Ставка на проигрыш (с иллюстрациями) - Черненок Михаил Яковлевич - Страница 45

— Товарищ Бирюков, мне срочно надо вас видеть.

— Что опять случилось, Алексей Алексеевич?

— Или шантаж, или провокация — не могу понять.

Антон машинально посмотрел на часы — рабочий день подходил к концу.

— Сейчас буду.

Когда Бирюков через несколько минут появился в клинике, Широков, засунув руки в карманы белоснежного халата, нервно расхаживал по приемному покою. Поздоровавшись, он молча провел Антона в пустующую ординаторскую, плотно закрыл за собою дверь, как будто опасался, чтобы их не подслушали, и попросил:

— Дайте посмотреть фотографию того парня с наивным взглядом, что прошлый раз при нянечке показывали.

Бирюков достал снимок Сипенятина. Широков, словно не веря своим глазам, уставился на фото, и Антон заметил, как выпуклый рубец шрама на подбородке хирурга из розового стал бордовым. Неожиданная догадка пришла Антону в голову:

— Шрам от него?

— Нет, — быстро ответил Широков. — Шрам оставила война, а этот тип сегодня встретил меня возле дома и довольно прозрачно намекнул, чтобы я не лечил Холодову. Дескать, ей незачем жить…

— Он назвал ее фамилию?

— Да.

— Что вы ответили?

— Послал к черту! — Широков возвратил фотографию Антону и, сунув руки в карманы халата, заходил из угла в угол по ординаторской. — Парень начал мне угрожать: мол, если Холодова выживет, мы тебя прикончим. Тут я увидел сотрудника милиции и закричал: «Товарищ! Помогите задержать преступника!» Пока сотрудник подбежал, парень вильнул за угол дома и словно растворился.

— Как он теперь выглядит, этот парень? — спросил Антон.

— Как на фотокарточке, только волосы отросли. Пигментация необычайно светлая.

— Белые?

— Необычно, словно перекисью водорода обесцвечены. — Широков остановился. — На этом мои злоключения не кончились. Через час позвонил неизвестный гражданин и сказал, что он встретится со мною завтра в кинотеатре «Аврора» на восьмичасовом сеансе. Билет для меня на этот сеанс уже, дескать, лежит в моем почтовом ящике. Говорил, похоже, из автомата на железнодорожном вокзале — отрывок объявления по радио был слышен: то ли прибывал, то ли отправлялся какой-то поезд, не разобрал.

— Что вы на это ответили?

— Ни слова. Мужчина быстро повесил трубку. Я тут же созвонился с женой, и она принесла вот это… — Хирург достал из кармана билет в кинотеатр.

Антон задумался. Широков погладил шрам на подбородке:

— Что прикажете делать?

— Надо идти в «Аврору».

— Зачем? По-моему, самое простое — перекрыть все дороги из Новосибирска и задержать белоголового парня.

— Самое простое? Этого не стоит делать, Алексей Алексеевич. Во-первых, все дороги перекрыть очень нелегко. Во-вторых, парень может оказаться неосведомленным посредником, а нам нужен тот, кто идет на большой риск ради того, чтобы Холодова не дала показаний. Поправится ли она, Алексей Алексеевич?..

— Приближается кризис. Рассчитывайте на худшее, — отрывисто сказал хирург. — Поэтому я и опасаюсь попасть у кинотеатра в нелепую историю.

— Там будут сотрудники уголовного розыска. Мы постараемся взять события в свои руки.

— Но объясните, что все это значит?

— К сожалению, мне пока известно не больше вашего, — откровенно признался Антон.

Из клиники Бирюков ушел с таким тяжелым чувством, как будто по его личному недосмотру скрылся особо опасный преступник, способный натворить в ближайшее время немало бед. Дело закручивалось в напряженную спираль. Если раньше отпечатки Сипенятина на двери квартиры Деменского можно было объяснить случайностью, то теперь Вася Сивый словно умышленно наводил на свой след. И в этом была загадка. Что заставило тертого рецидивиста лезть на рожон: выгодное посредничество или тревога за собственную шкуру?..

Раздумывая, Антон шел по Красному проспекту. День кончался. Киоскеры бойко торговали вечерней газетой, на остановках люди втискивались в автобусы. Неподалеку от старинного, с башенками, здания ресторана «Орбита» над раскрытым этюдником сутулился пожилой художник в толстом мохнатом свитере.

