Издержки профессии (СИ) - "Ginger_Elle" - Страница 17

— Да, отлично, — произнёс фотограф, свободной рукой проводя по щеке Макса. — Кусай себе губы, кусай…

Парень тяжело и часто дышал, подходя всё ближе к разрядке. Воскресенский положил ладонь ему на шею и притянул Макса к себе — его голова опустилась Ви на плечо. Парень уткнулся влажным лбом в ткань водолазки, почувствовав свежий горький запах одеколона, знакомый ещё с того вечера в гостинице. Он вспомнил поцелуи Ви на своих губах, шее, животе. Эти яркие, томительные образы вызвали прилив наслаждения и дрожи, который медленно нарастал, накалялся, охватывал всё тело, концентрируясь внизу живота, пока наконец не завершился ослепительным по силе оргазмом.

Макс, не издавший при этом ни звука, ловил пересохшими губами воздух. Голова его всё так же упиралась в плечо Воскресенского, а тело до сих пор чуть содрогалось от испытанного только что наслаждения. Едва он пришёл в себя достаточно, чтобы осознать это, как поднял голову и отодвинулся от Ви.

Тот убрал руку с его члена, обмахнул её пару раз о простыни, встал и скрылся в ванной, сказав лишь:

— Ну, вот и всё.

Когда он через минуту вернулся, модель уже находился в нужной позе, целомудренно прикрытый одеялом. Ви подошёл к нему, подправил растрепавшиеся волосы, дал в руки чашку с чаем и отошёл к камере, прищурившись у видоискателя. Оба делали вид, что ничего между ними не произошло.

Утреннее солнце вышло из-за соседнего дома, затопив комнату тёплым розоватым светом. Наверное, это произошло уже несколько минут назад, но Макс не мог вспомнить, когда именно, — настолько захватили его ощущения. И даже сейчас, хотя он и пытался держать позу и нужное выражение лица, мысли его были полностью там, в том странном, несуществующем месте и времени, где они с Воскресенским не были фотографом и моделью, а были просто двумя людьми, разделявшими близость, чувства и желание…

Только он не был уверен, что Ви разделял его чувства в те мгновения. Он не понимал этого человека до конца: вполне возможно, что для него всё это было лишь работой, такими же необходимыми манипуляциями, как установка светотехники или подбор нужного объектива. А он сам… Он сам и тогда, и даже сейчас сделал бы всё, что бы Воскресенский ни попросил, он позволил бы ему всё, абсолютно всё… Только вот Ви ничего не было нужно от него. Кроме, быть может, хороших кадров.

От понимания этого стало так обидно, стыдно и горько, что чашка задрожала в руках.

— Что опять такое? — прикрикнул фотограф. — Сиди спокойно, руки расслабь. Попробуй лицо немного к свету развернуть. Да, вот так. Очень хорошо!

Макс едва понимал, что происходит. Блаженство и опустошение… Больше он ничего не чувствовал, и не хотел чувствовать, и не хотел знать. Из полузабытья его вырвал голос Ви:

— Рот чуть-чуть приоткрой, можешь даже немного улыбнуться… Хм, нет, не надо. Губы просто потрясающие…

Фотограф просил что-то ещё, и модель автоматически выполнял указания, даже не до конца осознавая, что делает.

Воскресенский снял камеру со штатива и высунул голову в соседнюю комнату:

— Соня, ты плёночный взяла? Умница. Поставь полтинник и плёнку на 160. — Он повернулся к Максу: — Ты только не шевелись! Вот так и сиди.

Воскресенский, так и не приглашая ассистентов в комнату, несколько минут поснимал его на другую камеру, а потом отпустил:

— На сегодня всё. Хорошо поработали.

Макс только кивнул и, забрав одежду со стула, ушёл в ванную отмываться и одеваться. Когда он через пять минут вышел в спальню, там уже вовсю носились ассистенты, складывая осветители и штативы, снимая со стены фон и занимаясь ещё десятком нужных и полезных дел. Воскресенский задумчиво сидел в углу и зачем-то чистил линзу объектива специальным карандашом.

Парень не смел посмотреть в глаза ни ему, ни кому-либо другому на съёмочной площадке. Он вышел из спальни, а потом и из номера, ни с кем не обменявшись и словом. В дверях его поймала Соня и тут же всучила ему длинный чёрный чехол с какими-то железяками:

— Помоги вниз спустить.

