Мёртвая зона (другой перевод) - Кинг Стивен - Страница 21

Эрб напомнил Вере, что еще год назад она считала, будто небеса где-то в космосе и скорее всего вращаются вокруг Арктура.

— На мой взгляд, — заметил он, — это гораздо правдоподобнее, чем россказни насчет Южного полюса. Да и в Библии сказано, что рай находится на небесах. А тропическая область под землей…

— Прекрати! — оборвала его Вера. — Не смей насмехаться над тем, чего тебе не дано понять.

— У меня и в мыслях не было насмехаться, Вера.

— Господу известно, отчего неверующие насмехаются, а язычники приходят в ярость! — В глазах Веры вспыхнул знакомый ее мужу фанатичный огонь.

Они сидели на кухне. Эрб возился со старой водопроводной муфтой, а перед Верой лежала стопка давнишних номеров «Нэшнл джиографик»: она искала в них фотографии Южного полюса и статьи о нем. На дворе стоял октябрь; по небу с запада на восток неслись облака; с деревьев опадала листва. В октябре у Веры всегда наблюдалось ухудшение: глаза горели фанатизмом чаще и дольше. И в октябре Эрба постоянно посещали мысли о том, как хорошо было бы исчезнуть. Он устал и от невменяемой жены, и от сына, ничем не отличавшегося от живого трупа. Эрб крутил в руках муфту, смотрел на беспокойное небо и думал.

Я мог бы собрать вещи, бросить их в кузов пикапа и уехать. Может, во Флориду. Или в Небраску. Или в Калифорнию. Хороший плотник всегда найдет, где прилично заработать. Просто взять и уехать.

Он знал, что никогда так не поступит. Но в октябре его одолевали мысли об этом так же, как Веру — поиски нового пути к Иисусу и спасение единственного сына, которого Господь позволил ей выносить до удаления матки.

Эрб потянулся через стол и взял Веру за руку — такую тонкую и хрупкую, совсем как у старушки. Она удивленно подняла глаза.

— Я очень люблю тебя, Вера.

Она улыбнулась и на мгновение снова превратилась в ту самую девчонку, за которой Эрб ухаживал и которой добился. В ту самую, что шутливо отбивалась от него расческой в первую брачную ночь. Снаружи вдруг выглянуло солнце, и на поле позади дома появились длинные тени.

— Знаю, Эрб. И я тоже тебя люблю.

Он накрыл ладонями ее руки.

— Вера!

— Да?

Ее глаза были такими чистыми! Она вдруг снова стала прежней Верой, его Верой, прежней во всем, и Эрб осознал, как сильно они отдалились друг от друга за последние три года.

— Вера, а если он никогда не очнется… Боже упаси, конечно, но все же… Мы всегда будем вместе, правда? Я хочу сказать…

Она выдернула руку, и его ладони упали на стол.

— Никогда так не говори! Никогда не говори, что Джонни может не очнуться!

— Я только хотел сказать, что мы…

— Он обязательно очнется! — Вера смотрела в окно на поле, покрытое причудливыми тенями. — Господь сохранил его для особой миссии. Это так! Ты, наверное, думаешь, откуда мне это знать? А я точно знаю, поверь! Господь возлагает большие надежды на моего Джонни. Я услышала это своим сердцем.

— Да, Вера. Хорошо.

Она потянулась к журналам и, нащупав экземпляр, стала машинально листать его.

— Я точно знаю! — упрямо, как ребенок, повторила она.

— Хорошо, — тихо отозвался он.

Вера опустила глаза в журнал, а Эрб уперся подбородком в ладони и перевел взгляд на окно. Солнце все еще перемещало тени. Он подумал, как быстро на смену золотому и такому переменчивому октябрю приходит зима. Он желал Джонни смерти. Он любил сына со дня его появления на свет. Помнил, с каким изумлением малыш смотрел на крошечного лягушонка, которого он принес к коляске и вложил ему в руки. Помнил, как учил Джонни ловить рыбу, кататься на коньках и стрелять. Помнил, как в 1951 году просидел всю ночь у кровати Джонни, больного гриппом, когда температура подскочила до сорока с половиной градусов. Помнил, как скрывал слезы, когда Джонни, закончив школу вторым по успеваемости из всего выпуска, выступил с речью, ни разу не заглянув в бумажку. Как много всего хранилось у него в памяти: вот он учит Джонни водить машину, а вот они с Джонни стоят на носу лодки в Новой Шотландии, куда однажды ездили на каникулы. Джонни тогда было восемь лет, и он так радовался и смеялся качке. Вот он помогает ему делать уроки, строить шалаш, учит обращаться с компасом, когда Джонни стал скаутом. Воспоминания не имели последовательности: единственным связующим звеном в них был Джонни, который так жадно любил жизнь, а она с ним так жестоко обошлась. И теперь Эрб желал Джонни смерти, хотел этого больше всего на свете. Хотел, чтобы сердце его единственного сына перестало биться и на графике электроэнцефалограммы уже не было никаких кривых, а только ровная линия. Чтобы Джонни угас, как фитилек прогоревшей свечи в лужице расплавленного воска, и перестал их мучить.

