Консуэло - Санд Жорж - Страница 90

— Боже милосердный! — проговорила в ужасе канонисса. — Слышали вы этот вздох, точно исходящий из глубины земли?

— Скажите лучше, тетушка, — воскликнула Амелия, — что он пронесся над нашими головами, как дуновение ночи.

— Должно быть, сова, привлеченная свечой, пролетела через комнату в то время, как мы были поглощены музыкой, а потому мы услышали легкий шум ее крыльев только тогда, когда она уже вылетела из окна, — высказал свое предположение капеллан, у которого, однако, зубы стучали от страха.

— А может быть, это собака Альберта? — сказал граф Христиан.

— Здесь нет Цинабра, — возразила Амелия, — ведь где Альберт, там и Цинабр. И все-таки кто-то странно вздохнул. Если б я решилась подойти к окну, я увидела бы, не подслушивал ли кто-нибудь пение из сада, но, признаюсь, если б от этого зависела даже моя жизнь, у меня все равно не хватило бы на это храбрости.

— Для девушки без предрассудков, для маленького французского философа вы недостаточно храбры, дорогая баронесса, — тихо сказала Консуэло, силясь улыбнуться, — попробую, не окажусь ли я смелее.

— Нет, не ходите туда, моя милая, — громко ответила ей Амелия, — и не храбритесь: вы бледны как смерть и вам еще может сделаться дурно.

— Как при вашем горе вы можете быть способны на такие детские выходки, дорогая Амелия? — проговорил граф Христиан, направляясь медленным твердым шагом к окну.

Посмотрев в окно и никого не увидев, он спокойно закрыл его, говоря:

— Как видно, действительные горести недостаточно жгучи для пылкого воображения женщин. Их изобретательный ум всегда стремится добавить какие-нибудь вымышленные страдания. В этом вздохе нет, без сомнения, ничего таинственного. Кто-то из нас, растроганный прекрасным голосом и огромным талантом синьорины, безотчетно для себя самого издал нечто вроде восторженного возгласа, вырвавшегося из глубины души. Быть может, это произошло даже со мной, хотя я сам этого и не заметил. Ах, Порпорина, если вам не удастся излечить Альберта, то по крайней мере вы сумеете излить небесный бальзам на раны, не менее глубокие, чем его.

Слова святого старика, всегда разумного и спокойного, несмотря на удручавшие его семейные невзгоды, были тоже небесным бальзамом для Консуэло. Ей захотелось опуститься перед ним на колени и попросить благословить ее так, как благословил ее Порпора, расставаясь с ней, и как благословил ее Марчелло в тот прекрасный день ее жизни, с которого начался для нее целый ряд печальных и одиноких дней.