Сан-Антонио в Шотландии - Дар Фредерик - Страница 3

– Скажите, – спрашиваю я, показывая ему бутылку, – во время вечера вы подавали это виски?

– Да, месье.

– О'кей, спасибо.

Я сую палец в горлышко, переворачиваю бутылку, потом вытаскиваю палец и осторожно касаюсь кончиком языка. В чем, в чем, а в скотче я разбираюсь. Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь? У этого виски странный привкус. Ошибки быть не может: вот источник беды. Это «Мак-Геррел». Blended and botteled by Daphne Mac Herrel, Scotland1 – уточняет этикетка. Не очень известная марка. Я говорю об этом Пти-Литтре, который розовеет от смущения за своими иллюминаторами.

Он оправдывается в глазах еще здоровых гостей, озабоченный, как бы не показаться в их глазах ничего не понимающим лопухом:

– Этот скотч мне подарил один мой хороший друг, который употреблет только его. Он утверждает, что это самая лучшая марка.

– Сколько он вам его дал?

– Шесть бутылок.

– Где остальные? – спрашиваю я слугу.

– Одна пуста, – сообщает он, – эта начата, а остальные четыре целые, еще не распечатанные.

– Отлично, заверните. Я возьму их с собой.

Тут является еще не совсем проснувшийся Фавье. Его рыжие волосы горят в свете люстр. Он моргает глазами и потирает щеки, на которых выросла маисового цвета щетина. Я отвожу его в сторону.

– Деликатное дело, малыш: драма в высшем обществе.

Рыжий показывает мне на неподвижно лежащую публику:

– Чего это с ними?

– Это мне скажешь ты. Сделай анализ содержимого этой бутылки и еще четырех, которые тебе передаст лакей. Я скоро присоединюсь к тебе в лаборатории. Действуй быстро.

Он послушно исполняет приказ. Фавье хороший парень. Всегда готов, никогда не выражает недовольства.

Начинается тарарам: прилетели четыре «скорые», Пти-Литтре поплохело.

Он понимает, что замять скандал будет невероятно трудно. Двадцать носилок – это что-то. Светский прием превращается в железнодорожную катастрофу. Весь квартал собирается перед его особняком.

Мне становится его жаль.

– Распространите слух, будто произошла утечка газа, что и стало причиной недомогания этих людей.

Он жмет мое запястье (выше локтя ему вообще не дотянуться).

– О, спасибо! Газ! Ну конечно, газ!

– Назовите мне имя друга, подарившего вам те шесть бутылок виски.

Его восторги враз исчезают.

– Что вы себе вообразили! Этот человек вне всяких подозрений.

– Вы тоже вне всяких подозрений, месье Пти-Литтре, однако это удивительное происшествие случилось в вашем доме.

– Это верно, – соглашается карлик.

– Итак?

Он с сожалением шепчет:

– Это месье Шарль Оливьери, крупный промышленник...

– И живет он?

– Авеню Анри Мартен, дом двести двенадцать.

– Спасибо.

Глава 2

Фавье сидит один в бледном свете лаборатории. Его когда-то белый халат похож на палитру Ван Гога, глаза обведены темными кругами, жесты как у привидения.

Когда я вхожу, он даже не поднимает голову, потому что узнал мои шаги, и только шепчет:

– Сейчас будет готово, господин комиссар.

Господин комиссар говорит «спасибо», берет стул и садится на него верхом. Я думаю о Ирэн, задающей храпака в моей кровати, о крохотном Пти-Литтре, который сейчас наверняка умирает от беспокойства в клинике профессора Бальдетру... о жизни. Забавно! Несколько часов назад я совершенно не знал этих людей, а сейчас они находятся в центре моих мыслей... Я никогда прежде не видел Ирэн и, рассуждая логически, никогда не должен выл встретить ее.

Однако я крепко целовался с ней в вагоне поезда, а сейчас, когда рассуждаю, она спит у меня дома. Я слышал об издателе и некоторых его гостях, но они были для меня всего лишь именами.

Из маленького транзистора тихо льется песня Азнавура. Фавье любит работать под музыку.

Он заканчивает изучать образцы и делает шаг назад, как гурман отходит от стола, после того как поел.

– Героин, – говорит он мне.

– Рассказывай...

