Кладбище домашних животных (другой перевод) - Кинг Стивен - Страница 21

Когда вместо этого Голдмэн сделал свое невероятное предложение — даже достал из кармана чековую книжку, Луис был взбешен. Он обвинил Голдмэна в том, что он хочет превратить дочь в музейный экспонат, что он заботится только о себе, и что он вообще бестолковый, самодовольный ублюдок. Уже потом он пожалел о том, что сказал.

Хотя сказанное, несомненно, было отчасти верно, но излишне резко; поэтому остаток разговора прошел в гораздо более вульгарных тонах. Голдмэн предложил Луису убираться и сказал, что если он еще раз ступит на порог, его выкинут как собаку. Луис в ответ посоветовал ему засунуть чековую книжку себе в задницу. Голдмэн возразил, что в его заднице больше ума, чем в голове у Луиса Крида. Луис сказал, что тем не менее пусть он засунет туда же золотую карту «Америкэн экспресс».

После этого доброго знакомства их отношения так и не улучшились.

В конце концов Рэчел ослушалась родителей. Никаких мелодрам («с этой минуты у меня больше нет дочери») не было; Ирвин Голдмэн, вероятно, смог бы перенести замужество дочери даже за Чудовищем Черной лагуны. При всем при том его лицо, торчащее из воротничка на их с Рэчел свадьбе, удивительно напоминало лицо, высеченное на египетском саркофаге. Их свадебным подарком был сервис китайского фарфора и микроволновая печь. Никаких денег. Пока Луис учился в медицинском училище, Рэчел работала продавщицей и твердо знала, что помощи у родителей лучше не просить... по крайне мере, не сообщать об этом Луису.

Луис мог поехать в Чикаго вместе с семьей, хотя график работы не предусматривал столь длительного отгула. Не страшно. Но это были бы четыре дня с Фараоном Имхотепом и его женой Сфинкс.

Дети, как часто бывает, смягчили их отношения. Луис надеялся, что постепенно та давняя сцена в кабинете Голдмэна когда-нибудь забудется. Но он не очень стремился к примирению. За двенадцать лет он так и не мог забыть кислого вкуса бренди Голдмэна и этой его идиотской чековой книжки, вытащенной из кармана. Он еще тогда пожалел, что старик не знает о ночах — их было пять, — которые они с Рэчел успели провести в его узкой, прогнувшейся кровати, и годы не затушили этого сожаления.

Он мог ехать, но предпочел отправить тестю его внуков, его дочь и привет.

«Дельта-727» вырулил на взлетную полосу... и он увидел в одном из передних окон отчаянно машущую дочь. Луис помахал в ответ, и они — Рэчел и Элли, — поднесли к окну Гэджа. Он тоже махал ему, то ли действительно увидев отца, то ли просто подражая Элли.

— Довези их в целости, — прошептал он, застегнул куртку и вышел на стоянку. Там завывал ветер, едва не сдувший с его головы охотничью фуражку, и он придержал ее рукой. Он отпер дверцу машины и увидел, как взлетает их самолет.

Он снова помахал, чувствуя себя очень одиноким, едва не плача.

Это чувство так и не исчезло до вечера, когда он пересек дорогу после пива у Джуда и Нормы — Норма выпила стакан вина, что ей рекомендовал доктор Уэйбридж. К вечеру они перешли в кухню из-за холода.

Джуд затопил маленькую печку, и они уселись вокруг нее, наслаждаясь теплом и холодным пивом, и Джуд стал рассказывать, как микмаки двести лет назад прогнали англичан из Мичиаса. Тогда микмаки были очень воинственными, сказал он, добавив, что и тогда в это верили далеко не все.

Это был прекрасный вечер, но Луис думал о своем пустом доме, ожидающем его прихода. Пересекая лужайку и чувствуя, как мороз забирается ему под куртку, он услышал, как в доме звонит телефон.

Он подбежал, ворвался в переднюю дверь и едва не упал в кухне, когда его скользкие туфли проехались по линолеуму. Он схватил трубку.

— Алло?

— Луис? — голос Рэчел, далекий, но очень четкий. — Мы тут. Доехали нормально.

— Замечательно! — сказал он и сел поговорить, думая: «Хорошо бы, чтобы вы поскорее вернулись».

22

Праздничный стол у Джуда с Нормой был в высшей степени удачным. Когда трапеза закончилась, Луис побрел домой, сытый и сонный. Он поднялся в спальню, скинул туфли и лег. Было всего три часа; за окном светило зимнее неяркое солнце.

