Штрафбат. Миссия невыполнима - Кротков Антон Павлович - Страница 29

– Не жалей ни о чём. Она просто бешеная матка, иначе не поступила бы так.

– Дура ты! – не сдержался Игорь, и сам поразился себе. Прежде он не говорил такого ни одной девушке.

– Значит, ты всё-таки собираешься вернуться к ней? – брезгливо поинтересовалась креолка.

– Не знаю, – Игорь потерянно опустился на пол, прислонился спиной к холодной стене. На глазах выступили слёзы, совсем как в детстве, когда особенно остро ощущаешь предательство близких людей.

– Как же она могла! Как могла! Ведь обещала же ждать, – твердил он, словно заклинание.

Корбо присела рядом.

– А ты бы хотел, чтобы она своё счастье зажала между ног. Пойми: ты для неё погиб! У нас, когда умершего относят в селение мёртвых, то и все его вещи из дома принято убирать, чтобы покойник не мешал живым дальше жить… Наверное, она встретила классного парня, который помог ей пережить её горе. Хотя если бы я кому-то пообещала ждать, то лучше умерла бы девственницей, чем изменила своему слову.

«Молодые вдовы быстро утешаются в сочувственных мужских объятиях», – вспомнилось Игорю где-то прочитанное. – А может, и впрямь жениться назло предательнице? Впрочем, всё это вздор и обман. Любовь ничем не подменишь. А я, к сожалению, не люблю Корбо… Хотя, возможно, так было бы лучше всем».

Мозги соображали тяжело и болезненно, словно ошпаренные: «Эх, сейчас бы выпить и забыться». Игорю вдруг неудержимо захотелось обратно в тюремную камеру, лишь бы его оставили в покое. Корбо со своим фальшивым сочувствием сейчас была довольно обременительна. Но африканка не собиралась оставлять возлюбленного, который теперь безраздельно принадлежал ей. Она сидела рядом грустная. Ласково гладила Игоря по волосам. Гладила и повторяла:

– Бедный мальчик…. Бедный мальчик… Ничего. Зато я тебя больше никому не отдам… Теперь ты только мой – до самой смерти.

Глава 11

Со стороны Борис Нефёдов, наверное, напоминал сошедшего на берег американского моряка. Не хватало только белой шапочки, похожей на детсадовскую панаму. Вместо сумки он нёс свои нехитрые пожитки в перекинутом через плечо, большом парусиновом мешке по типу тех, что выдают во флоте США. Этот мешок подарил Борису на память один из пилотов эскадрильи передовых авианаводчиков, который был ему кое-чем обязан.

Нефёдову предстояли серьёзные перемены. После службы в передовых авианаводчиках его направили в эскадрилью с многообещающим названием «Skunk Works» – «Проделки скунсов». «Интересно, за какие подвиги можно удостоиться “великой” чести носить столь славное имя?» – помнится первым делом задался вопросом Нефёдов, получив новое назначение.

Борис шагал по бетонным плитам мимо длинного строя самолётов, большей части которых давно было пора ржаветь на свалках утилизированного авиахлама. Тем не менее здесь, в Африке, они пришлись вполне ко двору. В результате время словно остановилось и даже пошло вспять. В наёмнических ВВС ветеран словно вернулся в сороковые годы, во времена своей фронтовой молодости. В эпоху реактивной авиации, когда пилоты противоборствующих армий обменивались ракетными ударами за многие десятки километров, подчас видя друг друга лишь в виде отметок на экранах бортовых радаров, здесь в ходу по-прежнему были такие классические доблести, как выдержка перед маячащим в прицеле врагом, выносливость на виражах, скорость реакции… Что ж, такая работа была по нему…

Вскоре Борис заметил двоих молодцов, лениво перекидывающихся в картишки. Они сидели верхом на положенной набок бочке из-под краски. Подходя, Нефёдов услышал отрывок их разговора. Задрав майку, один из парней горделиво демонстрировал приятелю длинный багровый шрам у себя на боку:

– Это меня в прошлом году в Кении осколком зацепило. Мы тогда сильно с напарником погорели. Я-то успел выбраться из кабины и раскрыть парашют. А Альваресу не повезло… Но на этом мои приключения не закончились. Я приземлился на небольшой коралловый риф в пятистах ярдах от берега и вдобавок сломал ногу. Сам не пойму, как сумел добраться до суши. Потом шесть дней пришлось пробираться к своим. Хорошо, что у меня всегда с собой во фляге виски. Я поливал им рану, чтобы она не слишком гноилась. После этого ребята написали на борту моего нового самолёта «The Survivor» – «Выживший».

– Да-а… – уважительно протянул, разглядывая шрам, второй парень и веско заверил: – Такая отметина в нашем деле всё равно что солидный послужной список в резюме. Любая крейзи-компания, вербующая нашего чокнутого брата на очередную заварушку, с ходу подпишет с тобой контракт, как только ты покажешь им свои «нательные рекомендации».

– Ты ещё скажи «наскальные рекомендации»! – прыснул со смеху обладатель солидного шрама. – А что, согласись, неплохо было бы, если бы наши кости действительно были обтянуты чем-нибудь более прочным. Ведь ещё один такой шрам на шкуре – и придётся искать работу поспокойнее.

Дружок говорящего продолжал завистливо пялиться на красавец-шрам:

– Мои-то дырки против твоих что кошачьи царапины.

Завида уныло стащил с себя футболку, оставшись в шортах цвета хаки, и начал поигрывать хорошо развитыми мускулами, переливающимися под нежной, как у женщины, кожей. Торс его покрывали многочисленные цветные татуировки в основном эротического содержания. Намётанным глазом Борис сразу отметил две пулевые отметины на груди и плече позёра в районе ключицы, а также след от ожога на пояснице.

Нефёдов подошел к парням и спросил, как ему найти нужную часть.

– Ты ошибся с причалом, моряк, – внимательно взглянув на мешок на плече прохожего, лениво процедил сквозь зубы парень со шрамом на боку и неприязненно усмехнулся, – вонючки, о которых ты говоришь, приятель, сидят на другой части аэродрома – ближе к сортиру. Поэтому из других эскадрилий туда сливают всё дерьмо.

«Вот так фокстрот! – присвистнул про себя старый лётчик. – Ещё не хватало, чтобы моё новое место действительно оказалось “у параши”! Вот спасибо тебе, старина Макс, за протекцию. Удружил по блату!» Впрочем, Хан тут был ни при чём. В последний момент в дело вмешался южноафриканец Хенк-бомбардировщик и позаботился о том, что прошедшего испытательный срок пилота направили в самую худшую эскадрилью воздушного легиона.

– Постой, я тебя где-то видел, морячок, – наморщил лоб владелец живописных татуировок. – Точно, вспомнил! Ты ведь один из чокнутых камикадзе майора Робина Иглза. Летаешь в «Чёрных авианаводчиках», верно?

– Летал, – поправил Нефёдов. При этом он поймал себя на том, что смотрит свысока на тридцатилетних подвыпивших пижонов с их подростковой страстью к демонстрации внешних символов мужественности по типу: у кого длиннее и больше волос на груди, и не только потому, что он стоит, а они сидят. Настоящему мужику нет надобности заголяться, чтобы доказать свою состоятельность.

Парни явно почувствовали отношение чужака, и им оно не понравилось.

– Неужели ты сбежал от своих? – с издёвкой хохотнул тот, что воевал в Кении. – А ты, приятель, часом не дизентерийный дезертир? Тогда тебе действительно самая дорога в вонючую эскадрилью. Там полно засранцев вроде тебя, которые при сигнале тревоге сразу укрываются в сортире, благо он под боком.

Анархист почувствовал растущее раздражение. Он даже пнул носком ботинка пустую бутылку из-под скотча[4]. Какие-то сосунки, которые недавно только закончили дрочить, смеют подшучивать над ним! Его явно провоцировали, не воспринимая всерьёз. Такое не полагалось оставлять без последствий…

Можно было в педагогических целях устроить небольшую драку – быструю и стремительную. Без хамства и членовредительства: тому, что со шрамом на боку, резко ребром ботинка ударить в пах. Его напарника тут же срубить отработанным крюком справа. Чтобы старших уважали…

Впрочем, был и другой вариант: предложить детишкам одну из классических фронтовых забав, вроде забега на перегонки с гранатой, когда ты уверенно выдёргиваешь из «лимонки» чеку и сразу рвёшь с места, слыша за спиной оглушительный «ба-бах!!!» и следом стихающий шорох осколков…