Маглор. Трилогия (СИ) - Чиркова Вера Андреевна - Страница 11

И едва не вскрикнул от неожиданности. Я стоял на узком, обледеневшем карнизе и упорно, пядь за пядью, двигался в сторону занесенного снегом балкона соседней комнаты.

Так вот что ты обдумывала, маленькая дрянь! – разозлился я так яростно, что бастарда почувствовала эту вспышку и плотнее прижалась к стене, видимо, упасть в сугробы вовсе не входило в ее планы. Как и в мои. Я решительно взял управление этим хрупким телом в свои руки, добавил ему гибкости и легкости, поддержал воздушной рукой – и повел назад, в так опрометчиво покинутое ею тепло. Довел до узкого окна, ухватился руками за подоконник, одним рывком перекинул тело через него и, подняв на ноги, крепко запер окно. А потом подвел к зеркалу и с превеликим удовольствием отвесил побледневшим от холода щекам пару пощечин.

И пусть кто-то попробует доказать, что это не она сама била себя за глупость.

– Что случилось? – Маглор Ренгиус не мог не засечь такой яркий выплеск энергии, и уже стоял рядом, заглядывая в лицо.

– Почему в тех помещениях, куда нельзя войти за воспитанниками, не стоят решетки на окнах? – почти прорычал я, и он заметно насторожился.

– Но они же не преступники…

– Вы уверены, что все?! – ядовито процедил я в ответ.

Слава святой пентаграмме, что не забываю обновить невозмутимость, иначе сейчас уже разнес бы в клочья что-нибудь из мебели. Мы не люди, которые, разозлившись или оскорбившись, начинают махать руками, дубинками, ножами разного размера и кричать друг другу оскорбления. У магов для таких случаев есть сила. Ну а чтобы не нанести кому-то серьезных травм, срываем раздражение на камнях и бревнах.

– Маглор Иридос, в чем дело? – Госпожа Нувилия ничего не поняла, но по нашим лицам заподозрила неладное. – Что-то с Мэлин? Мне пойти посмотреть?

– Не нужно, – буркнул я и понял, что прокололся, как ребенок.

И если преподавательница этикета еще недоуменно хлопала глазами, то Ренгиус уже нехорошо прищурился и очень мирным голосом предложил пойти помыть руки.

Разумеется, я поплелся следом. Он уже почти магистр первой ступени, теперь я хорошо разглядел, что на ногтях коллеги не хватало всего пары темных полосок. По истечении каждого прожитого в человеческих землях года проходящие испытание маглоры приходят к наблюдателю и получают этот важный знак. Каждый исполненный контракт тоже несут туда, за некоторые начисляется коэффициент. Когда на ногтях появится последняя полоска, наступает самый счастливый момент в жизни маглора. Это означает, что можно немедленно отправиться к порталу и вернуться домой, чтобы никогда больше не вспоминать этих мест.

– Покажите мне свой камень, – едва мы оказались в умывальной комнате, очень вежливо попросил коллега, и я неохотно исполнил его просьбу.

Мы вступаем в эти земли поодиночке и проходим испытание тоже в одиночку. Так требует профессиональная гордость и достоинство мага. Считается неприемлемым объединяться в компании или помогать друг другу. Ну разве только в самом крайнем или непредвиденном случае. Но и открывать свои способности перед коллегами мы тоже не спешим по той же причине. Чтобы никто не принял это за предложение союза или помощи.

Вот и я открыл свой именной медальон всего на секунду, чтобы тут же закрыть, выпустив сочно-фиолетовый лучик.

– Разве этого обо мне не сообщили?

Ну конечно, я лукавил, твердо веря, что сыщики королевы никак не могли знать обо мне таких подробностей, но ответ коллеги показал, что я их недооценил.

– Намекнули, что, возможно, что-то есть в этом роде, – не стал лукавить он и вдруг откровенно признался: – У меня защита и целительство… Так что она сделала?

– Шла по карнизу по направлению к балкону. Что там за комната?

– Карантин. Когда кто-то из детей заболеет или слишком расшалится, с ним сидят там двое воспитателей. Еще мы несколько раз использовали эту комнату для дополнительных занятий с Мэлин, она отстает по основным предметам от братьев. Идемте, пора.

