Годы испытаний. Книга 2 - Гончаренко Геннадий Иванович - Страница 4

Канашов затянулся глубоко, притушил папиросу, встал, прошелся по комнате, остановился у окна, задумался.

- Ответ твой правильный, Федор Федорович, но в уставах кое-что устарело. А вот что на войне уставы не нужны, вредное настроение. Такому анархисту доверять людьми командовать опасно. Ты фамилию его не помнишь?

- Хренов, командир роты, старший лейтенант.

- Это рыжеватый, с чубом цыганским? Как же, помню. Он у меня в полку до войны служил. Оратор… Цицероном его командиры прозвали. Но тот хоть был умным государственным деятелем, а этот пустобрех. Всех поучать мастер, а сам учиться не любит. Придется мне им заняться…

- Я почувствовал, что обе спорящие стороны остались при своих мнениях, - смущаясь, сказал Шаронов, опять закуривая. - И я теорию этого вопроса не больно глубоко знаю.

Канашов достал из полевой сумки толстую тетрадь в коричневом клеенчатом переплете. Похлопал широкой ладонью по ней, будто выбил из нее пыль.

- Времени нет, устаю, как ломовая лошадь, но веришь, Федор Федорович, как свободная минутка выдастся, пишу. Будто дьявол какой мутит изнутри, покоя мне не дает. Может, и впрямь когда кому пригодятся мои записи?

- А что же в том плохого? Ты же не сочиняешь, а подлинный опыт описываешь. Вот ты статьи писал, материал небось из этой тетради брал?

Канашов только махнул рукой.

- Брать-то брал, а что толку из этого?

- Будет время, окончится война, сядешь и напишешь диссертацию…

Шаронов листал тетрадь и читал ее разделы: «О недостатках некоторых теоретических положений тактики наступательного боя в довоенном боевом уставе», «О некоторых ошибочных положениях тактики оборонительного боя в довоенном боевом уставе», «О характерных чертах развития тактики оборонительного боя в первые месяцы войны, до перехода наших войск в наступление осенью и зимой 1941 года…»

Комиссар закрыл тетрадь.

- О, да тут почти уже готовая диссертация!

- Какая там диссертация! - спрятал тетрадь в сумку Канашов. - У меня, комиссар, не об ученых диссертациях сейчас голова болит. Когда и кто их напишет - дожидайся у моря погоды. Я вот думаю, как бы нам новой тактике наших командиров и войска оперативнее обучать. Каждый бой и без того много жизней уносит, а новички гибнут, как мухи, даже не успев сообразить, что к чему и какая она трудная штука - война с немцами.

- Михаил Алексеевич, а у меня идея. Что, если ты действительно подготовишься и прочтешь лекцию для командного и политического состава дивизии?

- Ну вот, лекцию… Одними лекциями не больно воевать научишь. Лекция для затравки мозгов нужна, а главное - потом в бою эту науку постигать надо.

- Ну, к примеру, разве не актуальна сейчас такая тема, как о некоторых устаревших положениях в боевом уставе?

- Нет, об этом читать не возьмусь.

- Почему так? Ты же сам пишешь об этом и в разговоре только что подтвердил, что это так.

- Нет, Федор Федорович, все это не так-то просто. Боевой устав наш никто не отменял. Да и не могу я взять на себя такое… У меня только собственные кое-какие мысли на этот счет. А потолковать с командирами да и политработниками по этим вопросам, думаю, полезно.

2

Стол давно был накрыт для обеда, борщ остыл и покрылся золотисто-красной корочкой.

- Придется подогреть. Чего же есть холодный? - сказал Канашов Ракитянскому и предложил: - Давай, комиссар, пока закусим, а там и первое подоспеет. - Он налил две стопки водки и поставил графин в шкаф.

- У меня сегодня, Михаил Алексеевич, интересная встреча произошла. Гляжу, в партийную комиссию политотдела армии прибыло знакомое лицо. Мы с ним на курсах вместе учились, а потом он решил в войска не возвращаться и посвятить себя научной работе.

- Теоретик, значит? - улыбнулся Канашов.

- Преподавал, писал диссертацию о партийно-политической работе в подразделении.

- Зачем же он на фронт приехал?

