Колесница Гелиоса - Санин Евгений Георгиевич - Страница 11

— Д-да…

— Ты чем-то удивлен?

— Конечно… Если бы мне сказал это сенатор Квинт Помпей или Публий Сатурей, а не ты, славящийся своей справедливостью и неподкупностью…

— А-а, вон ты о чем! — неожиданно засмеялся Эмилиан и, наклонившись к самому уху претора, прошептал: — Знаешь, как сказал бы по этому поводу тот же Панеций? Нехорошо пахнет тот, кто пахнет всегда хорошо! Итак, — снова стал серьезным он. — Берешься?

— Да!

— И у тебя есть надежный человек, который немедленно отправится в Пергам под чужим именем и прикрытием невинного должностного поручения?

— Да!

— Кто он?

— Здешний торговец. Луций Пропорций.

— Пропорций, Пропорций… — задумался Эмилиан. — Не тот ли это смельчак, который воевал у меня под Карфагеном?

— У тебя прекрасная память! — восхитился претор. — Но только ты воевал с Квинтом, а я говорю о его брате — Луцие.

— Что он из себя представляет?

— Умен и осторожен, как никто другой умеет убеждать людей и обводить их вокруг пальца. Вообще эти братья очень разные и совершенно не похожи характерами. Квинт, которого знаешь ты, как бы это сказать… привык разить врага в грудь, а от Луция, которого знаю я, скорее надо ждать удара в спину. Если ты позволишь, он заедет за Квинтом в Афины, и они отправятся в Пергам вместе.

— Пока пусть едет один, — подумав решил консул. — Нам больше подходит Луций. Можешь пообещать ему в награду…

— Место в сенате! — опередил Эмилиана претор.

— Хорошо.

— Тогда я немедленно посылаю за Луцием! — заторопился претор. — И ты сможешь объяснить ему…

— Ты сможешь! — поправил претора Эмилиан. — Объяснишь Луцию, что от него требуется простым, доходчивым языком. А я только взгляну на него.

Следуя за двумя молчаливыми ликторами[31], Луций Пропорций пришел на Форум, где разделившиеся на группы сенаторы еще оживленно обсуждали недавнее собрание. Один из ликторов жестом приказал следовать в храм Сатурна.

«Зачем меня привели сюда? Да так спешно, ничего не объясняя?..» — переступая порог храма, думал Луций. Как и брат, был он худощав, высок ростом. Однако внешнее сходство братьев на этом и кончалось.

Если Квинт был воином, и оставался им, даже став ростовщиком, то в Луцие все выдавало купца: беспокойные, цепкие глаза, суетливые пальцы, податливая шея, готовая угодливо согнуться перед сильным и надменно выпрямиться перед должником или клиентом[32].

Ни нажитый всеми правдами и неправдами капитал, ни переход во всадническое сословие не изменили в нем прежних привычек мелкого купца.

«Кому я понадобился? — прикидывал он. — Хорошо, если городскому претору. Пятьдесят тысяч сестерциев, что ой якобы взял у меня в долг, еще долго будут закрывать ему глаза на мои грешки. А если что-то вынюхала и решила заняться мной сенатская комиссия?..»

— Пойду доложу консулу, что он уже здесь! — сказал один из ликторов и скрылся за неприметной дверью у алтаря.

«Консулу?! — ужаснулся Пропорций. — Неужели Фульвию Флакку стало известно, что я поставил его армии плохой ячмень? Тогда я пропал: меня ждет суд, штраф, может быть, даже отлучение от воды и огня!..[33] А вдруг, — мелькнула слабая надежда, — Флакк не успел закупить что-то для войска, и ему срочно потребовалось зерно или вино?»

— Послушай, — обратился Луций к оставшемуся ликтору. — Зачем я понадобился Фульвию Флакку?

Ликтор молчал, глядя поверх головы приведенного торговца. Луций достал расшитый жемчужным бисером кошель.

— Вот тебе золотой!

Ликтор затаил дыхание. Если бы не дернувшийся на его шее кадык, можно было подумать, что в храме стало на одну статую больше.

«Не взял золото! Неужели мои дела так плохи?..»

— Эй! — негромко окликнул Луций. — Два золотых!

Ликтор очнулся и быстро спрятал монеты.