Я и сам хотел предложить ему это, – мои сигналки донесли, что воспитанница прошла в кабинет, – потому лишь кивнул и первым вышел из умывальни.

На остальных трех уроках Мэлин сидела тихо и вообще вела себя как самая примерная девочка, так что к концу занятий коллеги уже посматривали в мою сторону с разгорающимся в глазах интересом. Но я даже на волос не верил, что в ней проснулось благоразумие, точно зная: в душе девчонки кипит обида и ярость. Пришлось скрепя сердце принять решение время от времени подслушивать ее эмоции, оттого я и был так уверен, что своего проигрыша Мэлин мне не простила. Хотя никто, кроме нас троих, ничего не понял и не заподозрил – ни в облике, ни в поведении бастарды не осталось даже намека на ее выходку. Едва обнаружив на ее щеках розовеющие отпечатки, Ренгиус моментально бесследно убрал их, ни одним жестом или взглядом не дав понять, что догадался о причине такого подозрительного румянца. А ее мокрые туфли высушил я сам, решив, что значительно проще наблюдать за ней в классе, чем доверить это нелегкое дело сиделкам.

Перед обедом дети ходили переодеться в свои комнаты, и я вызвался следить за Азиртом, отправив с воспитанницей географичку. Конечно, я не ждал, что она немедленно снова полезет в окно, но больше не желал оставлять ее без присмотра даже на минуту. Однако все прошло гладко. Мэлин явилась на обед в нарядном платье и тщательно причесанная, и в первые полчаса, после того как мы сели за стол, я искренне считал, что она решила передохнуть и на время оставить свои выходки.

Но затем начал замечать, что ведет себя бастарда очень странно. Присмотрелся внимательнее и похолодел. Я точно знал, что подумают окружающие, наблюдая, как девчонка торопливо опускает глаза в тарелку, когда я на нее смотрю, и мечтательно вздыхает, изучая мое непритязательное лицо, стоит мне заняться едой.

В продолжение обеда я наблюдал за ее ужимками, просчитывал дальнейшее развитие событий и все больше приходил в отчаяние. Как всем известно, любая осада больше подтачивает силы и авторитет осажденного, чем осаждающего. Особенно любовная.

И если в первый час и первый день никто не поверит, что она способна в меня вот так, ни с того ни с сего, влюбиться, через день или два все перестанут смотреть на якобы влюбленную бастарду настороженно и недоверчиво. Через неделю привыкнут, а через две начнут ей сочувствовать, причем сначала служанки, потом камеристка, особенно если Мэлин догадается полить подушки соленой водичкой.

Следующая неделя привлечет на ее сторону все более-менее молодое население замка, в том числе мужчин. Все будут пытаться отгадать, что она во мне нашла и отчего я не отвечаю на ее взгляды.

И вот тут и есть тупик, куда сходятся все пути. Как бы я сейчас себя ни повел – строго, холодно, вежливо или безразлично, – все равно приду ко всеобщему осуждению. Кто-то скажет, что я жестокий сердцеед, а кто-то, что зазнавшийся сноб, кто-то назовет лопоухим дураком, зря теряющим шанс, а кто-то – бесчувственной рыбой. Но в конце концов все будут за нее. Зрелище страдающей от любви юной девицы, как правило, пробуждает в людских сердцах романтическую сентиментальность.

И значит, изобретать уловки и бороться бесполезно, я все равно приду к одному. Сделав такой вывод, я принял непростое решение и затаился, догадываясь, что такая деятельная натура не сможет не попытаться ускорить события. Ведь бросилась же она в атаку, едва узнав о моем прибытии? Значит, хулиганке все равно, какой у нее будет наставник, она против любого.

Как показали дальнейшие события, я оказался прав в своих предположениях. Едва нам подали десерт (плотные, полупрозрачные кубики клюквенного киселя, залитые сливками), над моей тарелкой распустился чахленький иллюзорный тюльпанчик. Причем расцвел на уровне глаз, так, чтобы видеть его мог каждый из присутствующих.

Кто бы сомневался, что она пожелает как можно быстрее перетащить всех на свою сторону, фыркнул я, аккуратно отложил в сторону ложечку и произнес с благодушной назидательностью: