Несгораемая страсть - Бак Кэрол - Страница 30

— Чтобы узнать, что случилось с тобой и Джексоном. — Кизия на секунду зажмурилась. — Когда Сэм Филдс рассказал мне о взрыве… о том, что тебя увезла «скорая»…

Шкаф издал какой-то звук. Может, это была попытка произнести ее имя. Или болезненный стон. Кизия открыла глаза и вопросительно на него посмотрела.

— Шкаф?

— Ничего. — Он покачал головой, выражение его лица невозможно было понять.

— Я так… испугалась, — подытожила Кизия, пристально глядя на него. Она заметила, что его глаза заблестели. — Боже мой, если бы с тобой что-нибудь случилось…

— Со мной случилось.

— Знаю, — быстро добавила она, похолодев от его тона. — Я знаю, что ты был ранен. Но я хотела сказать, если бы ты… не…

— Как Дуайт Дэниэлс.

— Да. — Или Митч Джонс. Или Кэлвин Ли, третий пожарный, погибший в горящем складе. — Я честно не знаю, что бы я делала, Шкаф.

Шкаф отвел взгляд.

— Ты сильная женщина, — произнес он через несколько секунд безжизненным голосом. — Ты бы справилась.

— Я не уверена, что смогла бы.

Карие глаза снова встретились с топазовыми.

— Что ты хочешь сказать?

— Что я люблю тебя, Шкаф. Я люблю тебя очень давно. Но я не понимала, насколько сильно, пока не столкнулась с угрозой потерять тебя. Потерять навсегда. И когда я столкнулась с этой угрозой, я поняла, какой была трусихой. То… время… которое я просила, мне уже не нужно. Я знаю, чего хочу.

— И чего же?

— Выйти за тебя замуж, — просто сказала она. — Стать твоей женой. Создать семью.

Наступило долгое молчание. Сердце Кизии билось все быстрее. Она сжимала и разжимала кулаки, с тревогой глядя в удивительное темное лицо своего любовника. Почему он не отвечает? Что в ее словах такого… неожиданного?

— Шкаф? — произнесла она наконец, затаив дыхание.

— Ты меня за дурака держишь? — спросил он. Его голос был мягким, почти бархатистым. В отличие от выражения глаз.

Кизия похолодела. Ее бросило в дрожь.

— Что?

— Ты меня за дурака держишь? — повторил он сквозь зубы.

— Я не…

— Ты не горела желанием стать моей женой, пока я был здоров. А теперь, когда я валяюсь тут с ожогами и сломанными костями, ты разбежалась замуж.

— Нет! — Кизия была так потрясена, что не смогла сдержаться.

— Ты больше не боишься меня, да? — продолжил он, не обращая внимания на ее возражение. — Это и есть горькая и грязная правда? Теперь тебе незачем меня бояться.

— Я не…

— Да, ты боялась. — Он почти выплюнул это слово. — А если я прямо сейчас встану на ноги, ты испугаешься снова. Но я не могу встать, и мы оба знаем, что это случится очень, очень нескоро. Так что ты можешь позволить себе эту смелость, да? — Он покачал головой, его лицо казалось каменным. — Ты говоришь, что любишь меня. Но я вижу в тебе только жалость. А жалость, это не то, что я хочу от жены.

— Я тебя не жалею! — Если бы сердце Кизии не было разбито, она посмеялась бы над его словами. Это так странно. — Я не могу тебя жалеть.

Но мужчина, которого она любила, ей не верил. Это читалось в его глазах.

— Я просил твоей руки три раза, — напомнил он с горечью. — Три раза! Почему ты не могла ответить «да» до того, как я загремел в эту долбаную больницу?

— Я не знаю! — вырвалось у нее.

Последовавшая за этим тишина была угрожающей. Наконец Ральф Букер Рэндалл очень тихо произнес:

— Так подумай над этим, Кизия Лоррейн. Потому что пока ты не сможешь объяснить это мне, и самой себе, я не хочу тебя больше видеть.

Одиннадцатая глава

Кизия высоко держала голову, выходя, а не выбегая, из палаты Шкафа. Ей удалось сохранить эту осанку, эту решительную походку до женского туалета в конце коридора. Но оказавшись внутри, она метнулась в ту самую кабинку, которую облюбовала Феба Донован в день своей свадьбы, и ее стошнило.

Ее долго рвало. Желудок только начал успокаиваться, когда она вспомнила кусок недавнего спора, и тошнота подкатила снова.