«Надо, поговорить с этим маэстро насчет иконной живописи. Может быть, он и Зарванцева знает», — подумал Антон, подходя к художнику поближе. Художник быстро набросал на этюде последние мазки. Оценивая сделанное, откинул назад волосатую голову и, словно обращаясь к Антону, буркнул:

— Ну как?..

— По-моему, здорово, — воспользовавшись случаем завести разговор, сказал Антон.

— А по-моему, цветная фотография вышла, — недовольно проворчал художник.

— Разве это плохо? Прямо как в жизни, похоже.

— В искусстве, молодой человек, все должно быть как в жизни, и все не так.

— Простите, как вас зовут?

— Николай Демьяныч.

— Вы профессионал, Николай Демьянович?

— Я художник, а не канадский хоккеист.

Антон засмеялся:

— У меня есть один знакомый, который считает себя художником-профессионалом. Зарванцева Альберта Евгеньевича знаете?

— Художник Зарванцев скончался лет пять назад.

— Скончался?.. — удивленно спросил Антон.

— Как художник, разумеется.

— А как человек?

— Как человек Альберт Евгеньевич здравствует и преуспевает в заработках. Легкими рублями соблазнился.

— Если не секрет, что это за рубли?

— Вам лучше знать, он ведь ваш знакомый.

— Мы недавно познакомились.

Николай Демьяныч, словно раскуривая невидимую трубку, засопел. Уложив этюдник, он покосился на погоны Бирюкова:

— Вы из ОБХСС?

— Я старший инспектор уголовного розыска.

— Раньше у Зарванцева в угрозыске знакомых не было.

— Свидетелем по одному делу проходит.

— Свидетелем?.. — Николай Демьяныч, вскинув на плечо ремень от этюдника, кивком головы показал на аллею сквера, начинающегося сразу от ресторана «Орбита».

Бирюков неторопливо пошел рядом. Художник оказался в общем-то разговорчивым человеком. Как выяснилось, он знал Зарванцева давно — с той поры, когда Алик, закончив училище живописи, появился в Новосибирске и стал работать в мастерских художественного фонда. Среди начинающих Алик выделялся обостренным восприятием цвета и феноменальной зрительной памятью. Около десяти лет Зарванцев увлеченно работал в мастерских. За это время сделал много творческих работ, несколько раз участвовал в зональных выставках, но потом вдруг как-то охладел к творчеству и занялся оформительской работой.

— Иконами Зарванцев, случайно, не занимался? — подводя разговор к интересующей теме, спросил Антон.

— Кому они нужны? — удивленно вскинул брови Николай Демьяныч. — В наше время церквей немного, чтобы на иконах зарабатывать.

— Я имею в виду те иконы, которые теперь в моде у коллекционеров, — уточнил Антон свой вопрос.

— Зарванцев не мошенник. Да и необходимости у него нет заниматься рискованными подделками. Алик на элементарной халтуре успешно зарабатывает.

— Разве оформительская работа по договорам — халтура?

— Откровенная. Все делается по трафарету.

— На творческой работе таких денег не заработать?

— Творчество — это постоянный поиск и бессонные ночи, это максимальная трата нервных клеток и клубок сомнений, широкие полосы неудач. В творчестве наскоком крепостей не берут и, думая только о деньгах, успеха не добиваются. Успех приходит с годами напряженного, кропотливого труда. Не у каждого на это хватает терпения.

— У Зарванцева не хватило?

— Надломился он как-то… Мельчить стал, в рюмочку заглядывать. А когда денежный человек начинает увлекаться этим делом, — Николай Демьяныч щелкнул себя по горлу, — вокруг него мигом собирается круг разных неудачников и прохиндеев.

— Мне, например, Зарванцев показался скромным и порядочным человеком, — сказал Антон.

— Да, этого пока у Алика не отнимешь, — согласился Николай Демьяныч.

— Почему «пока»?

— Потому, что неисповедимы пути, по которым может скатиться слабый человек.

Глава X

Оперативники появились у кинотеатра «Аврора» за час до начала сеанса. Повторно демонстрирующийся фильм «Есения» привлек много зрителей, и около входа оживленно сновали добытчики лишних билетов. Особенно суетилась пожилая, с крупными серьгами цыганка. Путаясь в длинной юбке, она со всех ног бросалась к каждому подходившему мужчине, выкрикивая одно и то же: