Том 6. Звезда КЭЦ - Беляев Александр Романович - Страница 44

Стены домов солнечной стороны были выложены блестящими полированными листами из нержавеющего металлического сплава. Летом эти листы время от времени промывались. Из того же полированного и блестящего, как стекло, металла были сделаны прожекторы, укрепленные на краю крыши. Особые механизмы передвигали эти рефлекторы вслед за солнцем. Таким образом, в солнечные дни рефлекторы отражали солнечные лучи прямо в окна домов теневой стороны.

Перед Ниной открылся Кировский проспект. Он мало изменился. Только кое-где на месте старых неуклюжих «доходных» домов появились новые здания, выстроенные по проектам талантливого архитектора Марии Титовой.

Пластмассовая мостовая проспекта не была разделена цветными полосами и аллеями. Большие деревья росли только по краям проспекта, вдоль тротуаров. Не было здесь и подземных тоннелей для поворота и перехода с полосы одной скорости на другую. Шоферу пришлось, озираясь налево, повернуть машину поперек улицы и переехать на противоположную сторону, к № 26/28.

– Я буду ждать вашего звонка! – крикнул шофер, провожая Нину глазами. Так хотелось узнать ее имя, но… побоялся, что девушке не понравится такая навязчивость.

Дверь автоматически открылась перед Ниной. Она вошла в просторную переднюю, и тотчас же где-то под верхним карнизом вспыхнул свет.

Семья Лавровых, очевидно, была довольно большая. На паркетном полу, в углу возле зеркала, стояло несколько пар электророликов разных размеров, а возле окна – «стариковское» электрокресло.

На вешалке висели пальто и непромокаемые плащи из «стеклянной шерсти», мягкие, белые, отливающие серебром.

Из внутренних комнат в переднюю донесся разноголосый собачий лай. Чей-то резкий, крикливый голос картаво спрашивал:

– То там? То там? То там?

– Это я, Никитина!

В переднюю вбежали две белые собачки. Вслед за ними, мягко переступая с ноги на ногу, вошли леопард и молодая львица, крадущейся походкой приблизились к Нине и начали обнюхивать ее.

– Вадик! Зачем ты выпустил Найфа и Пойнт? Они могут испугать… – послышался из внутренних комнат женский голос.

– То там? То там? То там? – монотонно кричал картавый голос.

– Они сами, бабушка! – И в переднюю быстро вошел черноглазый мальчик лет восьми, с бронзовым от загара лицом, в белой рубашке с короткими рукавами и в штанишках по колени. Мальчик вежливо поздоровался и спросил, не напугали ли Нину звери.

– Дедушка просит вас в столовую… Идем, Пойнт, Найф! – Мальчик ухватил львицу за клок мягкой шерсти и пошел вперед; маленькие собаки убежали; леопард следовал за Ниной, замыкая шествие и как бы отрезая девушке путь к отступлению.

Так, торжественным цугом, вошли они в столовую.

Эта комната, с тремя окнами и гардинами на них, казалась уголком музея старого быта и культуры. Она переносила посетителя в прошлое, лет на сто назад. Тяжелая мебель черного дуба с резными украшениями, огромный буфет, стулья с высокими спинками. Возле окон и на подоконниках цветы в горшках, на стенах – клетки с птицами, в углу – большая клетка серого попугая, все еще продолжавшего выкрикивать свое «то там?».

На большом чайном столе, накрытом вышитой по краям скатертью, возвышался самовар, возле него – чайник, а на чайнике – теплый матерчатый футляр в виде курицы-наседки. По столу были расставлены старинный чайный сервиз – синий с золотыми каемками, темно-коричневая деревянная хлебница в виде блюда с надписью по краям славянскими буквами: «Хлеб, соль ешь, да правду режь».

Возле самовара сидела полная пожилая женщина со стрижеными седыми волосами, на противоположном конце – профессор Лавров, слева от старухи – молодая женщина с Вадиком, справа – бритый тридцатилетний полковник, который при входе Нины сейчас же поднялся. Собачки улеглись возле старухи, Найфа и Пойнт увели в соседнюю комнату.

– Знакомьтесь, – сказал Лавров, – моя жена, Варвара Николаевна. Глава семьи. Ведь у нас дома матриархат.

– Нина Васильевна может подумать, что я тебя под башмаком держу, – с улыбкой отозвалась старуха.

– И еще как держишь! – невозмутимо продолжал Лавров. – А это моя дочь Лиза. Студентка физико-математического института. Мать сего младенца Вадика и жена, полагаю, небезызвестного вам исследователя Антарктики Степанова… Сейчас он в научной командировке… Вадик – пионер, отличник учебы и изобретатель летающей торпеды, которая, впрочем, пока что никак летать не хочет. И, наконец, полковник Лавров, мой сын Максимушка, авиаторпедист. Его радиоторпеды летают, и, кажется, довольно удачно.

Нину усадили рядом с Максимом, Варвара Николаевна подала чашку душистого чая и спросила:

– Вас не напугали наши звери?

Нина не успела ответить, как Лавров со смехом заговорил, указывая глазами на жену:

– Это она из квартиры зверинец устроила! А чтобы объяснить, как она дошла до жизни такой, придется начать издалека. – И Лавров рассказал чуть не всю биографию своей жены, пересыпая рассказ шутками и прибаутками. Старуха слушала со снисходительной улыбкой.

Оказалось, что жена Лаврова тоже была профессором – крупным специалистом в области ветеринарии. Лет тридцать тому назад Варвара Николаевна, будучи еще молодой ученой, вела упорную борьбу с весьма распространенной в то время повальной болезнью рогатого скота. Но вот настал день, когда Лаврова нашла, наконец, радикальное средство против болезни.

Эпизоотии совершенно прекратились. Специальные лаборатории пришлось закрыть, сотрудников распустить.

– Так Варвара Николаевна сама себя довела до безработицы, – посмеивался Лавров.

Впрочем, тотчас же нашлось новое дело. В то время через пустыни и степи Монголии прогоняли многотысячные гурты скота. В пути особый вредоносный вид клещей заражал животных. И вот на борьбу с опасным клещом в Монголию была отправлена большая научно-исследовательская экспедиция во главе с Варварой Николаевной. Экспедиция была великолепно оборудована и снабжена всеми средствами передвижения в пустыне, вплоть до аэропланов. Работа шла успешно, но как-то раз аэроплан, на котором летела Лаврова, неудачно сел в песках, и при этом Варвара Николаевна сильно повредила ногу. Пришлось не закончив работу, вернуться в Ленинград. «Пусть они там ловят клещей, а я здесь возьмусь за разрешение проблемы совсем с другого конца», – решила Лаврова и принялась за опыты над анабиозом теплокровных животных…

– Анабиоз, как вам известно, произвел переворот в транспорте животных. А тут подоспели и грузовые мощные цельнометаллические дирижабли. На клещей можно было махнуть рукой, и моя Варвара Николаевна снова осталась как бы безработной. Да, кроме того, к этому времени… «укатали сивку крутые горки»: прыгать по всему СССР стало трудновато. Вот она и взяла работу полегче – в зоопарке. Ну, и если там родится какой-нибудь слабенький львенок, медвежонок или же какая-нибудь мамаша отказывается кормить своих сосунков – в неволе это бывает, – Варвара Николаевна тащит обиженных на квартиру и здесь из рожка выпаивает, выкармливает, выхаживает.

Несмотря на шутливый тон, Лавров с большой теплотой рассказывал о своей старушке жене. Они прожили рука об руку хорошую трудовую жизнь.

Разговор постепенно стал общим. Максим рассказал несколько интересных историй из своей летной практики… Но Лавров-отец нетерпеливо заерзал на стуле, посмотрел на часы и обратился к Нине:

– А ведь у меня к вам одно дельце есть. Прошу ко мне в кабинет.

В кабинете было тихо. Сюда не долетали ни собачий лай, ни крик попугая.

Лавров усадил Нину в кресло возле письменного стола. Лицо его было необычно серьезно.

– Вы знаете, что Михеев очень болен?

– Я знаю, что он очень стар, – ответила Нина.

– Стар, да. Увы, старость, конечно, его главная болезнь… Мы, врачи, в частности Сугубов и я, делали все, чтобы поддержать и продлить драгоценную жизнь Михеева. Мы уберегли его от многих опасностей, предохранили от многих болезней и недомоганий и таким образом дали ему возможность продолжать работу. А вы понимаете, что это значит? Каждый час работы гениального мозга обогащает человечество на века. И вот нужно же было произойти такому несчастью: в то время как Михеев был уже совсем близок от цели, завершая свои гениальные работы в области получения атомной энергии, старость сказала: стоп! У него обнаружились признаки слабоумия…