Желания Элен - Сандерс Лоуренс - Страница 2

2

Тучный спаниель грязно-белого окраса дремал на пороге спальни. Его отвислые губы подрагивали от тяжелого, астматического дыхания. Время от времени он постанывал; его короткий хвост судорожно вздрагивал.

Во входной двери скрипнул ключ. Рокко поднял голову, зевнул, нехотя поднялся на ноги и потрусил в холл выяснить в чем дело.

Элен Майли захлопнула за собой дверь и направилась прямиком в ванную.

— Рокко, детка, — сказала она, — я сейчас описаюсь.

Рокко потрусил за ней в ванную. Он остановился на пороге, зевая и фыркая. Он подождал, пока она дернет рычажок, затем встал, опершись передними лапами на сидение, и стал лакать воду, льющуюся в унитаз.

— Разве так можно делать? — спросила его Элен. — Как тебе не стыдно?

Она прошла в спальню, быстро разделась и натянута белый махровый халат. На спине красными нитками было вышито: «Сногсшибательная Майли». На кухне она смешала себе виски с водой и, взяв стакан, пошла в гостиную. Она подошла к клетке с попугаем и сдернула с нее покрывало. Сине-зеленая птица съежилась и отскочила подальше.

— Слушай, ты, — проворчала Элен, — четыре девяносто восемь за тебя и двенадцать пятьдесят за клетку. Так разговаривай, черт тебя побери.

Птица забилась еще дальше в угол и спрятала голову под крыло. Элен оставила ее и плюхнулась на диван. Рокко прыгнул рядом с ней и пытался лизнуть ее в лицо. Он был очень стар, и запах у него из пасти подтверждал это. Элен оттолкнула собаку и отпила из стакана.

— Ты, вонючий негодник, — сказала она, — любишь меня?

Он часто задышал, демонстрируя гнилые зубы и почти черный язык.

— Конечно любишь, — улыбнулась Элен. — Как же иначе? Ведь я так чертовски привлекательна.

Она отлила немного из стакана в пепельницу и сунула ее под нос Рокко. Он стал медленно лакать, изредка срыгивая.

— Сукин сын, — сказала она. — Чертов ублюдок. Знаешь, что я хотела бы сделать, Рокко? Я хотела бы взять его за одну ногу, а ты бы взял за другую, и мы протащили бы его этим местом вдоль чего-нибудь типа частокола.

Она зло усмехнулась.

— Его и этого ублюдка Боба Крэншоу, — добавила она с горечью.

Рокко допил свою порцию и свернулся калачиком в углу дивана. Он тяжело дышал и смотрел на нее своими слезящимися глазами.

— Почему я позвонила ему? — спросила она. — Почему лосось поднимается вверх по течению метать икру? Я позвонила ему, потому что мне было скучно. Мне было одиноко, потому что я чертовски давно не была в постели с мужчиной. У него такое замечательное тело, просто великолепное, и в постели он настоящий зверь. Но он такой кретин, такой кретин! О, Боже, как ужасно я поступила. Как ужасно.

Она сделала гримасу и покачала головой.

— Я позвонила ему. Рокко, я позвонила ему! — Она отпила еще глоток. — Почему я позвонила ему? Потому что я устала проводить вечера за чтением бульварных книжонок, просмотром пошлых фильмов и шатанием по барам с Пегги. Поэтому. Мне нравятся мужчины. Черт возьми, мне нравится быть с мужчинами. Ох, но такой кретин, Рокко, ты даже представить себе не можешь. Ну и кретин!

Она пошла на кухню наполнить опустевший стакан и принесла печенье для Рокко. Он обнюхал его, лизнул, затем положил голову между лап и уснул.

— У меня голова раскалывается, — призналась она ему. — Клянусь богом, Рокко, она сейчас треснет, как старая луковица.

Она откинулась назад и прикрыла глаза.

— Ублюдок, — пробормотала она. — «Подъем. Все на картофельную гонку». Кретин.

Она почувствовала, что скоро уснет и поспешила выпить остаток напитка. Затем она подошла к клетке с попугаем.

— Еще один день! — поклялась она. — Завтра ты заговоришь, или с тобой будет покончено. Или ты мне скажешь завтра что-нибудь приятное, или я отдам тебя Рокко. Он тебя проглотит вместе с потрохами.

Попугай забился в угол клетки. Она накинула на нее покрывало. Затем прошла в ванную и приняла четыре таблетки аспирина и таблетку либриума.