«Вздремну немного», — подумал он и тут же уснул.

Что-то неуловимое разбудило его. Он сел, пытаясь собраться с мыслями, дезориентированный тем фактом, что за окном было почти совсем темно. Он слышал вой ветра и странный сиплый голос издалека.

— Алло, — сказал он. Наверно, Рэчел звонила из Чикаго поздравить его с праздником. Она могла дать трубку Элли и Гэджу, и они тоже сказали бы ему что-нибудь — и как его угораздило проспать весь день, когда он собирался посмотреть футбол?

Но это была не Рэчел. Это был Джуд.

— Луис? Боюсь, что я тебя слегка огорчу.

Он встал с кровати, все еще пытаясь отогнать сон.

— Джуд? Что случилось?

— У меня на лужайке мертвый кот, — сказал Джуд. — Я подумал, что это, может быть, твой.

— Черч? — сон как рукой сняло. — Джуд, ты уверен?

— Нет, не на сто процентов, но ты лучше посмотри сам.

— Ох. О, черт. Иду, Джуд.

— Давай.

Он повесил трубку и сидел еще какое-то время. Потом он встал и сходил в ванную, после чего обулся и вышел из дома.

«Ну ладно, может это не Черч? Джуд сам сказал, что не уверен на сто процентов. Господи, он же даже не сходил вниз, если его кто-нибудь не отнесет... зачем его понесло через дорогу?

В глубине души он уже понял, что это был Черч... и если вечером позвонит Рэчел, а она обязательно позвонит, то что он скажет Элли?

Он сразу же вспомнил, как говорил Рэчел: «Я ведь врач и знаю, что с любым живым существом может что-нибудь случиться. Ты хочешь объяснять ей это, когда его собьет машина?» Но он же и сам в глубине души не верил, что с Черчем может случиться такое!

Он вспомнил, как один из приятелей по покеру, Викс Салливен, спрашивал его, почему ему хочется свою жену, а не хочется тех раздетых женщин, которых он осматривает каждый день. Луис попробовал объяснить, что эти женщины показывают какую-то часть тела — грудь, вульву, зад. Остальное прикрыто рубашкой. В кабинете постоянно дежурит сестра — скорее всего, для охраны репутации врача. Викс не понял его. Он считал, что грудь есть грудь, а задница есть задница. Ты должен или хотеть все время или не хотеть вообще. Он не мог понять, что грудь твоей жены — это совсем другое.

«Как и твоя семья — совсем другое», — думал он теперь. Черч не мог погибнуть, потому что он находился за магическим кругом их семьи. Грудь твоей жены — совсем не та грудь, что в больнице. Там она была «случаем». Вы могли спокойно выступать на медицинской конференции, предъявляя цифры о лейкемии у детей, пока вам не скажут, что белокровием страдает ваш собственный ребенок. Мой ребенок? Или кот моего ребенка? Этого не может быть! Доктор, вы шутите!

«Не думай об этом».

Но он не мог не думать, когда вспоминал, как истерически Элли восприняла перспективу возможной смерти Черча.

«Проклятый кот, ну почему он оказался таким идиотом?

Пусть проклятый, пусть идиот — только бы он был жив!»

— Черч? — позвал он, но ответом был только вой ветра. Диван в комнате, где Черч в последнее время проводил чуть не целый день, был пуст. Не было его и возле батарей. Луис пошевелил его миску, что гарантировало моментальное появление Черча, если он не оглох, но... ничего, никаких признаков.

Он надел куртку и фуражку и открыл дверь. Потом вернулся. Действуя по подсказке сердца, он открыл посудный шкаф за дверью. Там висели два пластиковых пакета — маленький белый для ведра и большой зеленый, в котором они относили отходы в мусоровоз. Луис взял второй. Он должен был выдержать вес Черча.

Он сложил пакет и засунул его в карман куртки, чувствуя, как пластик неприятно холодит пальцы. Потом он вышел и направился через дорогу к дому Джуда.

Было где-то полшестого. Уже почти стемнело. Последние лучи солнца окрасили горизонт в странный оранжевый цвет. Ветер дул вдоль дороги номер 15, леденя щеки Луиса и завивая его дыхание белым столбом. Он дрожал, но не от холода. Дрожь наводило сильное чувство одиночества, которое не поддавалось точным определениям, не имело формы.