Трактирщик - Воронков Александр Владимирович - Страница 18

  Нет, я, конечно понимаю: не то место, не то время не тот язык и не то восприятие мира у этих двоих - но раз уж сказано: 'говори, что хочется' - то почему бы мне и не сказать того, что действительно хочется? Тем более, что сейчас на берегах Майами одни голоштанные индейцы мирно бегают, и никакими Нью-Йорками там и не пахнет. И дай-то бог, чтобы и дальше так было... Тут одни монголы в качестве хозяев половины Европы чего стоят - так что янкерсы - это вообще перебор!

  - Я не знаю, что за народ - казак, но твой язык нам родствен. Так?

  - Да, так. Мы тоже славяне.

  - Хорошо. Значит, ты подтверждаешь свои слова, сказанные брату Филиппу, что не служишь государям ни Западной, ни Восточной империй?

  - Верно. Я не служу ни немцам, ни византийцам. Я никому не служу.

  - Вот как? Зачем же ты прибыл в Богемию?

  - Я мастер. Я готовлю дорогие кушанья для достойных господ. Но в наших местах мне не нашлось возможности открыть своё заведение, а поступить в услужение к владетелям не так-то легко - в городе Штальбург достаточно гораздо лучших кулинаров, чем я, Ваше преосвященство. А служить у ханов, нойонов и прочих нехристей - не желаю. Возможно, я, грешный, и не самый лучший христианин - но не басурман же! Вот я и отправился в странствия, чтобы найти свою удачу.

  - Хорошо, Макс Белов, допустим, что ты не лжёшь. Но ты всё время говоришь о городе, о котором никто здесь не слышал. О Царстве пресвитера Иоанна слышали многие, но никто не может точно указать путь к нему. Подойди-ка поближе.

  Подхожу. Палец хозяина кельи упирается в лист карты:

  - Знаешь ли, для чего сие?

  - Видал. Эта вещь помогает путешественникам узнать, где в чужих землях что находится.

  - Однако... Действительно знаешь... Тогда покажи, где находится твоя страна?

  - Ваше преосвященство, да я же здесь половину не понимаю! И язык надписей незнакомый...

  - Вот гляди: ты Прагу проходил?

  - Не совсем, Ваше преосвященство. В Праге не был, но рядом проезжал.

  - Прага - вот она, видишь крепость?

  - Да, вижу. Значит, эта линия - река Влтава?

  - Верно. Показывай, как ехать от Праги к вам!

  - Ну, значит, так... Вот Прага... Значит, примерно вот тут - Киев... - Растопыренной пятернёй я отмеряю несколько пядей от Влтавы до синей извилистой прожилки, которую решил условно считать Днепром. - Если ехать всё дальше на восток, то примерно через два месяца на пути ляжет река Дон, который греки именуют Танаисом.

  'Насчёт двух месяцев я не слишком уверен: за пятьдесят или за шестьдесят дней этот путь когда-то прошли будёновцы от Ростова на Запад? Лучше сказать побольше, для подстраховки'.

  - Далее путь продолжится через степи к Волге, которую ещё зовут Итиль...

  'Не, ребята, пулемёта я вам не дам... В смысле - пусть Сталинград где-нибудь на Дальнем Востоке поищут, а то что-то мне подсказывает, что с Волгой они тут хотя бы теоретически знакомы'.

  - Потом вновь будут степи, река Яик, огромные леса, вновь степи, откуда некогда пришли сюда монголы. А рядом с теми степями расположено огромное озеро размером с море, но с пресной прозрачной водой. Вот на берегах этого озера, именуемого Байкалом, и живёт мой народ... - Мои пальцы, во время всего рассказа отмерявшие пяди на пергаменте, наконец, сомкнулись в кулак примерно над северо-восточным краем монгольских степей. Можно было бы показать и более дальнее расстояние, но за пределы карты вылазить не хотелось...

  - Далеко же забрались... А не врёшь? - монах ткнул культяпкой мне под нос. - Не советую лгать в святой обители, ох, не советую... Всё равно узнаем, ибо нет ничего тайного...

  - Что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы! - Я вновь с торжественным выражением лица осенил себя крестным знамением. - Нет, Ваше преосвященство, не лгу. Берега Байкала действительно населены христианами. Но, разумеется, и с не принявшими Христа встречи случаются.

  - Марка-евангелиста знаешь? А вивлиофик наш говорил, что ты малообразован и молитвам не умудрён... Странный ты кухарь. Ох, странный...