7

В самый разгар жары, меньше чем через неделю после Дня независимости 1973 года, у придорожного кафе в Сомерсворте, штат Нью-Хэмпшир, остановился продавец громоотводов. А где-то совсем неподалеку уже вполне могли собираться штормы, зарождаясь в восходящих потоках раскаленного воздуха.

Мужчину мучила жажда, и он хотел пропустить пару пива, вовсе не собираясь ничего продавать. Однако, бросив по привычке взгляд на крышу низкого и похожего на ранчо здания и увидев абсолютно ровную линию на фоне раскаленного неба, он вернулся за потертой замшевой сумкой, в которой возил образцы.

В кафе было прохладно, темно и тихо; слышался лишь приглушенный звук цветного телевизора на стене. Несколько завсегдатаев за столиками, да и сам хозяин следили за перипетиями очередной серии «мыльной оперы» «Как вращается мир».

Продавец громоотводов опустился на стул возле бара и положил на стул рядом с собой сумку с образцами.

— Привет, приятель! — сказал хозяин. — Чего желаете?

— Пива! — ответил торговец. — И себе тоже налейте, если хотите составить мне компанию.

— С удовольствием!

Хозяин принес два пива и, взяв доллар, положил на стол сдачу — три монетки по десять центов.

— Брюс Кэррик. — Он протянул руку.

— А я — Дохей. Эндрю Дохей.

Пожав ему руку, он залпом выпил половину кружки.

— Рад познакомиться, — сказал Кэррик и, налив молодой женщине с угрюмым лицом еще текилы, вернулся обратно. — Едете из города?

— Да. Коммивояжер. А здесь все время так малолюдно? — Дохей огляделся.

— Нет, по выходным народу хватает, да и по будням тоже. Но основные деньги зарабатываем на вечеринках, если, конечно, удается заработать. С голоду я не помираю, но и на «кадиллаке» не езжу. — Он наставил палец на кружку Дохея. — Обновить?

— И себе тоже, мистер Кэррик.

— Зовите меня Брюс. Наверное, хотите что-то продать, — засмеялся Кэррик.

Когда Кэррик вернулся с двумя полными кружками, Дохей сказал:

— Я заглянул передохнуть и немного освежиться, а не для того, чтобы продать. Но раз уж вы сами заговорили…

Он привычным жестом переложил сумку на барную стойку. Внутри звякнули железки.

— Так и есть! Начинается! — засмеялся хозяин.

Два завсегдатая — пожилой мужчина с бородавкой на правом веке и парень в серой рабочей спецовке — подошли узнать, что предлагал Дохей. Молодая женщина с угрюмым лицом продолжала смотреть «Как вращается мир».

Дохей вытащил три металлических стержня — на самом длинном был латунный шар, а на самом коротком — фарфоровые токоотводы.

— Что за черт… — удивился Кэррик.

— Громоотвод, — пояснил пожилой посетитель и хмыкнул. — Он хочет спасти твою забегаловку от кары Господней, Брюс. Так что не пропусти его слова мимо ушей!

Он засмеялся, а за ним и парень в серой спецовке. Кэррик насторожился, и Дохей понял, что если раньше имел хоть какие-то шансы на успех, то теперь они испарились. Опытный коммивояжер, он знал, что неудачное стечение обстоятельств способно сорвать сделку еще до того, как представится возможность поговорить о ней. Он относился к этому философски, однако по привычке все же начал рассказывать:

— Выйдя из машины, я невольно обратил внимание на то, что строение деревянное, а громоотвода нет. Так что за очень умеренную цену и на льготных условиях кредита, если он понадобится, готов гарантировать…