Том 6. Звезда КЭЦ - Беляев Александр Романович - Страница 61

Азорес направился к лифту.

– Не работает, – флегматично предупредил швейцар.

Пришлось подниматься по лестнице.

В пролете между четвертым и пятым этажами ему повстречался бледный молодой человек, с виду клерк. Взглянув на Азореса, он явно встревожился и несколько раз обернулся.

«Странные тут порядки! – подумал Азорес. – Не работают у них сегодня, что ли? Впечатление такое, что здание оставлено. Может быть, компания переехала?»

Но вот и седьмой этаж. Шаги Азореса гулко отдавались в длинном коридоре. Мимоходом он заглядывал в приоткрытые двери. Длинные столы, на них – катушки, лампы, аккумуляторы, стеклянные трубки, аппараты, приборы… Очевидно, лаборатории. Все комнаты были пусты. Ни одного человека. На всех предметах тонкий слой пыли. Коридор повернул направо, еще раз направо. Вот и комната 732. Азорес постучал. За дверью послышались быстрые шаги, стук, шуршание, словно кто-то наскоро убирал комнату; потом дверь раскрылась, и на пороге выросла испуганная фигура маленького человека с рыжей козлиной бородкой. На нем был заношенный синий халат.

– Могу ли я видеть мистера Кара? – спросил Азорес.

– Я Кар. К вашим услугам, – отвечал человек с козлиной бородкой и, раскрыв дверь шире, пропустил гостя. – Чем могу служить?

– Я по делу дона Бласко Хургеса.

– Бласко Хургеса? – подскочив, вскрикнул Кар. – Садитесь, пожалуйста. – Он засуетился, придвигая гостю стул. – Бласко! Он погиб, погиб, бедняга… Погиб в тот момент, когда его жизнь была так необходима!.. Однако какое же может быть дело? – И он подозрительно взглянул на Азореса.

Азорес рассказал Кару все, начиная с выловленной в море бутылки и кончая посещениями старухи.

Кар слушал, кивал головой, тряс козлиной бородкой и все повторял:

– Так, так… Бедняга Бласко Хургес!.. Жуан сидит в тюрме. Этого следовало ожидать. Можно мне взглянуть на письмо?

Азорес подал письмо. Кар схватил его, почти вырвал из рук, и впился глазами в бумагу.

– Так, так… Это его рука, его шифр…

– А ключ от шифра? – спросил Азорес.

Кар еще раз испытующе взглянул на Азореса: можно ли ему верить?

– Я коммунист, – решительно сказал Азорес. – Понравится это вам или нет, но это так. Видите, я откровенен, будьте же и вы откровенны со мной.

– О, конечно, конечно! – засуетился Кар. – Шифр у меня. Вот здесь, в этом шкафу, где хранятся провода, изоляторы и всякий хлам. Надежнейшее место! Лучше, чем на квартире. Ведь это здание, как вы уже, наверное, заметили, по существу безлюдно. Да, да. Кризис. В пору процветания электрическая компания организовала здесь широчайшие исследовательские работы: радиолампы, фотоэлементы, телевизоры… Сотни научных сотрудников, известнейшие специалисты, изобретатели… А теперь вся работа свернута, научные сотрудники рассеялись в поисках работы.

– А вы? – спросил Азорес.

– В настоящее время – полулаборант-полусторож, – с печальной усмешкой ответил Кар.

– Вы были хорошо знакомы с Бласко Хургесом?

– Хорошо ли я был знаком! – воскликнул Кар, и его рыжие ресницы заморгали. – Я был ближайшим помощником Хургеса. Хургес! Это великий изобретатель. Великий ум, великое сердце! Вот в этой комнате, у этого стола мы проработали с ним двенадцать лет. Много дней и… много ночей.

Азорес не был бы опытным корреспондентом, если бы не попытался выведать у Кара все, что касалось Хургеса. Кар охотно отвечал, и Азорес узнал больше, чем ожидал.

Отец Хургеса, Соломон Хургес, был польским евреем. В свое время он эмигрировал в Соединенные Штаты, но там ему не повезло, и он перебрался в Южную Америку. Именно здесь, в Буэнос-Айресе, у него была мастерская по ремонту автомобилей, велосипедов, мотоциклов. Жуан Хургес помогал отцу, а когда отец умер, устроился на большой завод и там включился в революционную борьбу. Старшему его брату, Бласко Хургесу, удалось получить высшее техническое образование, и он работал в исследовательской лаборатории электрической компании, бывшей филиалом нью-йоркской. Его очень ценили. Он дал фирме много замечательных изобретений, внедрил экономичные лампы, а когда было налажено производство радиоприемников, сконструировал очень удачный тип любительского гетеродинного радиоприемника.

