Живописец смерти - Сантлоуфер Джонатан - Страница 45

— Да? А вот мой декоратор отдал Богу душу. Так что мне приходится все делать самой. Грустно, да? — Джанин откинулась на спинку дивана. Ее и Кейт разделял кофейный столик с мраморной крышкой.

— Послушай, Джанин, — тихо произнесла Кейт, — нам тоже трудно.

Джанин закрыла глаза и сморщилась. Кейт вдруг вспомнила, что свои волосы Элена собирала сзади в хвостик, а Джанин заплетала в две тугие косички. Вспомнила, как они во дворе весело прыгали через скакалки.

— Она была мне настоящей подругой, — сказала Джанин, не открывая глаз.

— Я в этом уверена, — мягко промолвила Кейт. — Поэтому и пришла к тебе за помощью.

Джанин открыла глаза, в них стояли слезы.

— Объясни, почему это случилось? — попросила Кейт.

Джанин отвернулась, пожевала нижнюю губу в пурпурной помаде, то есть того же цвета, что и тени на веках.

— Что объяснить?

— Перестань, Джанин! — вмешался Уилли. — Ведь Элена тебе обо всем рассказывала. О своих дружках и вообще. Вспомни что-нибудь.

Джанин выпятила челюсть.

— Ты, Уилли, теперь заделался копом?

Кейт тронула его за руку, чтобы он замолчал.

— Послушай, Джанин, единственное, что нам всем нужно, так это разобраться. Понять, что же все-таки с ней произошло. Разве ты так не считаешь?

— И что конкретно, вы думаете, я могу вам рассказать?

— Ты потеряла подругу. А я… — голос Кейт пресекся, — дочь. — На ее глаза навернулись слезы.

Кажется, это подействовало. Джанин вдруг положила ладонь на руку Кейт и тоже заплакала.

— Джанин, — проговорила Кейт, гладя ее пальцы с пурпурно-розовыми ногтями, такими длинными, что можно было вступить в схватку с рысью, — у Элены с Деймиеном Трайпом действительно все давно закончилось?

Джанин напряглась.

— Я видела их вместе… да, примерно неделю назад.

— Неделю назад? — переспросила Кейт. — Ты уверена?

— Если это так, — сказал Уилли, — значит, Трайп врет.

Джанин вздрогнула и посмотрела на Уилли, потом на Кейт.

— Вы уже говорили с Трайпом?

— Чего ты всполошилась, Джанин? — Кейт метнула взгляд на Уилли.

— Элены нет, и я больше не хочу о ней говорить, — процедила сквозь зубы Джанин и отвернулась.

Кейт видела, что девушка сильно взволнована. Попыталась ее обнять, но Джанин сбросила руку.

— Я не могу вам помочь. — Она встала и начала оправлять свою юбку, натягивая ее на бедра. — Я ничего не знаю.

— Я же просила тебя не вмешиваться. — Кейт с силой нажала кнопку лифта. — Ты специально решил все испортить?

— Извини. — Уилли рассматривал носки своих ботинок.

— Сейчас я отвезу тебя домой.

Уилли закрыл глаза. И вдруг увидел… женщину в огромной темной комнате. Она от кого-то отбивается. Под прогнившими половыми досками скопилась темная вода. Уилли попытался открыть глаза — не получилось. И тут на женщину надвинулась тень мужчины. Отчаянно сопротивляясь, она поворачивается, и он видит ее лицо. Кейт.

— Уилли… Уилли. — Кейт встряхнула его за плечи. — Что случилось?

Он стоял, опершись спиной о стенку кабины лифта, потирая рукой щеки.

— Господи, Уилли. Что с тобой?

— У меня было очередное видение.

— Ты просто перенервничал.

— Я видел тебя, Кейт.

— Где?

— Сейчас. Это было видение, глюки, называй это как хочешь. Ты была там.

По ветровому стеклу стучал мелкий дождик. Кейт и Уилли молчали, каждый думая о своем. Она прикурила очередную сигарету и опустила стекло. В лицо пахнуло мокрым ветром. Кейт вдруг вспомнился другой дождик, который шел много лет назад.

Она тогда ехала к перекрестку бульвара Куинс и Двадцать первой улицы. «Дворники» с легким скрипом методично скользили по ветровому стеклу. Раскурив сигарету (тогда это был «Уинстон»), Кейт посмотрела на начерченную от руки карту и прибавила газу. Ей очень хотелось, чтобы все это оказалось блефом. Вот промелькнул жилой панельный дом. А вот и следующий ориентир: брошенные цистерны из-под масла. Теперь нужно свернуть на эту почти безлюдную улицу, ведущую к свалке за складами. Известное место в Астории.

