Всевидящее око - Байяр Луи - Страница 9

Тогда я буду вынужден представить доклад командиру Инженерного корпуса, а тот, в свою очередь, обратится к генералу Итону[17]. И нам останется лишь ждать их коллективного приговора.

Мы остановились возле двери палаты Б-3. Снизу доносился раздраженный голос служительницы. Доктор Маркис что-то отвечал ей, говоря нарочито медленно. Извне слышались писклявые звуки флейты. За дверями палаты Б-3 было абсолютно тихо.

– Кто знает, – ободряюще сказал я полковнику Тайеру. – Возможно, смерть кадета не нарушит общего равновесия и не затронет вашей карьеры.

– Если я способен вас в чем-либо убедить, мистер Лэндор, то поверьте: карьера для меня ничего не значит. Будь я уверен, что академия выживет без меня, я бы завтра же покинул ее стены и ушел не оглядываясь.

Сопроводив сказанное энергичным кивком (возможно, это тоже был жест симпатии), полковник продолжал:

– У вас есть дар, мистер Лэндор. Вы умеете вызывать доверие к себе. Не сомневаюсь, вы искусно пользуетесь своим даром.

– Как сказать, полковник. Вы и впрямь считаете, что я – ваш человек?

– Иначе мы бы сейчас не говорили, стоя здесь.

– И вы готовы сохранять эту уверенность до самого конца?

– Если понадобится – даже и после, – ответил Сильвейнус Тайер.

Я улыбнулся и перевел взгляд на круглое коридорное окошко, где в солнечных лучах танцевали пылинки. Тайер сощурился.

– Как мне расценивать ваше молчание, мистер Лэндор? Как согласие или отказ?

– Пока никак, полковник.

– Если вопрос касается денег…

– У меня достаточно денег.

– Возможно, есть какие-то другие сложности?

– К предлагаемому мне расследованию они не имеют отношения, – как можно учтивее ответил я.

Тайер откашлялся. Он старался сделать это без излишнего шума, но мне показалось, что у него в горле застрял плотный комок.

– Мистер Лэндор, когда кадет умер совсем молодым, да еще наложив на себя руки, с этим трудно смириться. Но когда кто-то гнусно надругался над беззащитным телом… подобное просто невыносимо. Это преступление против природы. Мне оно также видится ударом в сердце…

Полковник спохватился, однако слово уже вылетело из его уст.

– В сердце нашей академии! Если надругательство совершил какой-нибудь сторонний фанатик, пусть над ним свершится Божий суд. Но если это дело рук кого-то из наших, я не успокоюсь до тех пор, пока виновный не будет вышвырнут из Вест-Пойнта. В кандалах или нет, но для блага академии он должен немедленно ее покинуть.

Закончив тираду, Тайер тихо выдохнул и опустил голову.

– Если вы возьметесь за расследование, мистер Лэндор, вашей задачей будет найти злоумышленника, а также помочь нам удостовериться, что подобное никогда не повторится.

Я молча поглядел на него, затем достал свои карманные часы и постучал по циферблату.

– Сейчас без десяти пять. Что вы скажете, если в шесть я вернусь сюда и мы снова встретимся? Вам это не создаст затруднений?

– Ничуть.

– Прекрасно. Обещаю к тому времени дать вам свой ответ.

Я собирался в одиночку прогуляться по окрестностям, что делал всегда, берясь за то или иное расследование. Однако командование академии мое намерение не устраивало. Они посчитали, что мне непременно нужен сопровождающий. Эту роль вновь поручили лейтенанту Мидоузу. Вряд ли он пришел в восторг, но, должно быть, ему доходчиво объяснили, насколько его наблюдение за мной важно для спокойствия Вест-Пойнта. Во всяком случае держался Мидоуз приветливее, чем во время нашей поездки сюда. Изуродованного тела Лероя Фрая, надо полагать, ему никто не показал.

– Куда желаете пойти, мистер Лэндор?

Я махнул рукой в сторону реки.

– Идемте в восточном направлении, лейтенант.

Чтобы добраться туда, вначале нам требовалось пересечь Равнину. От ее былой пустынности не осталось и следа. Сейчас там заканчивался вечерний парад. Кадеты Военной академии Соединенных Штатов маршировали поротно – по четыре роты сразу. Оркестр играл последний марш. Дирижер ритмично вздымал и опускал трость, украшенную ленточками. Головной убор дирижера представлял довольно забавное сооружение, напоминая ярко-красный мешок для варки пудинга. Ухнул пушечный залп, и звездно-полосатый флаг заскользил вниз по флагштоку, словно носовой платок, оброненный хорошенькой девушкой.

