Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

У Земли на макушке - Санин Владимир Маркович - Страница 11


11
Изменить размер шрифта:

Зонд запускается три раза в сутки. Когда ему надоедает шляться по стратосфере, он лопается и вместе с радиостанцией возвращается на землю. О времени и месте приземления зонд обычно не сообщает, и поэтому ему не оказывают вполне им заслуженные последние почести. Что же касается принятых сведений, то они немедленно передаются в Центр. Это важнейшие, уникальные данные. Хотя обходятся они дороговато, но в данном случае цель оправдывает средства: ведь благодаря им мы получаем представление об ассортименте блюд, которые готовятся на арктической кухне погоды.

Для аэролога мало хорошо знать свою аппаратуру, он ещё должен быть и неплохим спортсменом. Нужно уметь быстро бегать да ещё удерживать бешено рвущийся из рук шар, оттаскивать его подальше от мачт и домов. Случается, что ураганный ветер вырывает зонд из рук и расшибает его вместе с приборами. И начинай все сначала…

Работа метеорологов и аэрологов — главное на станции, смысл её существования. Есть, правда, ещё один научный участок, который на откупе у Серёжи Чернышёва, но об этом участке я не напишу ни слова. И вот почему.

Со свойственной мне любовью к истине сделаю постыдное признание: я ни разу не видел полярного сияния. Разумеется, я мог бы и не признаваться в столь прискорбном упущении, а просто содрать из художественной литературы самое красочное описание этого потрясающего явления природы. Между нами говоря, поначалу я так и собирался сделать, но уж очень захотелось пригвоздить к позорному столбу двух людей, виновных в том, что я не полюбовался сиянием в натуре.

Первый из них — Александр Денисенко, командир ЛИ-2, с которым я летал по Чукотке. Он уговорил меня не лететь второй раз в один восточный аэропорт, а именно во время этого рейса, как бы в насмешку над храпящим в гостинице корреспондентом, природа разродилась отличным сиянием. Зубовный скрежет, которым я сопровождал восторженный рассказ вернувшегося Денисенко, поднял на ноги всех обитателей гостиницы: они решили, что ветер сорвал крышу.

Ещё большее преступление совершил Сергей. На станции он заведует полярными сияниями и, как только они появляются, выстреливает в небо целые километры киноплёнки. Сергей регистрирует сияния, составляет карты их распространения — одним словом, помогает учёным уяснить природу этого небесного каприза, которая изучена далеко не достаточно. Но главного Чернышёв не сделал: ночью, когда на часок появилось сияние, он меня не разбудил. Ему, видите ли, показалось, что я слишком сладко сплю — это в моем-то холодильнике, где унты примерзали к полу? Меня слабо утешило, что он понял свою ошибку и обещал следующий раз исправиться. В том-то и дело, что следующего раза не было!

Так я и не увидел полярного сияния. Одно меня успокаивает: ненависть к нему радистов, которые относятся к сиянию как грибник к мухомору — красиво, но вредно. Полярное сияние, оказывается, создаёт многочисленные помехи радиосвязи — вот почему мы с радистами терпеть его не можем, и писать больше о нем не хотим, и нисколько не жалеем, что его не увидели, и пусть его даже больше совсем не будет. Вот как я теперь отношусь к полярному сиянию [1].

Кроме перечисленных специалистов, на станции работают два механика, две поварихи, три радиста и один начальник, старейший полярник Герой Социалистического Труда Зверев. Во время моего пребывания на станции его замещал молодой Алексей Жинжило.

Так что коллектив молодёжный: за двумя-тремя исключениями, по имени-отчеству здесь никто друг друга не зовёт.

РАЗМЫШЛЕНИЯ В СПАЛЬНОМ МЕШКЕ

Я сделал сразу несколько ошибок. Во-первых, заявил, что завтра утром за мной присылают вездеход и я отбываю на Сомнительную. Так говорить было нельзя. Следовало сказать, что если за мной придёт вездеход, то не исключена возможность, что при известных условиях я выеду из бухты Роджерса в направлении бухты Сомнительная.

Во-вторых, я поторопился отметить на командировочном удостоверении выбытие завтрашним днём. Как выяснилось, это было из ряда вон непростительным легкомыслием.

В-третьих, вечером я обошёл всех новых знакомых я распрощался.

Такую вопиющую самонадеянность Север не мог оставить безнаказанной: какое право имеет человек, существо из плоти и крови, не считаться с настоящим хозяином Арктики?

Меня разбудил вой, нет — истошный рёв взбесившейся атмосферы. Охваченный недобрым предчувствием, я выбрался из спального мешка, торопливо оделся, выскочил на крыльцо — и тут же юркнул обратно: сильнейший ветер швырнул в меня тысячей иголок и чуть не сорвал с головы шапку-ушанку. «Н-да», — сказал я самому себе. Прислушался. Ветер выл тягуче, пронзительно; он вдруг ослабевал на мгновенье, как будто исчерпал свои силы, но то был обман: он лишь отступал — для нового рывка, копил энергию для очередного взрыва. И на дом вновь обрушивались такие неистовые порывы, что я только диву давался, как это можно устоять против столь чудовищной стихийной силы.

Дверь распахнулась, в сени вкатился огромный снежный ком, завертелся, худея на глазах, и в конце концов превратился в закутанного, как младенец, Серёжу Чернышёва.

— С хорошей вас погодой! — весело прохрипел он, отряхиваясь и переводя дух. — Если не ошибаюсь, утром отбываете?

Вопрос, в который Чернышёв вложил весь свой сарказм, я решил оставить без ответа. Мы вошли в тёплый коридор.

— Надолго это, как считаете? — равнодушно спросил я.

— Не думаю, — обнадёжил Сергей. — Недели на две, не больше.

— На две недели? — завопил я. — Ведь меня ждут!

— Ш-ш, все спят… Ну, может, на недельку. А то и дня на три. Слышите, уже ослабевает…

На мой взгляд, пурга усиливалась, но я оценил тактичность собеседника и спросил, куда его, простите, носили черти в такую погоду. Выяснилось, что черти здесь ни при чем. Просто Сергея подняли по тревоге, так как пурга выдула из колхозной больницы все тепло и больные замерзали. Сергей притащил несколько вёдер угля, растопил печь и вернулся спасать остаток ночи. Я поинтересовался, каким образом ему удалось добраться до больницы.

— Это делается очень просто, — разъяснил Сергей. — Нужно распахнуть шубу, вставить вместо стабилизатора пёрышко — и лететь по ветру в своё удовольствие. Дёшево и удобно.

Сергей отправился досыпать, а я залез в спальный мешок и до утра думал о всякой всячине. Вездеход, конечно, за мной не придёт, и на мыс Шмидта, где меня ждут друзья, попасть не удастся. Одним словом, все планы летят кувырком. Придётся их корректировать — в зависимости от обстановки…

А за окном стоял сплошной рёв, в который вплетались прожилки пронзительного свиста, словно в адскую компанию контрабасов попала сошедшая с ума скрипка. Я лежал, курил и думал о том, что чем дальше ухожу от цивилизации с её высшим проявлением — любимой тахтой в моем кабинете, тем больше смещаются представления о комфорте. Лишённый привычных удобств в Черском, я с умилением вспоминал свою обжитую московскую квартиру; валяясь на мешках с рыбой в самолёте, я грезил комнатушкой в Черском, просил у неё прощения за то, что не оценил её по достоинству; вчера, проснувшись от холода, я мечтал о теплом фюзеляже, называл его ласковыми словами и пришёл к выводу, что трудно придумать более приспособленное для жилья место, чем обогреваемый фюзеляж самолёта ЛИ-2. А сейчас я благословлял свою заиндевевшую комнату, в которой спасаюсь от пурги. И думал, что, если переложить печку да отремонтировать стены, в такой комнате можно жить не тужить, детишек растить и хором петь народные песни. И вдруг я вспомнил, какая растерянность охватила прошлой зимой жильцов нашего дома при виде объявления:

«Сегодня от 12 до 22 часов горячая вода и отопление будут отключены».

Боже, какая паника! Крики, шум, предложения послать телеграмму в Моссовет, жалобу в газету…

Удивительное существо человек. Я помню, как в 1942-м мы, мальчишки, слушали рассказ одного студента:

вернуться

1

О других точках зрения на полярное сияние вы можете узнать из Большой Советской Энциклопедии (В. С.).