Рокко проковылял за ней в спальню. Он свернулся на своей подстилке, опустил голову и захрапел.

— Рокко, детка, — прошептала Элен Майли, — спокойной ночи, милый.

Она сняла халат и голой скользнула в постель. Это была шикарная двуспальная кровать с двумя большими подушками. Она закрыла глаза. Про себя стала читать молитву. Затем она попросила Бога благословить ее братьев и их семьи, Пегги Палмер, Рокко, всех мужчин, которых она когда-либо любила, попугая, незнакомца, который улыбнулся ей из автобуса на Мэдисон-авеню два года назад и о котором она никак не могла забыть, ее покойных родителей и, наконец, после некоторых колебаний, она все же попросила Господа благословить Чарльза Леффертса и сделать так, чтобы он как-нибудь ей позвонил.

Она лежала на спине, раскинув руки на подушках. Через какое-то время она повернулась набок и подложила себе одну подушку под грудь. Она взбила ее и обняла обеими руками. Затем она опустила ее ниже и зажала между ног.

Погружаясь в сон, она прошептала:

— Пожалуйста.

3

Его звали Джоу Родс. На самом деле его имя было Джозеф Родс, но он изменил его на Джоу, прочитав однажды в словаре, что Джоу по-шотландски это означает уменьшительно-ласкательное от «Джозеф».

Когда люди при встрече спрашивали Джозефа Родса почему она называет себя Джоу, он отвечал: «Родс под любым другим именем был бы так же хорош», и они смотрели на него с удивлением.

Это был живой маленький человечек, который беспрестанно курил сигареты «Голуаз» в голубой пачке и время от времени приговаривал «Спаси мою душу!» Его яйцевидный череп окаймляла полоска белых волос. Он носил пенсне, которое крепилось к лацкану его пиджака с помощью черной тесемки. В год, когда все мужчины в Нью-Йорке поливали себя «Стадом», «Брутом», «Стэллионом» и «Кинг-Конгом» note 2, Джоу Родс пользовался «Эд.Пинодс Лилак Веджетал».

Элен Майли бродила по портретной галерее, располагавшейся на верхнем этаже нью-йоркского исторического общества на углу Семьдесят седьмой улицы и Западной Сентрал-парк. Она остановилась перед портретом стопятидесятилетней давности, который выглядел в точности как Дон Амече, и рассмеялась.

Хриплый голос у нее за плечом произнес:

— Очень похож на Вильяма Пауэлла, не правда ли?

— Нет, — ответила она, не оборачиваясь, — это Дон Амече.

— Ах, да, — сказал он. — Дон Амече. Точно.

Она обернулась, глядя вверх, чтобы рассмотреть мужчину, разговаривающего с ней. Затем она опустила голову. Он был на несколько дюймов ниже ее и вряд ли весил больше, чем она. Кое-где на лацканах прекрасно пошитого серого фланелевого костюма виднелись пятна жира и вина. В петлице торчала крохотная розовая розочка.

Час спустя они сидели в полутемном итальянском ресторане на Западной Семьдесят второй улице и пили охлажденное белое вино из зеленой бутылки в форме рыбы.

— Мне очень нравится бутылка и очень нравится вино, — говорила Элен Майли, — но есть что-то неправильное в том, что это вино льется изо рта рыбы…

Джоу Родс таинственно улыбнулся и коснулся ее руки. Он обернулся к владельцу, и последовал долгий, отрывистый разговор на итальянском, из которого Элен не поняла ни слова. Голоса их звучали все громче, пока они не перешли почти на крик. Джоу Родс поднялся; мужчины обнялись и расцеловались. Элен нашла это довольно забавным.

Он прикурил «Голуаз» себе и ей, затем сказал:

— Вот что я заказал: филе «Миньон» и креветок, приготовленных в винном соусе, две порции спагетти, а также румынский салат и маринованные грибы с маслом и уксусом.

— Я люблю вас, — сказала она.

Для очень маленького человечка у него был очень большой аппетит. Она наблюдала, завороженная, за тем, как он ловко подчистил свои тарелки (собирая избыток соуса кусочками хрустящего хлебца) и поглотил по меньшей мере две трети бутылки «Вальполичеллы». Затем он деликатно промокнул губы салфеткой и тщательно вытер свои белые усы а-ля Адольф Менье.