– Заряжай! – крикнул офицер, командующий парадом.

Ветер и расстояние исказили его команду, и я услышал нечто похожее на «Не рожай!». В то же мгновение послышался лязг двух сотен мушкетов. Каждый кадет сосредоточенно вглядывался в дуло своего мушкета. Офицер выхватил из ножен шпагу, щелкнул каблуками и скомандовал:

– Взять на изготовку!

Ветер вновь сыграл со мной шутку. Я знал эту команду, но услышал ее как «Зять в топку!» Даже знакомое «Пли!», прозвучавшее следом, отозвалось у меня в ушах: «Влип!» Кадеты тут же сделали пол-оборота направо, готовые выстрелить по врагу.

Зрелище было довольно впечатляющее: кадетские ноги поддевали комья земли вместе с пожухлой зеленой травой, а на штыках играли лучи заходящего солнца. А сами кадеты в их облегающих мундирах с тугими воротниками и высоких киверах с развевающимся плюмажем!

Влип… Я невольно усмехнулся шутке ветра. Она как нельзя лучше отражала мое состояние.

Ко времени вечернего парада кадеты уже знали об их несчастном товарище. Разумеется, не столько, сколько знал я. Крохи фактов были густо облеплены слухами и домыслами. Однако муштровка Тайера делала свое дело: внешне все обстояло, как прежде. В шеренге, где еще вчера стоял Фрай, кадеты сомкнули ряд. Поверхностный наблюдатель даже не заметил бы, что в ней недостает одного кадета. От более опытного и знающего не укрылось бы, что какая-то из шеренг то и дело сбивается с ритма. Впрочем, и это легко объяснить, когда в каждой роте собирается до двух десятков плебеев[18]. Чего ждать от этих недотеп? Еще совсем недавно они держали в руках не мушкет, а вилы, разгребая на родительской ферме сено или навоз. Ничего, скоро приучатся ходить в строю и держать шаг.

До чего же восхитительно, читатель, смотреть, как ранним октябрьским вечером солнце постепенно скрывается за вершинами холмов и они приобретают серо-синий цвет, становясь чем-то похожими на форму кадетов. Где-то в ветвях брюзжит ворчливый пересмешник. Я невольно залюбовался этой картиной. И не только я. Возле квартирмейстерской конторы собралась довольно большая компания визитеров: дамы в платьях со странными рукавами – широкими у плеч и постепенно сужающимися к запястьям; мужчины в голубых сюртуках и бежевых жилетках. Все они находились в легкомысленно-приподнятом настроении. Наверное, прибыли сюда пароходом, отчалившим утром с Манхэттена. Возможно, они даже наняли себе пароход. Впрочем, это могли быть и англичане, путешествующие по Северному пути – их излюбленному маршруту. Ветер и до них доносил обрывки завершающих фраз спектакля, именуемого вечерним парадом:

– 'Деты 'ной 'кадемии 'ст-Пойнт, 'ат 'ю-Йорк! 'ушай 'каз 'омер ДВА!

А кому еще стоять в середине этой толпы зевак, как не Сильвейнусу Тайеру? Он не позволил, чтобы смерть Лероя Фрая выбила его из привычной колеи. Полковник выглядел так, словно весь день провел на плацу, наблюдая за упражняющимися кадетами. Я искренне восхищался его выдержкой. Когда требовалось, Тайер говорил, когда не требовалось – молчал. Он внимательно выслушивал вопрос каждого мужчины и терпеливо давал пояснения дамам, не выказывая ни малейших признаков скуки или недовольства. Я почти слышал его слова:

– Миссис Бреворт, не знаю, уловили ли вы определенный esprit d'Europe[19] в этом маневре. А создал его еще Фридрих Великий[20]. Затем маневр был усовершенствован Наполеоном во время Нильской кампании…[21] Возможно, вы заметили в первой шеренге роты Б молодого человека? Это Генри Клей-младший. Да, представьте себе, сын своего великого отца[22]. Представляете, он был командиром среди своих одногодков, но его обошел сын фермера из Вермонта. Да, миссис Бреворт, мы по заслугам ценим Америку, вышедшую из низов…