- Собирает дополнительный материал, хочет, как выразился он, новыми яркими примерами оживить свой научный груд. Дал он мне отдельные главы и попросил прочесть. Одну я сегодня с большим трудом осилил. Ну и засушил! Не знаю, оживят ли ее какие примеры. Цитата на цитате, цитатой погоняет.

Канашов почесал затылок.

- А ты его по передовой потаскай. Пусть с нашими политработниками познакомится. Это ему на пользу пойдет.

- Если он изъявит такое желание, я помогу…

- А еще лучше - предложи ему должность комиссара в полку Бурунова. Повоюет, вот тогда наберет материалов на несколько трудов.

Вошел Ракитянский, разлил горячий борщ.

Шаронов ел и все поглядывал в соседнюю комнату, где лежали уложенные штабелями вещевые мешки. Не удержался, полюбопытствовал.

- Это что у тебя, Михаил Алексеевич, за склад образовался? - кивнул он на мешки.

- Ракитянского имущество. А ты чего это на чужое добро заришься? - усмехнулся комдив.

Комиссар решил проверить тревожные сигналы о том, что адъютант комдива, пользуясь своим служебным положением, занялся барахольством. Он собирал будто бы и для Канашова и для себя разные трофейные вещи.

- Богатый жених, с приданым, - заметил Шаронов, подмаргивая.

- Он завалит скоро меня этим богатством…

- А ты знаешь, Михаил Алексеевич, худая слава о Ракитянском ходит по дивизии. Как говорится: «Худые вести не лежат на месте».

- Это ты о чем? - насторожился комдив, перестав есть. В это время вошел смущенный Ракитянский. Он, по-видимому, кое-что услышал из их разговора. И Шаронов решил поговорить с ним.

- Ну и легки вы на помине, старшина. Давайте садитесь с нами.

Ракитянский, удивленный и растерянный, сел.

- Я только что пообедал, товарищ батальонный комиссар.

Шаронов снисходительно улыбнулся.

- Говорят, товарищ Ракитянский, вы собираетесь жениться?

Старшина потупил взгляд от неожиданного вопроса.

- Да что вы, товарищ батальонный комиссар…

«Ну, конечно, это Валя кому-то разболтала», - промелькнула у него мысль.

- А вы чего же скрываете? Или не хотите меня с Михаилом Алексеевичем на свадьбу пригласить?

Ракитянский густо покраснел, смущенно улыбнулся.

- Какая сейчас женитьба, война…

- Война-то война, а в медсанбат вы что-то частенько заглядываете, - сказал комиссар.

Канашов закашлялся, будто что-то попало ему в горло, и косо поглядел на Шаронова: «Ишь ты, дипломат, дуплетом бьет,- будто бы по старшине, а намеком по моему адресу…»

- Любовь войне не помеха, - продолжал Шаронов,- но вот приданого что-то вы больно много накопили, дорогой…

Рзкитянский недоуменно и сердито посмотрел в глаза комиссару.

- Какого такого приданого, товарищ батальонный комиссар? Или вы шутите?

- Да нет, не шучу… Ваши вещмешки?- кивнул комиссар.

- Мои.

«Неужели ему Канашов об этом сказал?» - мелькнула мысль у Ракитянского.

- Вы бы хоть с людьми поделились, а то все себе да себе копите. Нельзя же быть таким жадным.

Канашов заулыбался. Ракитянский вскочил, подбежал к углу, развязал один из вещмешков.

- А я никому и не отказываю. Вы про что больше любите читать, товарищ батальонный комиссар?

«Ишь ты, хитер, дьявол, - подумал Шаронов. - Но меня не проведешь».

- А вы давайте выкладывайте, я сам подберу, что мне по душе придется. Книголюб, значит, вы, Ракитянский?

- Его медом не корми,- заметил Канашов. - Не прикажешь ему спать ложиться, всю ночь напролет будет читать…

«И Канашов его поддерживает, шуточками отделывается».

- Что же, это похвально. Книги всем возрастам полезны…

Ракитянский вынул несколько толстых книг в ледериновом переплете, несколько в бумажном. Все книги были старыми, пожелтевшими от времени. Они источали грустный запах залежалой бумаги. Один большой том в массивном кожаном переплете был дореволюционного издания Маркса. Это «Война и мир» Льва Толстого, с богатыми цветными иллюстрациями.

Шаронов перелистывал страницы и обратил внимание на то, что в предпоследней главе была закладка.