Прекрасны ли зори?.. - Ракипов Шамиль Зиганшинович - Страница 29

Мама вышла во двор покормить кур. Ко мне подошла Рахиля и села на край кушетки. Я делаю вид, что углублён в чтение. Она отбирает у меня газету и с улыбкой говорит:

— А я сегодня в девятый раз прыгнула с парашютом. Совсем близко от круга спустилась! Меня инструктор похвалил…

— А мне похвастаться нечем, — говорю я грустно. — Каждый день одно и то же — закручиваю гайки да шурупы. Надоело!

— Давно замечаю, не нравится тебе твоя работа. Ты прислушайся к своему сердцу, спроси у него, чего оно хочет. Так и поступай. Иначе не будет покоя. Ведь сердце не обманешь.

От её улыбки сразу же теплеет на сердце, светло становится вокруг.

— Спасибо за добрый совет, — говорю я смеясь. — Ты заработала мороженое!

Рахиля весело хохочет. Даром что уже взрослая, а мороженое любит, как и раньше.

— Скоро сабантуи начнутся, тогда и угостишь, — говорит она.

Скрипнула наружная дверь, сени тотчас наполнились топотом нескольких пар ног, громким говором. Звонче всех раздавался голос Эмине. Она никак не могла унять смех. Из обрывков разговора я понял, что они смотрели какую-то смешную кинокартину.

Пришла мама, пригласила всех к столу.

…Наступила пора сабантуев.

К нам наехало много гостей. Из Голубовки нежданно-негаданно прибыл Калимулла. Из Ямаширмы приехала Гайша-апа, младшая сестра моей матери. Последними прибыли из Апакая Нагыйма-апа и Галимджан. Словом, собрались одни родственники. Я думал, Рахиля застесняется, будет чувствовать себя чужой среди нас. Но она оказалась общительной. За праздничным столом посадила рядом с собой Эмине и угощает её, ещё велит и младшим братцам отнести.

А вечером мы все пошли в парк, расцвеченный разноцветными огнями. Смотрели на борцов, которые решили испытать свою удаль. До колик посмеялись, глядя на тех, кто рискнул бежать наперегонки, влезши по пояс в мешки.

Потом мы с Рахилёй незаметно отделились от шумной толпы родственников. Сели передохнуть на скамейке. Но недолго нам удалось побыть наедине. Нас отыскал Калимулла.

— Куда вы пропали? — сказал он обидчиво и сел рядом со мной. — Я вас целый час ищу.

— Не надо было нас искать, Калимулла-абый, — сказала Рахиля смеясь. — Мы бы сами нашлись.

Калимулла с хитрой ухмылкой посмотрел на неё, потом обернулся ко мне:

— Гильфан, скажи правду, кем она тебе приходится? Я смотрю, вы не отходите друг от друга ни на шаг…

Я растерялся. Сказать — невеста? Рахиля мне не давала оснований считать её своей невестой. Мне на помощь пришла она сама, Рахиля.

— Я Гильфану друг. Близкий друг, Калимулла-абый! — выпалила она.

— Я уже знаю одного близкого друга Гильфана. Это Иван Чернопятко, — заметил Калимулла.

— Друг моего друга мне тоже друг! — сказала Рахиля.

Уже было поздно. Но веселье не утихало, а разгоралось всё больше и больше. Однако наши родичи и детвора, до устали нагулявшись, отправились домой. Мы с Рахилёй решили ещё побродить по парку и отстали от них. Потом свернули в боковую аллею. Рахиля сегодня была весела и на редкость разговорчива.

В темноте сбоку аллеи послышался громкий хохот. Из-за низкорослых деревьев появились парень и девица. Я сразу узнал их. Нам они однажды повстречались на берегу Казанки. Этот тип тогда отпустил по адресу Рахили какую-то глупую шуточку. Если бы Рахиля меня не удержала, мы бы с ним подрались. Позже я узнал, что это известный в округе хулиган по прозвищу Рюрик. К тому же говорили, что он нечист на руку. Глаза у него какие-то застывшие и холодные.

— Опять эти типы! — сказала Рахиля и взяла меня под руку.

«Свернуть в боковую аллею? — промелькнула мысль. — Нет, лучше сделать вид, что мы их не заметили. Они, может, пройдут на этот раз спокойно…»

Однако Рюрик был не из таких. Осторожно, стараясь не наколоться, он сорвал с куста розу и, когда какой-то прохожий старик поравнялся с ними, неожиданно сунул цветок ему за шиворот. Старик опешил и выронил палку. Но спутницу Рюрика этот поступок несказанно развеселил. Она показывала на растерявшегося старика пальцем и хваталась за живот от смеха.

