Каныш Сатпаев - Сарсекеев Медеу - Страница 8

И в Семипалатинске юноша учится прилежно. Каждый курс он оканчивает только с отличными оценками. Его ненасытный ум требовал все новых и новых сведений — некоторые из предметов, например математику и физику, он уже на первом году обучения проходит по программе старших курсов.

Поначалу Каныш поселился у двоюродного брата. Абикей Зеинович жил на берегу Иртыша, по улице Большая Владимирская. Чтобы добраться до семинарии, приходилось проделывать немалый путь: сначала подняться по скалистому берегу Иртыша, пройти через Западные ворота старой крепости, затем долго шагать по широкому пустырю до Степной улицы.

Потому ли, что ходить было далеко, или была тому виной тяга к самостоятельности, но на втором курсе Каныш решает перебраться на отдельную квартиру. Он снимает комнату в доме татарки Ханисы вместе со своими друзьями Жекеем и Мухтаром. О первом из них мы ничего, кроме имени, не знаем, и дальнейшая судьба его нам неизвестна. А юноша Мухтар Ауэзов — это будущий академик, всемирно известный писатель. Он учился в семинарии курсом позднее Каныша, хотя и был старше его на два года. По воле судьбы на пороге молодости встретились два будущих великана казахской культуры, чтобы затем в течение почти полувека идти вместе. Это произошло осенью 1915 года.

Журнал «Айкап» сообщил в 5-м номере за этот год:

«17 февраля в Семипалатинске, в клубе Приказчиков, состоялся литературный вечер казахов. Исполнителями были казахские учащиеся и образованные казашки. Вечер состоял из четырех отделений: в первом были прочитаны стихи старых акынов и показано речевое искусство знаменитых биев... Во втором отделении Назипа Кулжанова читала стихи Ибрая Алтынсарина о лете. Певец Альмаганбет исполнил мелодию «Ыргакты», «Песню Татьяны» и «Жарык етпес». На двух домбрах и при участии одной мандолины были исполнены кюйи. Затем Т.Жомартбаев, К.Сатпаев, М.Малдыбаев еще декламировали стихи...»

Подобные литературные вечера в Семипалатинске были, в сущности, самыми первыми собраниями казахской художественной интеллигенции. Степь еще не знала ни театра, ни постоянно действующих артистических коллективов. Организаторы таких встреч ставили своей целью собрать воедино все немногочисленные творческие силы, чтобы в недалеком будущем создать национальный театр и способствовать развитию письменной литературы.

Пройдут годы. Молодые участники «Первых казахских игр» (название статьи в «Айкапе»), повзрослев, изберут свою дорогу в жизни. Один станет инженером, другой литератором, третий историком... Им суждено будет увидеть осуществление своей мечты. Создан первый казахский национальный театр. «Енлик-Кебек» — первая казахская пьеса, поставленная на его сцене. Автор ее Мухтар Ауэзов, тот самый юноша, который когда-то звонко декламировал Абая в семипалатинском клубе Приказчиков. А рецензент этой исторической постановки тоже явится не со стороны: им станет тот самый чтец и домбрист К.Сатпаев. «Нам думается, что национальному казахскому театру в будущем следует держаться трех направлений, — напишет он в статье, напечатанной газетой «Енбекши казах» 24 января 1927 года, — первое: театр должен стать зеркалом жизни народа, второе: театр как борец за исправление недостатков нашего национального характера, и третье: театр как организатор и хранитель культурных ценностей, традиций нашего народа... Для осуществления этих направлений театру предстоит еще много работать и приложить максимум сил, воли и искусства».

III

Баянаул далеко от Семипалатинска, и потому земляки редко, не каждый месяц наезжают в гости. Обычно это случается зимой, когда привозят на продажу мороженое мясо. И семинарист получает с такими оказиями посылки из дому. Хозяйство отца сильно истощено, оно еще не оправилось после джута тринадцатого года. Поэтому даже незначительная помощь из аула идет с перерывами. Вся надежда на ту пятнадцатирублевую стипендию, что дает семинария.

