не оставляли следов, и когда минут через десять в кабинет вошел Мазуров, его недавний утренний спутник, всклокоченный и красный, сидел в углу, но без видимых следов прошедшей взбучки.

— Ну, как он? — спросил Мазуров.

— Нормально, ни на что не претендует и готов рассказать, как все происходило на самом деле.

— Фомина нет, говорят, заболел.

— Знаем мы, чем он болеет после вчерашних поминок.

Мазуров обернулся к Афонькину:

— Ну, а теперь говори, где ты надыбал этот ковер?

Оперативники угрожающе нависли над сидящим Афонькиным. Вид у того был совсем жалкий и растерянный. Он сглотнул слюну и, запинаясь, начал рассказывать:

— Нет, честное слово, я шел с дач… там прихватил кое-что из нержавейки, думал сдать в приемный пункт. И решил срезать дорогу, пройти через кладбище… смотрю, могилка свежевырытая и рядом этот ковер лежит…

Милиционеры переглянулись.

— Ну что с ним делать? — спросил Мазуров. — Врет и не краснеет.

— Нет, в самом деле так было, — зачастил воришка, клятвенно прижимая руки к груди. — Я еще по сторонам оглянулся, Бурлака нигде нет, подождал немного, да и забрал его.

Астафьев почесывал ладонь правой руки в предчувствии будущей «работы», но Мазуров остановил его.

— Постой, — он обернулся к воришке. — Как ты сказал? Бурлак?

— Ну да, этот, «начальник кладбища». Раньше еще Юрий Иванович был, но тот под машину попал…

— Кладбище, — пробормотал майор, глядя на своего молодого напарника. — Кладбище.

— Ты думаешь… — начал понимать его лейтенант.

— Ну да. Это было позавчера, утром как раз поступила в больницу Орлова, в четыре тридцать, в пять пятнадцать утра я задержал этого орла. А красиво все складывается! — После этого он решился:

— Поехали! Колодников с бригадой еще должен быть там.

Свой рассказ Афонькин продолжил в машине:

— Я ведь не сразу его взял, подождал, походил. С Бурлаком тоже связываться неохота, он хоть мужик спокойный, но очень здоровый. Голову, на хрен, оторвать может одной рукой.

— Так ты его хорошо знаешь? — расспрашивал майор.

— А как же. Частенько у него в сторожке бухали.

— Он что, там постоянно живет?

— Да. Все еще удивлялись — на кладбище жить, это ж сдуреть можно, а он ничего, спокойно.

— Ты то место, где нашел ковер, показать сможешь?

— А как же!

Но на кладбище он уже не был так уверен. Пока Астафьев разыскивал Колодникова, Афонькин под присмотром Мазурова топтался около последнего ряда могил, озираясь по сторонам и бормоча под нос ругательства.

— Ну, чего?

— Да здесь где-то, только тут за два дня столько могил прибавилось. Не то в этом ряду, не то в том.

Подъехал «уазик» с Астафьевым и Колодниковым. Старший оперуполномоченный быстро разобрался в ситуации.

— Вырытая могила была одна? — спросил он.

— Одна, других не было.

— А ковер далеко лежал?

— Нет, метрах в двух.

Колодников оглянулся, недалеко от них в недрах замызганного «Беларуси» с зубастым ковшом копался невысокий мужичок в безнадежно замасленном комбинезоне.

— Этот, может быть, что-то знает, — предположил Колодников. — К нему они отправились всей компанией.

— Эй, друг, ты здесь работаешь? — окликнул его Колодников.

— Да, только копать сегодня не буду, машина сдохла. К Бурлаку идите, — буркнул мужичонка не оборачиваясь.

— Бурлак уже ничего не выкопает — убили его, — просветил кладбищенского работника Мазуров.

Тот, чуть покачнувшись, обернулся, и на всех присутствующих пахнуло чудовищным, застоялым перегаром. На сером лице мужичка отразилось сначала недоумение, а потом и испуг.

— Как убили? — пролепетал он. — А как же теперь?..

— Ты когда его последний раз видел? — спросил Колодников.

— В-вчера…

— Когда?

— В-вечером…

Неожиданный свидетель, по всей видимости, пребывал в глубоком шоке от услышанного, поэтому отвечал односложно.

— А ты разве технику свою не у сторожки оставляешь? — спросил Мазуров. Тот кивнул.

— Да… обычно. Но вчера здесь… перебрал слегка…

— Ты что же, к сторожке сегодня не подходил?

— Нет, с-сразу сюда.

Астафьев обошел «Беларусь» и увидел стоявший в стороне мопед.

— Да не трясись ты, — подбодрил пьянчугу Мазуров. — Никто тебя не собирается ни в чем обвинять. Ты вот лучше скажи, два дня назад ты во сколько сюда прибыл?

— В восемь, — привычно соврал тот, но потом, видимо, испугался и уточнил:

— Нет, в девять, ближе к десяти.

— Бурлак был здесь?

— Да.

— А вырытая могила?

— Тоже была. Я еще удивился, чего это он меня не дождался. Еще и заказчиков не было.

— Показать эту могилу можешь?

Хозяин «Беларуси» неуверенно пожал плечами:

— У дороги где-то, во втором ряду.

— Точно! — обрадовался Афонькин. — У дороги, не то третья, не то четвертая.

Они всем скопом вернулись к дороге, и оба свидетеля теперь уверенно показали на одну из могил с парой скромных пластиковых венков на холмике.

— Антонина Николаевна Станова, тысяча девятьсот… — прочитал Астафьев на табличке, воткнутой в землю. — Ого, бабулька почти век прожила! — удивился он.

— А вот здесь вот лежал ковер, — продолжал вошедший в раж Афонькин, волчком кружась на одном месте. — Здоровый такой.

— Постой, он был развернут? — прервал его Колодников.

— Ну да, во всю длину.

— А не врешь? Смотри, Афонькин, твои слова многое решают. Ты сейчас не подозреваемый, ты сейчас главный свидетель, — предупредил Мазуров.

Бедный воришка чуть не захлебнулся от собственной значимости.

— Да я… Я сейчас!

И он ломанул куда-то в глубь кладбища. Миновав четыре ряда могил, Афонькин склонился над одной и откуда-то из горы венков вытащил белый пластиковый пакет.

— Вот, — торжествующе сказал он, вернувшись. — Я тогда его взять с собой не смог, ковер-то большой, нести неудобно, здесь и припрятал. Рядом с ковром лежал.

Заглянув в пакет, оперативники, не сговариваясь, поморщились.

— Да, колбаска, похоже, того. Протухла, — резюмировал Астафьев.

— Конечно, вы ж меня в КПЗ мариновали, — обиделся новоявленный свидетель.

— Хорошо хоть водка не протухла.

— Откуда ты знаешь, может, она прокисла, — спросил Колодников, ставя пакет на землю и осторожно, за пробку вытаскивая одну из бутылок.

— Что ж ей сделается, — ухмыльнулся Афонькин, но потом обеспокоился, увидев, как внимательно оперативник рассматривает бутылку на свет.

— Ну что? — спросил Мазуров.

— Есть пальчики, и хорошие.