Макс послушно понёс. В лифте они опять ехали вместе. Парень прислонил свой гремящий и грохочущий груз к стене, Соня любовалась на себя в зеркало.

— Что вы там делали? — неожиданно поинтересовалась она.

— Фотографировались.

— Спасибо, кэп, — Соня наморщила нос. — А как?

Макс пожал плечами:

— Обыкновенно. Немного поговорили сначала, он мне с позой помог, и всё — стали фотографироваться.

— А, понятно. Поговорили, значит. — Ассистентка оторвалась от своего отражения. — Мне просто интересно, что это он опять за плёнкой побежал: тогда под дождём и сейчас.

— Не знаю, мне он не докладывался.

— Он после Данилы, ну, после пожара то есть, никого на плёнку не снимал. Таскаем только с собой повсюду. А то мне барахла мало…

— Он только его снимал? — полюбопытствовал Макс, когда они с Соней выходили из лифта.

— Нет, не обязательно. Но вообще редко, больше для себя. С цифрой гораздо удобнее — сразу на ноут всё выводится, видно, что подправить. С плёнки ещё и сканировать потом, а проявлять-то её… бррр… Хотя иногда шикарно получается. Чем-то ты Ви зацепил, раз у него ручонки опять к плёнке потянулись.

— Да уж, зацепил. Минуты, наверное, считает до окончания проекта…

— Может быть… Я вот точно дни считаю. Мы потом в Москву на недельку, а оттуда обратно в Майами. Конечно, будешь считать, как бы поскорее отсюда свалить. — Соня указала на пятачок возле выхода из фойе. — Сюда клади. Я тут буду остальных ждать, охранять наше добро. Пусть мужики таскают, а то не царское это дело…

Слова Сони про Москву и Майами подействовали на Макса, как холодный душ. О чём он только думал? У Воскресенского была совсем другая жизнь — яркая, увлекательная, красивая. Фотографа случайно забросило в их унылый городишко на полтора месяца, и срок его «заключения» здесь истекал. Скоро он вернётся в свой блестящий и роскошный мир. Конец истории.

— А может, я ему этого Данилу напомнил? — спросил вдруг Макс.

Соня посмотрела на него с лёгким удивлением:

— Не, ты не похож. Тип лица разве что — скулы да разрез глаз. Но это всё ерунда. Данилка же манекенщик был, тебя сантиметров на двадцать выше. И волосы у него совсем светлые были. И вообще… Он, знаешь, какой был! Одевался — просто обалдеть, и вёл себя очень уверенно, раскованно. На него всегда внимание обращали. В общем, не как ты…

— Я понял, — опустил глаза Макс. — Пока, Сонь.

— Ага, давай, до завтра. Надеюсь, розы там не завяли ещё, а то наслушаемся мы от Ви.

Глава 9

На этот раз погода в день съёмки была совсем другой — никаких дождя и ветра, чудесное мягкое солнце, ни жарко, ни холодно — самое то. Визажистка окончательно приводила Макса в порядок, Соня возилась с объективами, Воскресенский ходил возле скамейки с камерой, подбирая ракурсы. Даже Стас успел здесь с утра посуетиться и переругаться с нанятыми им ассистентами. В конце концов он уехал в офис, на встречу с заказчиком.

Последняя фотосессия. Как Макс ждал этого момента раньше! И как горько ему было теперь… Конечно, он испытывал облегчение от того, что не нужно будет больше терпеть ругань и издевательства тирана-фотографа, но ведь это значило и то, что он больше не увидит его. Никогда.

Он сидел на скамейке, сзади него цвели розы, в ветвях деревьев щебетали какие-то мелкие птички, но всё его существо было сосредоточено только на одном — на высоком темноволосом мужчине с седыми висками, который сейчас фотографировал его.

Он ничего не мог поделать — его тянуло к нему. За последние несколько дней из яростной неприязни к Воскресенскому проклюнулось совсем новое чувство, неправильное, невыносимое, не дававшее покоя. Поначалу он сопротивлялся ему и не верил, но после того, что произошло на последней фотосессии, обречённо сдался. Глупо было отрицать очевидное — ему нравился мужчина. Он не думал, что ему нравятся мужчины вообще, ему нравился именно этот, честно говоря, самый неподходящий вариант из всех возможных.