Путешествие в Аэроград - Аматуни Петроний Гай - Страница 4

Вот самый простой способ. Перед полосой, по её оси, находятся две приводные радиостанции. Дальняя — в четырёх километрах, ближняя — в километре. Сделав круг (точнее, прямоугольник, что и называется «коробочкой») над аэродромом, вы, после четвёртого разворота, выходите прямо на ось посадочной полосы, в створ обоих приводов. В самолёте имеются два радиокомпаса, настроенных на эти радиостанции: стрелка одного покажет, где находится дальний привод, стрелка второго — ближний. Снижаясь, вы так рассчитываете полёт, чтобы дальний привод пройти на высоте 200 метров, а ближний — на 60. Увидите полосу — садитесь на неё. Вот и вся премудрость.

В Аэрофлоте имеются, конечно, более сложные системы, в совершенстве коих вы убеждались не раз, выходя из теплого и уютного самолёта в самую плохую погоду.

11

— 11203-й, выполняйте четвёртый разворот, — скомандовал РП.

— Выполняю, — ответил Командир подразделения.

Павел расслабил тело, чтобы уменьшить нервное напряжение. Под ними, всего метрах в двадцати, лежала ровная серебристая поверхность облаков. После четвёртого разворота они выйдут на последнюю прямую и начнут снижение.

— Высота у вас — тысяча двести, удаление — двадцать четыре километра.

— Понял вас.

— Подходите к точке начала снижения… Выпускайте шасси!

— Есть выпустить шасси!

На «грузовике» замерли. Послышался знакомый свист, щелчки автоматических замков — «ноги» самолёта уверенно встали на свои места. Техника не подвела!

— Приступайте к снижению, — приказал РП.

— Понял вас.

Павел хотел сбавить обороты двигателя, но вовремя воздержался — с выпущенными шасси скорость и без того заметно уменьшилась от добавочного сопротивления воздуха.

Мигая огнями, Ан-10 № 11203 плавно погружался в серебристую густую массу облаков. Павел следовал за ним неотступно.

— Левой ногой… — быстро приказывал он, и Второй пилот немедленно нажимал на левую педаль руля поворота. — Уменьшить снижение… Чуть правой ноги… Так держать! Правый крен! Так держать!

— Полоса справа — сто метров, — говорил с земли РП. — Не меняйте курс… Полоса справа — семьдесят метров… Уменьшите курс на два градуса… Так держать!

…На экране локатора совсем рядом медленно скользили две световые точки. Одна из них — передняя — шла левее оси посадочной полосы, зато вторая — задняя — следовала точно.

Руководитель полётов и Диспетчер посадки не отрывали глаз от светоплана, чтобы не допустить опасного сближения самолётов. Сегодня им приходилось заводить их на посадку при множестве нарушений, но иного выхода не было.

— Высота — пятьсот восемьдесят… Полоса оправа — пятьдесят… Курс не уменьшать!

Пилоты «грузовика» уже не замечали, что в их кабине вой и свист урагана. Сейчас они сбросили с себя «утепление», ранее предложенное Бортрадистом, не думая о простуде и прочих мелочах. Они летели буквально в облаках. Главное — дистанция и интервал. Чтобы не столкнуться со своей «путеводной звездой» и не потерять её.

Пилотирование — это наука, но радиозаход на посадку (на исправном самолёте, в одиночку) — искусство; как же назвать то, что делал сейчас экипаж «грузовика», лишённый не только радиокомпасов, но и части пилотажных приборов и впервые заходящий в паре?..

В хорошую погоду лётчик и без приборов, по линии горизонта, сохраняет нормальное положение самолёта (не кренясь, не задирая и не опуская нос машины). Но стоит самолёту войти в облака, как пилоту начинает казаться, что он то летит с креном, то теряет или набирает высоту. И нет такого человека, который смог бы лететь в облаках без приборов!

Даже птицы летают визуально и, случайно попав в облачность, вываливаются из неё как попало, горохом…

Впервые в своей практике пилоты «грузовика» должны были заставить себя не смотреть на приборы. Смотреть надо было — в оба! — только на самолёт Ан-10 № 11203, заводивший их на посадку. Только по нему мгновенно определять положение своей машины, только ему верить и подавлять собственные ложные и потому опасные ощущения.

Вот почему этот заход на посадку был тяжелейшим испытанием.