Рахиля решительно направилась к развеселившейся паре. «Сейчас, — думаю, — закатит этому типу пощёчину», — и заспешил за ней. Она приблизилась к девице, насторожённо уставившейся на неё.

— Как ты смеешь так поступать? — проговорила Рахиля с негодованием.

— Разве я что-нибудь сделала? — удивилась девица, округлив глаза.

— Вы обидели старого человека!

— Так это же не я! Вы что, ослепли? — возмутилась девица.

— Почему не приучишь своего субъекта вести себя прилично? Ведь ты девушка!

Вид у Рахили был такой, что казалось, она вот-вот вцепится в причёску этой девицы. Та даже попятилась, растерянно моргая глазами.

— Рюрик! Иди сюда!.. — позвала она плаксиво.

— Эх ты, бедняжка! — сказала Рахиля, с брезгливостью оглядывая её с ног до головы. — Помни, если парень, который идёт с тобой, не умеет себя вести, он позорит тебя! Ты же девушка, должна требовать уважения к себе! А ты позоришь девичью честь!

— Рюрик! Где ты? Она собирается меня избить!..

А мы с Рюриком стоим друг против друга, широко расставив ноги и сжав кулаки. Метнув в сторону Рахили колючий взгляд, он процедил сквозь зубы:

— Слушай, шахтёр, уйми свою красотку! А то я сейчас отрежу ей хвостик!

— Вот как? На получай!..

Я взмахнул кулаком. Рюрик успел отпрянуть. Он быстро нагнулся и вынул из-за голенища нож. Как змея, бросающаяся на врага, он втянул голову в плечи, а потом резко метнулся ко мне, выбросив руку вперёд. Я уклонился в сторону и схватил его за кисть. Не успел он опомниться, я ударил его руку о своё колено. Нож блеснул и отлетел в кусты. Рюрик вырвал руку и бросился за ножом. Я успел дать ему подножку, и он распластался на земле. Я поднял его, крепко схватив за ворот. Как следует встряхнув, сказал:

— Если сейчас же не извинишься перед этой девушкой и дедом, я задушу тебя!

— Пусти! — зашипел он, пытаясь вырваться. — Я же тебя встречу где-нибудь…

Я был так зол, что был готов осуществить свою угрозу. Но к нам уже спешил милиционер.

Спустя два дня Рахиля уехала в Оренбург на соревнования парашютистов. Скучно стало без неё в Казани. Я со дня на день ожидал её возвращения. Но прошла неделя, другая…

Вскоре Хафиза получила от Рахили письмо, посланное из Херсона. Прямо из Оренбурга Рахиля поехала в Херсон поступать в лётное училище.

Я предполагал, что это рано или поздно произойдёт, но сейчас, узнав об этом, я растерялся. Меня одолевало двойственное чувство. Я не знал, чему больше радоваться: тому, что Рахиля поступит учиться и станет лётчицей, или если она провалится на экзаменах и вернётся домой…

Представляю, сколько она претерпит мук, если её не примут. Смогу ли я спокойно глядеть в её затуманенные грустью глаза? Когда над нею с мерным рокотом будет пролетать самолёт, она с тоской будет смотреть вслед ему. Смогу ли я в ту минуту отыскать слова, чтобы успокоить подружку свою! Попадись мне в поле подбитый журавль, отставший от родного косяка, я бы смог ему чем-то помочь. А что я смогу сделать для Рахили, чтобы облегчить её горе?.. Нет, она будет счастлива, если станет лётчицей. И я буду радоваться вместе с ней.

Я задумывался об этом и на работе, закручивая шурупы, гайки, и дома. Маме приходилось по нескольку раз окликать меня, чтобы я отозвался. Я стал рассеянным. Ни до чего не было охоты: ни в кино пойти, ни с друзьями встретиться. Много всяких противоречивых мыслей лезло мне в голову. Я думал о том, что, если Рахиля станет лётчицей, не пойдёт ли и наша дружба врозь? Представляю её, идущую по улице, стройную, в новенькой лётной форме, и себя рядом с ней, заурядного слесаря.

Она будет летать куда захочет. А ты, Гильфан? Кем будешь ты? Неужели тебе суждено всю жизнь закручивать шурупы да гайки? Неужели ни на что ты больше не годен?..

Я спросил у Хафизы адрес Рахили и написал ей письмо: «…Выбранный тобою путь тебя возносит в голубую высь, к небу. А моя дорожка уводит меня в глубь земли, в её недра. Ты станешь лётчицей, а я горным инженером. Я буду работать в шахтах, на рудниках. Когда-нибудь встретимся, тогда и поговорим…»