– Точное содержание я сказать не могу, но в этом виски его очень много.

– В какой бутылке?

– Во всех пяти, что я принес.

Я смотрю на него с легким удивлением.

– Ты хочешь сказать, что он был и в нераспечатанных бутылках?

– Во всех.

Я замолкаю, и он не нарушает мое молчание. После секунды напряженной мыслительной деятельности я обращаюсь к нему с новым вопросом:

– Пробки на нераспечатанных бутылках были нормальными или их уже открывали, а потом закрывали снова?

Фавье улыбается и уходит в небольшой закуток. Слышу, он гремит бачками с гипосульфитом. Возвращается он с мокрой фотографией, которая изображает горлышко бутылки «Мак-Геррел», увеличенное минимум в четыреста раз.

– Когда я заметил, что наркотик есть и в полных бутылках, то сделал снимок пробки, прежде чем распечатать все

– Браво, Фавье.

Рыжий – добросовестный и инициативный полицейский.

– Снимок позволяет убедиться, что это оригинальная, ненарушенная пробка.

Я киваю.

– Как думаешь, гости Пти-Литтре откинут копыта?

– Вовсе нет. Они благополучно переварят героин. Посмотрят красивые сны, и все.

– Ладно, постараемся взять с них пример. Отправляемся баиньки, парень.

Мы выходим из конторы. Дежурный внизу отдает мне честь.

– Как, господин комиссар, ваш отпуск уже закончился?

– Мне кажется, да. А вам?

Возвращаясь домой на моей маленькой «МГ», я решаю посвятить остаток ночи счастью Ирэн.

Я мысленно составляю список радостей, на которые она получит право. С девушкой, приехавшей из провинции, надо уметь их четко дозировать.

Что вы скажете, например, о «Савойском трубочисте», о «Насмешливом венгерском языке» и о «Британском пальце»? Помоему, для первого раза неплохо.

Я раздумываю, стоит ли добавлять к первым трем наименованиям четвертое, составившее мою славу, – «Ронская отметина», как вдруг вздрагиваю. Чтобы вернуться в Сен-Клу, я поехал не через площадь Этуаль и Булонский лес, как обычно, а мимо дворца Шайо и авеню Анри Мартен.

Сечете? На авеню Анри Мартен живет тип, подаривший Пти-Литтре виски с наркотиком. Если вы и после этого не поверите в мое шестое чувство, значит, у вас нет и обычных пяти.

Я бросаю взгляд на наручные часы, потом на те, что на приборной доске. И те, и другие в согласии по одному пункту: сейчас два часа ночи.

В такое время наносить визиты не принято, но мне все-таки очень хочется побеседовать с месье Оливьери. Мне кажется, с этим типом, если знать, как к нему подойти, должен получиться очень увлекательный разговор.

Я как раз возле дома двести двенадцать. Остановив тачку, подхожу к воротам. Оливьери, как и карлик Леон, живет в собственном особняке, в котором не горит ни единого огонька. Нажимаю пальцем на кнопку звонка. Подождав секунду, нажимаю снова, но тут вижу, как осветилось окно сторожа. Железное жалюзи частично открывается, и недовольный тип спрашивает:

– Чего надо?

– Полиция, – просвещаю его я.

Он колеблется. В наше время полно жулья, которое представляется полицией, а потом грабит вас.

– Одну секунду!

Тип исчезает в окошке, как кукушка, прокричавшая сколько надо. Проходит довольно много времени. Наконец я вижу у ворот массивный силуэт.

Мужчина лет шестидесяти, сложенный, как борец, без радости рассматривает меня сквозь прутья. Он надел штаны, подтяжки не натянул, и они свисают у него по бокам...

– У вас есть документы?

– Вот.

Он рассматривает мое удостоверение и сует в карман брюк свою пушку.

– Что вы хотите?

– Мне надо увидеть месье Оливьери.

– Сейчас?

– Это срочное дело.

Я говорю кратко и четко. В таких случаях не следует упражняться в искусстве красноречия.

– Ладно.

Он открывает.

– Я проведу вас к себе. Я должен предупредить его слугу.

Мы входим в своего рода караульное помещение – столовую, где стоит запах вареной капусты. Из соседней комнаты доносится встревоженный женский голос: