Душитель из Пентекост-элли - Перри Энн - Страница 22

Это было похоже на приглашение, но Эмили медлила с ответом. Ей, пожалуй, лучше извиниться и поехать домой. Свой светский долг она уже выполнила.

Но молодой женщине порядком надоело выполнять свой долг перед теми, кто постоянно ждет от нее этого и вместе с тем не обращает на нее внимания. Она не нужна ни Джеку, ни своим детям. В доме все шло по заведенному порядку, и даже ее участие в этом ужине было лишь формой. Прислуга обращалась к ней за распоряжениями просто из вежливости. Кухарка, дворецкий и экономка все равно поступали так, как считали нужным, независимо от того, что говорила им хозяйка. Ее мать вновь вышла замуж и была слишком занята собой и своим новым счастьем, чтобы нуждаться в советах или обществе дочери.

Даже Шарлотта в последнее время вполне обходилась без помощи сестры. Питт в своих последних делах тоже в ней не нуждался – она, собственно, даже не знала, чем он сейчас занимается.

А Таллуле Фитцджеймс Эмили была нужна, ей не помешает ее совет. Слова уже готовы были сорваться у нее с языка, когда она подумала обо всем этом. Ответить на приглашение можно по-разному, все зависит от важности вопроса и собственной внутренней честности. Нельзя иметь все, чем-то надо поступиться. Решения надо принимать честно и без задней мысли, а затем не бояться отвечать за последствия.

Наверное, будет очень интересно послушать рассказ о Париже.

– Заманчиво! – воскликнула Эмили, уже зная, какое принять решение. – Я с удовольствием поеду с вами в Челси.

– Реджи отвезет нас, – не задумываясь, подхватила Таллула. – Реджи, идите сюда! Знакомьтесь, миссис Рэдли, сэр Реджинальд Говард.

И, не дожидаясь, когда они хотя бы кивнут друг другу, она подвела их к хозяйке дома, чтобы попрощаться. Эмили отправила домой оставленный мужем экипаж.

Разумеется, вечеринка в Челси была не похожа на званый ужин, который они только что покинули. Гости собрались в нескольких одинаково просторных комнатах, наполненных книгами, удобными креслами и шезлонгами. Воздух был сер от табачного дыма, и в комнате пахло неизвестными Эмили благовониями. Гости, в большинстве своем мужчины, собирались группками и оживленно беседовали.

Первым внимание миссис Рэдли привлек джентльмен с мечтательным выражением лица, крупным носом, насмешливым взглядом и небольшим нежным ртом. При свете газовых рожков его волосы показались ей светлыми. Их длинные пряди падали на белоснежный, отороченный кружевом воротник его вельветового пиджака.

– Кажется, это Ричард Ле Гальен, – шепнула ей Таллула. – Писатель. – Взор ее отыскал в глубине гостиной еще одну, не менее примечательную фигуру: волосы причесаны на пробор, роскошные усы. Окружавшая его толпа с трепетом ловила каждое слово. – Артур Саймонс! Он, очевидно, рассказывает им о Париже. Мне говорили, что он побывал у всех знаменитостей.

Эмили и Таллула были весьма безразлично приняты хозяйкой дома, дамой средних лет с волевым лицом. Она была одета так, как обычно художники изображают европейских туристов на Востоке. Но несмотря на свою эксцентричность, эта одежда ей шла. В длинных пальцах дама держала сигару. Видимо, она хорошо знала мисс Фитцджеймс, поскольку была рада принимать всех, кого та приводила.

Поблагодарив хозяйку за любезность, миссис Рэдли с интересом и не без опасения огляделась вокруг. Большая пальма в кадке в углу скрывала двух молодых мужчин, сидевших на диване в излишней близости друг к другу. Один из них, держа в руке тоненькую книжечку в кожаном переплете, читал стихи. Они не замечали ничего вокруг.

Артур Саймонс с энтузиазмом рассказывал о своей недавней поездке в Париж, где ему действительно удалось побывать у Поля Верлена.

– Мы поехали к нему, – взволнованно вспоминал он, глядя в лица слушавших его гостей. – Нам был оказан самый радушный прием… Нас было двое, Хэвлок Эллис и ваш покорный слуга. Мне трудно передать вам атмосферу этой встречи, все, что я услышал и что увидел. Он угощал нас молодым вином и дымил, как фабричная труба. Клянусь, что отныне, вдыхая табачный дым, я всегда буду вспоминать тот вечер у Верлена. Только представьте себе эту картину! – Саймонс широко раскинул руки, словно собирался обнять весь мир.