– Но душу свою он не продал фирме, – многозначительно промолвил Кар.

– Что вы хотите этим сказать? Хургес был коммунист?

– Он мыслил, как коммунист, – ответил Кар. – Вот и все, что я могу сказать. Он жил очень дружно со своим братом. Однажды при мне Бласко сказал Жуану: «Мы идем к одной цели, но разными путями, и, наверное, нам выгоднее реже видеться друг с другом, чтобы твоя „революционная популярность“ не накликала подозрений и на меня, на „нашу революционную работу“», – и он указал на меня. Да, на меня, – с гордостью повторил Кар. – Ибо мы трудились вместе, у нас не было секретов.

– И что же это за «революционная работа»?

– Революция в области науки и техники, которая призвана послужить революции пролетарской, – ответил Кар. – Мы изобретатели. Само собой, изобретал Бласко, а я помогал ему. Ах, у него была подлинно Эдисонова голова! Со времени Октябрьской революции Бласко жил мыслью о Стране Советов. Он трудился для нее и мечтал приехать туда не с пустыми руками. О, он готовил богатый подарок! И вот, когда… Ах, Бласко, Бласко!.. Такой осторожный даже в мелочах и… Почему ты не послушал меня?.. – Красные веки с рыжими ресницами снова задрожали, заморгали, словно Кар собирался заплакать.

Азорес догадывался, что здесь кроется великая тайна.

– А что это за изобретение, над которым вы трудились?

– Это изобретение… – Глаза Кара вспыхнули огнем вдохновения, однако он погасил этот огонь, быстро подошел к двери, приоткрыл ее, выглянул в пустой коридор и, оставив дверь полуоткрытой – так слышнее приближение шагов, – возвратился на место, сел возле Азореса и прошептал: – Камень мудрости. – Кар затаил дыхание и беззвучно рассмеялся.

«Не сошел ли с ума этот чудак?» – подумал Азорес. Но тот продолжал:

– Да, философский камень. Мечта алхимиков о превращении элементов. А по-современному – снаряд для расщепления атомного ядра. Переворот! Новая эпоха в химии, в истории человечества!

В увлечении он всплеснул сухими ручками и усмехнулся. Азорес отшатнулся к спинке стула и несколько секунд молча смотрел на Кара.

– Да, да, да, – пламенно зашептал Кар, выдерживая взгляд Азореса. – Не мечта, не проблема, не гипотеза, а факт. Вот здесь, вот на этом самом столе, мы завершили последние опыты. Вот здесь, на этом месте, стоял аппарат – новейшая «пушка» для бомбардировки атомного ядра. И что она творила! Какие чудеса превращения вещей делала она на наших глазах!

– И где этот аппарат? – спросил Азорес, чувствуя, что у него холодеет спина и бегут мурашки по телу.

– Нигде. – Кар тяжело вздохнул. – Такие вещи нельзя было брать с собой. Безопаснее возить их в голове. Но разве голову нельзя погубить в дороге? Хургес располагал большими деньгами и почти все их истратил на исследования. А на последние купил билет на лучший, казалось, безопаснейший пароход – пароход миллиардеров, как его звали в обеих Америках, – «Левиафан». Но нет такого корабля, который не мог бы затонуть… Хургес принял все меры предосторожности. Свои расчеты, формулы, выкладки – одним словом, весь «экстракт» своего наизнаменитейшего открытия он изготовил в двух экземплярах: один – на бумаге, он хранился у него в широком поясе…

– А второй? В металлическом ящичке? – с нетерпением спросил Азорес.

– Хургес был предусмотрительнее. Что такое ящик? Пароход может затонуть на огромной глубине, и тогда давление воды расплющит ящик и бумаги погибнут. Нет, Хургес поступил иначе. Он выгравировал все цифры, формулы, схемы и краткие пояснения на тонких металлических пластинках, сложил пластинки и края их запаял. Прекрасно придумано! – Кар сухо рассмеялся. – Если бы такой «портфель» затонул даже на десяти тысячах метров глубины, с ним все равно ничего бы не случилось.

Несчастный Бласко! Значит, ты погиб… До сегодняшнего дня у меня еще были надежды, – уже другим тоном продолжал Кар после паузы. – Теперь этой надежды больше нет. Ошибка, горькая ошибка!