— Высота — триста метров… — чётко говорили с земли. — Полоса справа — сорок. Уменьшить двести третьему курс на два градуса. Высота — двести шестьдесят… Доложите о выходе на визуальный полёт…

— Вас вижу! — хрипло произнёс Павел, не узнавая своего голоса. Полоса, словно новогодняя ёлка, украшенная красными, зелёными и белыми огнями, была перед ними!

— Отлично. Проверьте готовность к посадке.

— Я, двести третий, ухожу на второй круг.

— Двести третьему разрешаю уход на второй круг. Спасибо!

— Спасибо, товарищ Командир, — успел сказать и Павел. — К посадке готов…

— Вас вижу, посадку разрешаю, — ответил РП. — Двести третий, садитесь за ним…

12

«Скорая помощь» увезла Штурмана. К «грузовику» от двести третьего подходил Командир подразделения. Павел кинулся к трапу, за ним остальные. Последним вышел Второй пилот.

Павел коротко отрапортовал. Командир подразделения поздоровался с экипажем и предложил осмотреть самолёт. Картина их глазам предстала нерадостная.

Если бы Павлу приказали сейчас лететь на этом «грузовике»— он ни за что бы не решился! Нос самолёта наполовину обрублен, а внизу, вдоль всего фюзеляжа, зиял пролом шириной в тридцать-сорок сантиметров. Под полом полуразрушенной пилотской кабины застряли куски дерева…

— Срезали столб, — грустно сказал Командир подразделения перед уходом. — Поклонитесь главному конструктору Антонову: это же летающий танк! Выдержал… Ну что ж, отдыхайте.

И тогда Бортрадист подошёл к повреждённому фюзеляжу вплотную. Он глянул на разрушения в самолёте, слабо взмахнул рукой и, закрыв глаза, мягко прислонился к Бортмеханику.

— Хорошо, что ты не мог выйти и увидеть это в полёте, — философски заметил Бортмеханик. — Отдохни малость, а я гляну, можно ли отремонтировать наш аэроплан…

13

Их поместили в разных номерах гостиницы, но они тут же собрались у командира корабля.

— Так что же всё-таки произошло? — опросил Павел.

— Наверное, где-то я дал маху, — вздохнул Второй пилот.

— Почему ты? — удивился Павел.

— Моя обязанность — в сложных условиях пилотировать строго по приборам, — уклончиво пояснил Второй пилот. — Я же — «кибернетика».

— А я — командир, — возразил Павел. — Следовательно, виноват я.

— Ты отвечаешь. Это иное дело. А первопричиной мог оказаться я.

— Постойте, — вмешался Бортрадист, — а что всё-таки произошло? Начнём вспоминать… Контрольную карту перед взлётом мы прочитали полностью. Так?

— Да, — подумав, ответил Бортмеханик.

— Полностью, — подтвердил и Второй пилот.

И Павел кивнул.

— Поехали дальше.

Они вспоминали злосчастный взлёт метр за метром.

— Заколдованный круг! — волновался Бортрадист.

— Надо уснуть, — решил Павел. — Так у нас ничего не получится. Отбой!

14

Комиссия расположилась в свободных номерах, заняв половину второго этажа гостиницы. Самолёт тщательно изучали инженеры из базового аэропорта и Краснограда вместе с представителем конструкторского бюро.

В номере Председателя комиссии шёл сбор необходимых документов. Непрестанно трещали два телефона. Сам Председатель вызывал по очереди членов экипажа.

15

Командир корабля — основная фигура в Аэрофлоте. Он отвечает за всё, что происходит в самолёте и с самим самолётом.

Павел Шувалов показал:

— Подготовка к полёту проводилась нормально. Погода соответствовала необходимым требованиям. Самочувствие экипажа — хорошее. Контрольную карту перед взлётом прочитали полностью. Матчасть на всём протяжении взлета работала без замечаний. После перехода в набор, на высоте восемь-десять метров я дал команду убрать шасси. Войдя в облака, скомандовал выключить и убрать фары. В момент выключения фар снаружи что-то блеснуло, чуть справа от меня. Немного ударило по глазам, я ничего не видел, но, думаю, — недолго. Когда зрение вернулось, авиагоризонт показывал большой угол набора, и я слегка отжал штурвал управления от себя. Потом услышал Штурмана: «Командир, высота!..» Взял штурвал на себя. Затем — удар о столб (теперь это уже установлено), и мы вновь перешли в набор высоты… Думаю, что где-то я допустил ошибку, но не знаю, какую именно…