Слушатели не сводили с него глаз и, казалось, не собирались расходиться. Лицо писателя сияло от неподдельного восторга. «Что это? – гадала про себя Эмили. – Радость вновь переживаемых воспоминаний или чувство триумфа от того, что он стал центром внимания и предметом зависти надменных аристократов?»

– Хэвлок и я в доме Верлена! О, как мы говорили! Обо всем – о философии и искусстве, о поэзии и смысле жизни… Казалось, мы давно знаем друг друга.

Кто-то из слушателей одобрительно хмыкнул, кто-то вздохнул от восхищения и зависти, а кого-то охватила приятная грусть. Один из молодых людей, размечтавшись о возможности подобной встречи, как зачарованный, потянулся к рассказчику, словно хотел дотронуться до него, как до святыни.

– Он пригласил нас снова зайти к нему на следующий день, – продолжал Саймонс.

– И вы, конечно, снова побывали у него? – воскликнул впечатлительный юноша.

– Разумеется, – ответил Артур, но выражение его лица изменилось: на нем было все – гнев, раздражение, юмор и разочарование. – Увы, его не оказалось дома.

Кто-то рядом с Эмили шумно вздохнул.

– Мы были в полном отчаянии, – продолжал писатель, сделав трагическое лицо. – Это было ужасно! Мечты развеялись, как дым. – Поднесенная к губам чаша выпала из рук и разбилась. Наступившая пауза была полна драматизма. – Но в последнюю минуту, – вновь заговорил рассказчик, – когда мы совсем уже собрались уходить… мы увидели его, возвращающегося домой. Но он был не один, а с другом…

– И что же?.. – не выдержал кто-то.

Лицо Саймонса снова стало зеркалом гаммы разноречивых чувств.

– Представляете, он понятия не имел, кто мы такие, – честно признался он. – Он начисто забыл о нас.

Финал его рассказа вызвал неоднозначную реакцию, от растерянного недоумения на лице Реджи Говарда до заразительного и веселого смеха Таллулы.

Но Артур уже мастерски завладел всеобщим вниманием, а именно этого ему и хотелось. Как ни в чем не бывало, он тут же остроумно и живо принялся рассказывать о посещениях парижских кафе, театров, концертов и художественных салонов. Они с другом побывали в студиях нескольких художников, осмотрели окрестности французской столицы и посетили мастерскую Огюста Родена[3], который не соизволил и словом обменяться с ними – как, впрочем, и с другими посетителями тоже.

Совсем иным, вдохновенным и красочным, сдобренным рискованными междометиями, был рассказ о вечере в кабаре «Мулен руж». Писатель снова завладел вниманием всех присутствующих.

– Что за музыка, что за танцы, а общество – весьма смешанное… от аристократа до простого горожанина. – Не преминул писатель рассказать и о своей встрече с блестящим и испорченным художником Анри Тулуз-Лотреком, чье творчество вдохновляли танцовщицы кабаре и проститутки.

Миссис Рэдли слушала его как зачарованная. Это был совершенно незнакомый ей мир, о котором она не смела даже мечтать. Разумеется, многие имена были ей известны, даже если некоторые из них произносились шепотом. Это были поэты и мыслители, презревшие условности общества и решившие шокировать его, что нередко им вполне удавалось. Они были поклонниками декаданса и других подобных веяний времени.

Прослушав рассказы писателя о Париже, Эмили проследовала в соседнюю комнату и здесь невольно оказалась в положении человека, подслушивающего чужой разговор. Двое уединившихся молодых людей вели беседу и, увлеченные ею, не заметили появления еще одной гостьи. Она же впервые оказалась в столь неловкой ситуации. Такого с ней еще не случалось – по крайней мере, на званых вечерах людей ее круга, где вежливость была превыше всего, даже при защите бесспорных истин, а комплименты являлись привычной формой обмена мнениями.

Разговор между молодыми людьми шел о том, в чем Эмили оказалась мало осведомленной. Это подстегнуло ее природное любопытство и заставило прислушаться. Не было привычных слов о погоде и о том, кто за кем ухаживает. Не касались беседующие и политики, банковских дел и дивидендов. Они говорили об искусстве, литературе, чувствах и идеях.