Я ЗНАЮ, ГДЕ ОНА, ПОТОМУ ЧТО САМ ТУДА ЕЕ ПОЛОЖИЛ.

Это было написано закругленным почерком под картой, красным маркером. Казалось, что надпись сделана кровью.

У молодого детектива Кейт Макиннон вспотели ладони. Она остановила машину около ржавого мусорного контейнера. Вытащила пистолет. Тихо подошла, скрипя каблуками по гравию, и заняла типовую коповскую позицию.

На черном рифленом полиэтилене лежала девочка, а над ее головой трепыхался лист алюминиевой фольги.

Кейт смотрела на мокрую дорогу, на расплывающиеся огни встречных машин и не понимала, почему в последнее время так часто вспоминает этот случай. Он был как-то связан с тем, что происходит сейчас, но она никак не могла понять, каким образом.

— Я вспомнила одно дело, которое вела очень давно, во время службы в Астории. Это было мое последнее дело, но тогда я об этом еще не знала. Из дома сбежала девочка, подросток. Дело мне показалось обычным. — Кейт пристально вгляделась в ветровое стекло. Дождь усилился. — У меня тогда было полно работы, но дело оставили за мной. Нет бы передать кому-нибудь другому. И еще я совершила ошибку — связалась с экстрасенсом, женщиной, которую прислали из полицейского управления. Провела с ней две недели. У нее были какие-то сны, видения, экстрасенсорные озарения. Мы подробно их разбирали и все время попадали в тупик.

— И что дальше? — спросил Уилли.

— А ничего. Время было упущено. — Кейт швырнула окурок в окно. — А ведь я его почти достала. На рюкзачке девочки остались отпечатки пальцев, которые не принадлежали ни ей, ни родителям и никому из приятелей. Я была уверена, что на этом мы его и возьмем. И даже похвасталась в разговоре с одним репортером. — Кейт покачала головой. — Чертово тщеславие.

Уилли сунул руку во внутренний карман пиджака и, нащупав сложенный пополам фоторобот, который дала ему Кейт, похолодел.

24

Ему кажется, что порой он становится совсем другим человеком. Вроде действует сознательно, но, когда возвращается в нормальное состояние, ничего о своих действиях не помнит. Как будто какая-то его часть в этот момент отсутствовала.

Он встряхивает головой, двигает руками, ногами, желая полностью пробудиться. Нужно работать, и тогда все пройдет. Итак, игра. Новые правила. Он надеется, что она сможет их понять. Конечно, сможет!

— Заткнись!

Этот чертов голос прорывается даже сквозь громкую музыку в наушниках. Неудачник! Это слово ему часто приходилось слышать в детстве, обычно применительно к отцу. Отец тебя любит. Так говорила мать.

Ничего себе любовь! Отец настоял на том, что сына нужно воспитывать с пеленок. Ни в коем случае не баловать, не ласкать. Пусть орет сколько влезет. Надоест, и перестанет. Мать потом рассказывала, как лежала ночью, слышала его плач и плакала вместе с ним. Однажды отец пришел домой раньше обычного и увидел, как мать держала его на руках и тихо напевала. Он пришел в ярость, избил ее. Досталось и ему. А в наказание запер мать на три дня в спальне. Младенец же, ему было только несколько месяцев, лежал один в кроватке и плакал.

Этот запах он помнил и по сей день. Слишком рано ему дали почувствовать, что такое одиночество и унижение. Потом, годы спустя, оказалось, что боль, которую он постоянно носит в себе, можно ослабить. Для этого нужно просто передать ее кому-то другому. Приятным сюрпризом для него оказалось удовольствие, которое сопровождало эту передачу.

Конверт лежал там, где он положил, с локоном внутри.

Он действует очень аккуратно. Обклеивает тонкой пленкой край локона с одной стороны, потом с другой, создавая как бы бутерброд. Затем нужно из пленки сделать что-то вроде ручки.

Очередной сюжет он уже выбрал, поэтому локон пойдет вместе с репродукцией, символизирующей эволюцию от предыдущей работы к следующей. Он кладет локон на репродукцию, смотрит и так и эдак, после чего решает приклеить его прямо к голове женщины.