  - Простите, Ваше преосвященство, но брат Филипп совершенно прав. Я ведь действительно в делах и обычаях церковных неуч и молитв не ведаю толком. Наше дело мирское, а возносить молебствия - дело святых отцов. Одним сподручно служить Господу на ниве духовной, а другим - на ниве телесной, готовя пропитание для наслажденья и насыщенья...

  'Блин, что-то я загнул... Общение с местными доведёт до гекзаметров...'

  - Ну, легко проверить, что тебе сподручнее: яству ли варить аль тайны прознавать... Уж больно ты странен!

  - Каков есть.

  - Ну что же... Если ты даже и доглядчик, то нам не страшен: больно далека твоя земля от богоспасаемого Жатеца. Да и тьмы тем кочевников, кои живут в степях меж нами - достаточная преграда для войска. Так что ничем ты нашей обители и всему городу грозить не можешь... Потому я, как здешний аббат, дозволяю тебе жить при обители, если ты на деле докажешь своё искусство и обещаешься, что достоверно и без утайки станешь сообщать сведения о тех землях, по которым странствовал.

  - Повинуюсь, Ваше преосвященство! Благослови Вас бог за доброту!

  - Не добр я и не зол. Справедлив. Сейчас тебя проводят в монастырскую трапезную, покажи там, что ты способен изготовить, чтобы кушанье было действительно достойным стола властителей. И поверь: и мне, и иным неким смиренным братьям доводилось вкушать всячески изощрённую снедь!

  С этими словами хозяин кабинета поднялся, протягивая мне левую руку... Очень непривычно протягивая: полусогнутая кисть свисает расслаблено вниз ладонью, на красном камне перстня шевелятся тени от неровного освещения...

  Нет, всё-таки я сообразительный! После секундного замешательства, когда я пытался додуматься, что именно надо сделать, мне вдруг вспомнились подобные жесты православных священников в церкви и разных ледей из фильмов про 'высший свет'. Склонившись над столом, ткнулся неловко в руку священнослужителя, попутно цепанув взглядом по вырезанному на камне перстня коронованному одноглавому орлу с пятипёрым хвостом и опущенными крыльями.

  Выпрямившись, я вновь перекрестился на настенное распятие, коротко склонил голову и, развернувшись, вышел из кельи в коридор, где дожидался меня прежний послушник в компании с широкоплечим бородатым монахом, поигрывавшим короткой дубинкой.

  Увидев в раскрытую дверь спокойно стоящего аббата, монах ухмыльнулся, оглаживая бородку, и тут же дубинка исчезла в складках коричневой рясы.

  - Ты, значит, и есть странник?

  - Я и есть.

  - Куда его, Ваше преосвященство?

  - Сведите в трапезную. Он знает, что там делать, ни в чём ему пусть не препятствуют!

  - Слушаю!

  Этот командный тон настоятеля и унтерская повадка бородача окончательно убедили меня в том, что не всё так просто 'в королевстве чешском', раз в монастырях вояки окопались. Может, здесь они вместо рыцарей-крестоносцев, всяких там тевтонов и прочих тамплиеров партизанят помаленьку, чингисхановцев отстреливая? Не удивлюсь...

  Минут через десять блужданий по монастырским коридорам, мы, наконец, оказались в трапезной зале. Как я понимаю, в этой тормознутой Европе пока что не додумались разделять помещения собственно кухни и столовой: обеды готовились непосредственно в помещении для приёма пищи.

  В отличие от давешней таверны, в бенедиктинской трапезной открытый очаг среди залы отсутствовал. Его с успехом заменяла каминоподобная печь у стены, оснащённая не только решёткой, заменяющей собою нормальную плиту, но даже таким прогрессивным приспособлением, как пирамидистая труба, уходящая в потолочное перекрытие между этажами. Да, видать, правду я когда-то читал, что в дикой Европе только монастыри в эти времена оставались чуть ли не единственным оплотом культуры и рассадниками технического прогресса. Вон, Джордано Бруно кто был? Монах. И Кампанелла тоже. А Коперник с Ришелье - и вовсе дослужились до епископа и кардинала соответственно. Кстати говоря, в монастыре почти не ощущался запах мочи и экскрементов, которым, казалось, пропитан весь город Жатец. Следовательно, либо имеется какой-никакой сортир, либо братья-бенедиктинцы научились пользоваться горшками, что для здешних диких европейцев удивительно, но весьма похвально.