Не говори ты Арктике — прощай - Санин Владимир Маркович - Страница 68

Из записной книжки: «Интереснейшая личность — бортмеханик Освальда Женя Николаев, с его необыкновенно живой и выразительной физиономией лжепростачка. Чуть не умер от смеха, когда он, широко разинув пасть, ревел под баян: „Увя… я… ли ро-о-зы!..“ Артист! Встретил бы такого опытный режиссер — Володя наверняка потерял бы своего бортмеханика».

И далее. «Как жаль, что не записывал рассказы летчиков во время чаепитий. Вытащишь карандаш — и вся непосредственность мгновенно исчезнет… Вот, например, такая история — записал ее по памяти на следующий день. Нынешний командир АН-26 П. в свое время совершил вынужденную посадку и, как говорят летчики, „развалил“ АН-2. Ему предложили: либо внести восемь с половиной тысяч рублей, либо через неделю под суд. Собрались друзья, он им сказал: „У меня на книжке всего тысяча триста, суда не миновать“. И через два часа на его столе лежали восемь с половиной тысяч, собранные друзьями. П. растрогался: „Как же я с вами рассчитаюсь, ребята?“ А они: „И думать не думай, сегодня это с тобой случилось, завтра с нами“.

Бухта Тихая навеки связана с именем Георгия Седова. Он и назвал ее Тихой — весной 1913 года, когда «Святой Фока» пробился к южной оконечности Земли Франца-Иосифа. Отсюда Седов, немощный, больной, но неукротимый духом, с двумя спутниками отправился в поход к Северному полюсу — с запасом продовольствия, которого могло хватить лишь в один конец. Донкихотство? Оно никогда не было для меня бранным словом, тем более когда речь идет о человеке, для которого идея водрузить русский флаг на полюсе была дороже жизни. Полярники глубоко уважают руководителей блестяще организованных экспедиций, восхищаются холодной рассудочностью непобедимого Амундсена и научной одержимостью Нансена, но все без исключения склоняют головы перед светлой памятью отправившегося в безнадежный поход Седова. Потому «безумству храбрых поем мы песню», что оно, как ничто другое, великой силой примера пробуждает в людях благородные чувства, заставляет сильнее биться сердца. Я всегда стоял на том, что «безумство храбрых» — высшее проявление человеческого духа на всем протяжении бурной истории человечества. Каждый из нас, подумав, припомнит десятки примеров, когда ради светлой идеи люди шли, условно говоря, «с запасом продовольствия в один конец» — на подвиг и на смерть.

А спустя шестнадцать лет в бухту Тихая вошел ледокол «Седов», чтобы создать на ее берегу первую советскую полярную станцию, на которой остались зимовать «семеро смелых», и среди них — радист Эрнест Кренкель. С той поры станция расширялась, потом, в шестидесятых годах, была законсервирована, и в тот день, когда наш вертолет там приземлился, на берегу стояло около десятка заброшенных домиков и ангар с полусферической крышей. Не повезло с погодой: солнце было напрочь закрыто облачностью, и прославленная в литературе фантастической красоты скала Рубини-Рок, отвесной скалой возвышавшаяся в бухте, была не так эффектна, как в солнечный день, когда она, по рассказам очевидцев, и в самом деле выглядит рубиновой.

— Юрий Яковлевич, — обратился Освальд к радисту, — расскажи непосвященным, как ты около Рубини морские ванны принимал, а потом в этом доме обсыхал и отогревался… Смотри, а какой-то хулиган в твоем доме окно высадил. Зайдем?

Я думал, Освальд шутит, но Юрий Яковлевич подтвердил: да, принимал ванны. В 1977 году «Аннушка», на которой он летал радистом, произвела посадку в бухте Тихой — ив несколько минут ушла под лед. Экипаж благополучно выбрался, и аварийную радиостанцию успели вытащить; Юрий Яковлевич сообщил на базу о том, что произошло, и за экипажем на исходе суток прилетел вертолет. А в ожидании выручки экипаж и отогревался в домике, куда мы вслед за Освальдом направились. Полярный детектив! Оконное стекло, судя по тому, что помещение не занесено снегом, выбито совсем недавно, а на полу следы крови. Медведь? Так зачем ему вылезать из окна, если дверь открыта? Или он здесь пировал? Но следов пиршества не видно. Словом, мы терялись в догадках[11] .

Из бухты Тихой мы полетели к мысу Флора — одному из главных опорных пунктов экспедиций, пытавшихся исследовать Землю Франца-Иосифа. Помните, я упоминал о невероятных случаях, происшедших на архипелаге? Сейчас я о них расскажу, а вы судите сами, есть в них элемент чудесного или нет.

Первый случай произошел в 1896 году с Фритьофом Нансеном, во время знаменитого дрейфа его вмерзшего в лед «Фрама». Весной того года, изучив линию дрейфа, Нансен пришел к выводу, что «Фрам» явно проносит мимо полюса, а раз так, к полюсу нужно идти пешком. Выбрав себе в напарники стойкого Иогансена, Нансен отправился в семисоткилометровый поход, но из-за крайне тяжелых ледовых условий вынужден был отказаться от своей мечты. С полпути пришлось возвращаться, но уже не на «Фрам», который вынесло далеко на запад, а к Земле Франца-Иосифа. Все дальнейшее — сюжет для приключенческого романа: очень трудная восьмимесячная зимовка вдвоем на одном из островков архипелага — в хижине из камней и моржовых шкур, затем, с появлением солнца, поход к южной оконечности архипелага, опаснейший поход со множеством приключений, среди которых и нападение моржей, и купание в ледяной воде, и, казалось бы, неминуемая потеря всего продовольствия и снаряжения… Но все это описал сам Нансен в книге «“Фрам” во льдах», и я приведу лишь концовку. Подойдя к мысу Флора, Нансен и Иогансен не поверили своим ушам — лает собака! Поверили, когда увидели ее хозяина, руководителя английской экспедиции Джексона, который приютил отважных путешественников и на своем корабле отправил на родину.

Ну, каково совпадение обстоятельств?

Теперь еще один случай, тоже происшедший на мысе Флора.

Через несколько месяцев после того как Георгий Седов с двумя спутниками ушел к полюсу, «Святой Фока» из бухты Тихая отправился к мысу Флора. И вот когда корабль подходил к берегу, заменивший Седова на капитанской должности Пинегин увидел человека. Это был Альбанов, штурман «Святой Анны», которая под командованием Брусилова пыталась пройти Северным морским путем в Тихий океан. Когда «Святая Анна» была зажата льдами и стала дрейфовать, Альбанов с несколькими матросами с разрешения Брусилова отправился к Земле Франца-Иосифа, где после долгих приключений оказался на мысе Флора — в тот день и час, когда туда подходил «Святой Фока».