С началом войны стали расти цены на продовольствие. Бытовые трудности из-за дороговизны, ежедневная суета в течение года настолько докучали семинаристам, что они ни на день не задерживались в городе с началом летних каникул. Мухтару попасть домой было легче, его аул зимовал на расстоянии двухдневного перехода от Семипалатинска. А вот Канышу, чтобы добраться до своих Аккелинских гор, приходилось ехать много дней. Потому-то он заранее сообщал отцу день окончания экзаменов, чтобы провожатый успевал вовремя приехать за ним. В первый раз за Канышем прибыл старый знакомый Бапай. А в последующие годы вместе с ним приезжал Нурлан Касенов — молодой джигит, озорной крепыш, любимец всего аула. Обычно ехали домой на двух, иногда на трех повозках. В одной из них Каныш с друзьями. Багаж у него бывал немалый — два курджина, доверху наполненных книгами. Друзья в основном русские, преподаватели семинарии или краеведы. Они отправлялись в живописный Баянаул отдыхать, на кумысолечение. Иной раз таких попутчиков набиралось много, и всем не хватало места на возу друга, тогда остальные в складчину нанимали тарантас. Частыми гостями Баянаула стали Белослюдовы, особенно младший из четырех братьев — Алексей Николаевич. Его хорошо знал не только аул Сатпая, но и все окрестные селения. Называли его просто Лексеем или Лексеем-сказочником. Он приезжал в степь не для того, чтобы вести праздную жизнь на джайляу, пить кумыс и устраивать прогулки в горы. Безделье было не в его натуре. Алексей Николаевич занимался собиранием фольклора. В аулы он отправлялся не один, обычно его сопровождал Каныш или кто-то другой из его местных знакомых. Ведь немало баянаульцев училось в то время в Семипалатинске.

Каныш с детства любил музыку. Все его родные и двоюродные братья хорошо играли на различных инструментах. Сам он виртуозно исполнял на мандолине народные мелодии. Случалось, что Сатпаевы устраивали настоящие семейные концерты, тогда весь аул сходился послушать их. Встречи с акынами и сказителями превратились для Каныша в настоящую потребность. В каждый свой приезд на родину он обязательно навещал знаменитого певца Жаяу-Мусу Байжанова. Его аул находился в сорока верстах от зимовки Сатпая, в урочище Акшокы. По свидетельству Нурлана Касенова, летом 1916 года Каныш отправился к старику уже на третий день по приезде из города. Певец был болен и поэтому постоянно жил в зимовке, не откочевывая на джайляу даже в жаркие месяцы. Он всегда вел скромный образ жизни, но в тот приезд быт певца, его жилище показались молодым гостям еще более бедными и жалкими, чем прежде. Жаяу-Муса лежал на железной кровати, застеленной тощим тюфяком. На полу спальни не было даже обычной в казахском обиходе кошмы.

После взаимных приветствий юноши спросили старика о его здоровье.

— Об этом узнайте вон у той птахи, моего синего сокола, — сказал певец, указав на птицу, сидевшую в углу на стояке.

Каныш подошел к ней, погладил крылья, пощупал зоб, затем, обернувшись к Байжанову, произнес:

— Недоволен я хозяином — так говорит ваш сокол. Весна минула, проходит и лето, а я ни разу не вылетел на охоту. Разве это жизнь — сидеть на привязи?

Певец рассмеялся:

— Вот как! Чует птица, что сын почтенного Имеке страстный охотник... Ладно, Каныш-жан... садись, будь гостем и рассказывай, какие новости в городе. Что-то затянулась эта война...

Когда долгая беседа подошла к концу и гости стали прощаться, акын поднялся с постели и, с трудом пройдя в тот угол, где сидел сокол, снял птицу со стояка, сказал:

— Вот сидит без дела мой прославленный синий сокол, которого я никому ни за что не уступал долгие годы. Нет ему равного в нашей степи. Ты сам подобен соколу, сын нашего дорогого Имеке, твоя ученость — твои могучие крылья. Возьми, Каныш-жан, моего боевого сокола и дай ему вволю полетать!

Но Каныш наотрез отказался принять подарок, хотя ему и хотелось иметь эту знаменитую птицу. Каково расставаться со старым другом больному старику?

— Когда выздоровеете, привезите его к нам на джайляу. Поохотимся вместе.

Узнав от Каныша об этом разговоре, отец остался доволен сыном. Заметил: