Тихоокеанские румбы - Конецкий Виктор Викторович - Страница 40

Вот как сладко пел гавайский соловей Егор Иванович Шеффер и в докладных записках И на аудиенции у императора Александра I.

Я вам пишу, чего же боле?! — может воскликнуть герой нашего повествования, наш Шеффер, — так дайте же мне, ваше величество, корабли, людей, оружие, и у ног ваших, государь, положу я оные Сандвичевы острова со всеми их произведениями, королями и прочими потрохами!..

Увы! Не поняли чин. уши, эти бумажные души из министерств иностранных и внутренних дел, всех стремлений души шефферовой, его забот и попечений о благе России, благородных и бескорыстных, — ведь он, Шеффер, даже не русский подданный! А император! Неужели и он не понял Шеффера? Увы! Устами, а, вернее, пером Нессельроде и он отвергает его, Шеффера, столь соблазнительные прожекты!

Все! Конец! И чтобы в этом не было никаких сомнений, Александр I в письме министру Козодавлеву от 24 июня 1819 года пишет следующее:

«Что касается до намерения Компании стараться о восстановлении с этими островами дружественных сношений, то одобряя оное и желая полного успеха, его императорское величество (это от его имени пишет Нессельроде) уверен, что при благоразумных распоряжениях и осмотрительном выборе со стороны ее правления скромных и осторожных по делам исполнителей, Компания приобретет сиими средствами с большей благонадежностью те же выгоды и пользу, коих ожидает от непрочного сими островами обладания».

После бегства с Гаваев Шеффера, Компания не сразу отказалась от планов использования этих островов как базы для снабжения «русской Америки». Ошибки Шеффера были учтены, тактику надо было менять. «Если бы сей поверенный Баранова, — пишет один из директоров Компании Хлебников, — не с таким жаром принялся за дело, а был осмотрительнее и осторожнее, то пользуясь с умеренностью и умением обстоятельств, остался бы сперБа владельцем небольших плантаций на Овагу и Атувае, а после мог бы, сообразно силам и обстоятельствам, упрочить, а не увеличивать оные»…

Составлялись проекты, докладные, «мнения» Правления и прочее на разные варианты. Соответственно с этим и Баранов не прекратил сношений с Гаваями, направляя туда в разное время свои суда. В частности, в 1819 году туда был направлен бриг «Бутус», капитан которого имел поручение встретиться с Томари. Но уж очень, видать, Томари был настроен против Шеффера, к тому же перекупленный американцами, давшими большую цену, нежели Шеффер, Томари не мог отвернуться от своих новых «благодетелей».

Как сложилась судьба Камеамеа I и его государства? После бегства Шеффера этот незаурядный правитель Гавайских островов прожил недолго. Умер он в 1819 году в возрасте 82 лет, оставив сыну своему, правившему под именем Камеамеа II, государство, признанное великими державами. Однако, независимость Гаваев продолжалась недолго. Проникновение американцев на острова все более и более усиливалось, зависимость от них архипелага все более и более увеличивалась, и в 1894 году при третьем короле Гаваев — Камеамеа III острова были присоединены к США, ныне они составляют их 50-й штат.

А что же сталось с нашим Генрихом, неудавшимся королем Гавайским? Неужели он опять превратился в скромного врачевателя, снова вернулся к ланцетам, пинцетам, стетоскопам и прочим «доспехам» медицинской братии? Или вновь стал полицейским врачом? Нет, все это уже не для него! Слишком высоко залетел он, чтобы вновь раствориться в общей массе лекарей, стать заурядным служащим в какой-то конторе Медицинской Коллегии!..

Куда же деваться бедному предпринимателю? Куда податься? Эй, господа короли и императоры, — кому нужен наемник, кондотьер XIX столетия, облаченный в тогу медикуса?! Он здесь, вот он, готовый предложить любому из вас, господа короли и императоры, свою тогу, свою ншажонку, свой ум, свои руки, всего себя. Только, Христа ради, дайте ему работенку!

…О радость, не перевелись еще на свете хорошие императоры! Есть па свете добрые христианнейшие монархи, которым нужны Шефферы. Ну что ж, от него Россия и император ее отвернулись? Тем хуже для них. А вот император Бразилии Дон-Педро I оценил его, Шеффера! И вскоре мы видим нашего Генриха уже в амплуа лейб-медика (снова лейб-медик) этого первого из императоров Бразилии. И не только лейб-медик, но и снова — советник! Милостивый Дон-Педро щедро, от всего сердца, награждает своего доктора, друга, советника. Он жалует ему титул графа Франкендальского, доверяет ему важнейшие поручения и даже посылает в Европу вербовать для личной гвардии волонтеров.

Вот как снова вознесся наш Генрих!

Его сиятельство граф Генрих Франкендальский помер в 1831 году.

Беспристрастная история воздала каждому из героев нашего повествования должное по его заслугам. До сих пор не померкла слава знаменитых оусских мореходов Лазарева и Коцебу. Не забыт потомками и Баранов, вошедший в историю нашей Родины как один из «Колумбов русских». Не исчезла память и о Камеамеа I.

Память же о Генрихе Шеффере не пережила самого Шеффера, она умерла вместе с ним. И если мы вспомнили о нем в нашей повести, то лишь потому, что этот малоизвестный широкому кругу читателей эпизод с деятельностью Шеффера на Гаваях, интересный сам по себе, дал нам повод сопоставить нравственные качества участников нашего повествования: Баранова, Лазарева, Коцебу, Камеамеа I, с одной стороны, и Шеффера — с другой. Личность несомненно незаурядная, предприимчивый, целеустремленный, умеющий войти в доверие незаурядных исторических деятелей, Шеффер оставался кондотьером, человеком без родины, ради собственной наживы предавшим интересы связанных с ним людей.

Михаил Рыбаков

Жемчужина «Монте-Кристо»

Жемчужина напоминала большую горошину. Огромную голубую горошину, выросшую в сказочном стручке. Она матово поблескивала на черном бархате и походила на кусочек голубого неба над Амурским заливом. Коробочка с жемчужиной лежала в дубовом, окованном позолоченной медью ларце.

И здесь же находился еще один предмет — небольшой пистолет…

— Соседство удивительное, но в какой-то степени объяснимое, — сказал старый чекист Иван Андреевич Колосов, показавший мне находку, обнаруженную при сносе старого ветхого домика на одной из бывших окраин Владивостока. — Немало прошло времени с тех пор, когда мне с двумя товарищами пришлось идти по следу этой жемчужины. Но не забываю те дни. И памятка есть…

Иван Андреевич отвернул рукав рубашки и показал темноватый шрам у локтя.

— Примерно в конце 1922 года, — начал рассказ Колосов, — вызвали меня в управление, которое занималось охраной порядка в только что освобожденном от интервентов и белогвардейцев Владивостоке. В этом нет ничего особенного. Много наших ребят из Народно-революционной армии, из партизанских отрядов было призвано туда служить. Положение в городе было не из легких. На первых порах и грабежи, и налеты бандитские, и поджоги — все было. В районе «Мильонки» — кварталов, прилегавших к знаменитому Семеновскому базару, в то время были еще и игорные дома, там можно было увидеть специалистов по провозу контрабанды, сюда приходили курильщики опиума и просто всякие мошенники, не успевшие сбежать белогвардейские офицеры.

Словом, надо было с первых же месяцев после освобождения Владивостока от белогвардейцев и интервентов произвести в этих темных местах основательную чистку.

К начальнику управления нас вызвали втроем. Все мы знали очень хорошо Владивосток, хотя судьба наша была разная.

Илья Жилин — солдат русского экспедиционного корпуса— побывал во Франции, сражался в Шампани. Кайзеровская пуля поранила его, попал во французский госпиталь. И там очень быстро научился говорить пофранцузски. А потом было полное приключений возвращение на родину. Почти пять лет воевал в партизанских отрядах, бил интервентов.

Семен Коровин при случае любил ввернуть в разговоре английское словечко, — а то и целую фразу. Английский язык он знал неплохо. Сказалось плавание на зверобойной шхуне, почти весь экипаж которой во главе со шкипером состоял из англичан и американцев. Хоть англичанином его и не прозвали, но многие завидовали его знанию языка.