— Тебя велел привести сюда не Фульвий Флакк… — шепотом начал он.

— А кто же? Кто?

Ликтор испуганно выпрямился и замолчал.

Пропорций проследовал за его подобострастным взглядом и увидел входящего в храм Сципиона Эмилиана.

«О боги! Сам Сципион… — узнал он прославленного полководца. — Но ведь у меня не было с ним никаких дел! На ячмень ему наплевать — консулы вечно грызутся между собой и завидуют друг другу, — ему даже выгодно, что голодные кони не так быстро понесут Фульвия к славе. Или ему донесли, что мои обвинения против Авла Секунда, которому я был должен сто тысяч — лжесвидетельство?! Но тогда меня ждет уже не изгнание, а Тарпейская скала!»

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове побледневшего Луция. Он уже видел перед собой отвесный утес на берегу Тибра, с которого сбрасывают государственных преступников, как вдруг следом за консулом в храм вошел городской претор.

Эмилиан подошел к ожившему Луцию и сказал, оглядываясь на претора:

— Похож! Они что — близнецы?

— Рождены в одночасье! — воскликнул претор.

Лицо Эмилиана смягчила довольная улыбка.

— Близнецы — счастливая примета! — веско сказал он. — Не было бы Ромула с Рэмом, не было б и Рима! Сами боги дают нам знак своей благосклонности.

Луций понял, что его привели сюда вовсе не для того, чтобы сбросить с Тарпейской скалы или изгнать из Рима.

Склонившись перед консулом, он елейно произнес:

— Ты — достойный сын Эмилия Павла!

Претор из-за спины консула сделал предостерегающий знак, но Луция уже ничто не могло остановить.

— Весь Рим знает, что он тоже свято верил в приметы! — частил он. — Когда перед войной с македонским царем Персеем дочь встретила его криком: «Папа, Персея больше нет!» — имея в виду издохшую собачку по кличке Перс, твой отец так обрадовался, что, не мешкая, повел войска в бой и одержал побе…

Луций поднял глаза на консула и осекся. Лицо Эмилиана было багровым.

О боги! Как он мог забыть то, о чем знает весь Рим: Сципион Эмилиан не выносит, когда при нем говорят о его родном отце, потому что в юности предал его, перейдя в более славную семью Сципионов. И его бедный отец Эмилий Павел умер от тоски в полном одиночестве…

Но Луций не был бы Луцием, если бы не нашел выхода из этого щекотливого положения.

— Но еще больше ты достоин славы своего великого деда, Сципиона Африканского! — повысил он голос и с облегчением увидел, как разглаживаются морщины на лбу консула. — Всему миру известно, что свои поступки он объяснял прямыми советами богов! И мне вовсе не кажется нелепым слух, — на всякий случай прибавил от себя Луций, — будто его отцом был сам Юпитер в облике исполинского змея!

— Ну-ну, так уж и Юпитер! — засмеялся повеселевший Эмилиан и с одобрением оглядел Луция: — А ты понравился мне, Гней Лициний, хотя и бросил тень на мою бабку!

— Но я не Лициний! — улыбнулся в ответ Пропорций. — Меня зовут…

— Прощай, Гней! — перебил его консул и, глядя на обескураженное лицо Луция, доверительно добавил: — Через несколько часов мне уезжать на войну, а сегодня — Луперкалии[34], надо бы и развлечься перед работой, а?

— Да, конечно…

Луций почтительно проводил взглядом Эмилиана до самого выхода и поднял на претора удивленные глаза:

— Он назвал меня Гнеем Лицинием… Что бы это могло значить?..

— Это значит, что ты счастливый человек, Гней, раз тебя заметил такой человек!

— Но я — Пропорций! — воскликнул окончательно сбитый с толку Луций. — Луций Пропорций! Или ты… забыл меня?

— Я помню!

Претор жестом приказал ликторам удалиться.

— Я прекрасно помню, — продолжил он, оставшись наедине с Луцием, — о той небольшой услуге, которую ты оказал мне, когда я м-мм… нуждался в некоторой сумме. Не забыл я и о своем обещании вспомнить тебя, если в сенате вдруг появится свободное место!

— Неужели ты вызвал меня, чтобы предложить мне его?! — не поверил Луций.