Шкаф говорит, что она держит его за дурака…

Шкаф считает, что она приняла его предложение из жалости…

Шкаф заявил, что не хочет видеть ее до тех пор, пока она не объяснит причины своих поступков…

Когда дурнота прошла, Кизия, пошатываясь, вышла из кабинки и добрела до ряда раковин у стены напротив. Она открыла кран и ополоснула водой испачканное лицо. Протянув руку, она нащупала бумажные полотенца, шершавые как наждак, и вытерла мокрый лоб, щеки и подбородок.

Над раковинами висело длинное, забрызганное водой зеркало. Выбросив использованные полотенца, Кизия взглянула в него. Лицо, смотрящее на нее из зеркала, было осунувшимся и несчастным. Глядя на свое размытое отражение, Кизия вспомнила, что рассказывала Фебе в ночь пожара, навсегда изменившего так много судеб.

«Я верила всему, что внушал мне Тайрелл в эти три года, — призналась она. — Даже тому, что он бьет меня за дело. Но однажды утром я взглянула в зеркало в ванной и сама себя не узнала. У этой женщины в зеркале был фингал под глазом и выражение лица, как у зомби в фильмах ужасов. Только через несколько секунд до меня дошло, что эта женщина… эта незнакомка… я. Я даже не знаю, как это объяснить. Но внезапно я услышала какой-то голос внутри. Он говорил: „Это нечестно, девочка. Ты не заслуживаешь такого. Даже если бы ты была такой никчемной, как утверждает Тайрелл, ты все равно бы этого не заслуживала“.

Кизия глубоко вздохнула, молясь, чтобы внутренний голос зазвучал снова. Чтобы поддержал ее в этот тяжелый момент. Но голос упрямо молчал. Вместо этого в ее памяти всплыл упрек Шкафа.

«Я просил твоей руки три раза, — напомнил он. — Три раза! Почему ты не могла ответить „да“ до того, как я загремел в эту долбаную больницу?»

Кизия закрыла глаза, думая о последствиях своих слов, невольно вырвавшихся в ответ на злой, необычайно грубый вопрос Шкафа. Почему она так долго не решалась принять его предложение? У нее хватило храбрости уйти от Тайрелла Бэбкока. Почему же она боялась сблизиться с человеком, от которого видела только добро и…

— Ах… простите, — произнес неуверенный женский голос.

Кизия вздрогнула, ее глаза распахнулись, а сердце забилось, как у вспугнутого кролика. Она обернулась к двери. В паре метров от нее стояла новенькая медсестра, та, что казалась знакомой.

— С вами все в порядке? — спросила грудастая молодая женщина, поправив замысловатую прическу. Ее длинные ногти были покрыты желтовато-зеленым лаком с серебристыми блестками.

— Все хорошо, — соврала Кизия, ухватившись за край раковины.

— Вы уверены?

— Конечно. — Она кивнула. — Просто понадобилась пара минут, чтобы привести себя в порядок. Но я благодарна за ваше сочувствие.

— Нет проблем. И если я чем могу помочь, скажите, хорошо? Я Бернадина Уоллес.

— Спасибо, — буркнула Кизия, когда девушка уже поворачивалась к двери. Затем это имя внезапно вызвало у нее целый шквал воспоминаний. — Бернадина Уоллес?

Бернадина оглянулась.

— Да?

— Вы несколько месяцев назад были на вечеринке, когда одного пожарного провожали на пенсию?

— Ага. — Молодая женщина кивнула, на ее лице промелькнуло странное выражение. — В середине мая. Я была там с братом, Мелвином.

— Вы… танцевали… со Шкафом Рэндаллом.

Бернадина поджала ярко накрашенные губы.

— Я бы сделала с этим парнем гораздо большее, будь у меня шанс, — заявила она с обезоруживающей искренностью. — Но как только я увидела вас вместе, сразу поняла, что мне ничего не светит.

Кизия застыла, как вкопанная, ошеломленная этим безыскусным признанием.

— К-как?

— Как я догадалась? По вашим взглядам. Вы оба казались… ой, я не знаю, как это описать. Но даже когда вы находились в разных концах комнаты, я чувствовала, что вы… — она выразительно взмахнула рукой, сверкнув блестящими ногтями, — …созданы друг для друга.

Кизия не ответила. И не смогла бы ответить. У нее в горле застрял ком.

— И вообще, — продолжила Бернадина. — Я спросила у брата, знает ли он вас, и он ответил, что знает, хотя лично не знаком. Он назвал ваше имя и сказал, что вы работаете пожарным. Это так меня потрясло.