Провал операции «Z» - Дар Фредерик - Страница 17

Я, как вы знаете, никогда не теряю голову. Если необходимо срочно кого-то спасать, Сан-Антонио всегда готов бежать на помощь. Но для этого нужно провести подготовку в два этапа, то есть опустошить стакан виски и только потом выскочить из комнаты. Подчеркну для любителей, никогда нельзя допускать, чтобы кубик льда полностью растворился в виски. Вы медленно вращаете стакан в руке, и, когда кубик растает наполовину, преспокойно можете пустить жидкость по трубам. Лишь в этом случае вы получите истинное наслаждение! На дне стакана должна остаться примерно половина положенного туда льда, понятно? Хорошо!

Тогда исполняйте! Понравилось? То-то же!

Значит, я энергичным жестом отправляю в рот содержимое своего стакана и быстро покидаю комнату.

В коридоре тихо, поскольку комнаты прекрасно звукоизолированы.

Следовательно, я слышал крик только потому, что находился на балконе.

Звоню в дверь Глории.

Из переговорного устройства доносится:

«Да?» — и я отвечаю: «Тони».

Малышка открывает сама. На ней лишь бюстгальтер и пояс для чулок.

Но меня вообще трудно шокировать.

— Вы слышали? — спрашиваю я.

Она хмурит брови, нарисованные от руки.

— Слышала что, дорогой Тони?

— Крик?

— Какой крик?

Я вхожу в комнату. Дверь балкона открыта настежь, но радио включено на всю мощь, и, естественно, при такой какофонии джазовых звуков можно находиться в гуще бомбардировки Пирл-Харбора и ничего не слышать.

— Почему вы спрашиваете? Вы слышали, как кто-то кричал? произносит она, томно глядя мне в глаза.

— Потому что кто-то кричал, да, любимая, — отвечаю я, чувствуя легкое раздражение, поскольку ее манера разговаривать со мной по делу сбивает меня с толку.

Я ловлю ее за талию.

— По крайней мере теперь мне ясно, что кричали не вы… — говорю я тихо и целую в разные места, по-дружески, будто дарю какую-нибудь сущую безделицу, а затем спрашиваю о дальнейших планах.

— Что вы скажете о небольшой прогулке к морю и подводной охоте перед обедом, дорогой Тони?

Предложение заманчивое. Мне даже кажется, в этом уголке мирового водного пространства можно поймать что-то экзотическое и вернуться не с пустыми руками, как обычно бывает у нас.

Сказано — сделано. Через полчаса мы одеты в лягушачьи костюмы, о которых мог только мечтать капитан Немо. Маски, акваланги, ласты, ружье-гарпун и нож на бедре для солидности — и мы похожи на пару милых марсиан, прилетевших на Кокпинок провести медовый месяц.

Во дворце Окакиса все тихо. На лужайке перед дворцом музыканты, сидящие полукругом, исполняют что-то в высшей степени камерное, чтобы не мешать отдыху. В беседках, увитых дивными розами, несколько гостей попивают прохладительные напитки, в то время как Омон Бам-Там I в соответствии с национальным обычаем бреется на солнце с помощью осколка бутылочного стекла.

Мы спускаемся по вьющейся между тропическими цветами и деревьями тропинке, уложенной розовыми мраморными плитами, прямо к океану. Какое громадное удовольствие вновь нырнуть в изумрудные волны, тепло которых так изумительно ласкает тело и душу. (Когда я перечитываю свои изысканные фразы, отмеченные блистательным синтаксисом и правильной орфографией, то понимаю, что Гонкуровские премии сплошь пускают на ветер…) — Первый, кто подстрелит рыбку, получит право на исполнение желания! — заявляет Глория, ныряя в подвернувшуюся волну.

Я плюхаюсь следом. В морских глубинах царствует прозрачная синева с легким зеленоватым переливом наподобие той, что бывает в старых соборах. Какое странное чувство вы испытываете в мире безмолвия! Но безмолвия, как вы понимаете, условного! Дно, усеянное то тут, то там красными и зелеными кораллами всевозможных оттенков, кажется, совсем близко — только протяни руку, настолько вода изумительно прозрачна.

Рыбы заняты своими неотложными делами. У них совершенно сказочная расцветка. Есть золотые, серебристые, голубоватые, красные, желтые, черные, зеленые, охряные, кобальтовые, всякие. Будто спятивший художник в бреду обдал их красками всей своей палитры. Заметив нас, рыбки срочно отваливают, но любопытные, как все животные, они возвращаются и разглядывают нас с удивлением.

В основном они маленькие, поэтому не представляют для нас интереса.

Мы их не трогаем, и они успокаиваются. Глория и я ищем крупную особь.

Чтоб было не стыдно сфотографироваться рядом на память. Я передвигаюсь в жидкой среде до удивления быстро. Одно мановение ластами — и я проделываю среди коралловых колонн расстояние, необычное для восприятия. Но глубина быстро растет, дно будто проваливается. Нужно быть осторожным, а то можно быстро схлопотать кессонную болезнь вместе с чрезмерным давлением на позвоночник. Я замедляю движение. По мере спуска вниз света становится меньше, многообразие цветов и оттенков гаснет. Я застываю за торчащей каменной глыбой и осматриваюсь. Меня окружает мрачноватый сумрак. Какого черта гнаться за рыбами, если можно подождать, пока какая-нибудь сама не приплывет и не скажет «здрасьте». Я пускаю пузыри, как тридцать шесть кардиналов, вместе взятых. Вдалеке различаю темный, расплывчатый силуэт Глории, проводящей разведку морской фауны. Нельзя, чтобы она отплывала далеко.

Не будем забывать, что мне платят за ее охрану. Недостаточно защищать ее от гангстеров, необходимо гарантировать ее безопасность в любой стихии.

И я плыву в ее направлении. Но бог мой, кого я вижу? Здоровенная рыбина, которая, дорогие мои домохозяйки, никак не влезет в вашу навороченную по последнему слову техники плиту. Не меньше полутора метров в длину, как мне кажется, и тянет килограммов на сто! У нее усы, как у Берты Берюрье — жены моего друга и доблестного помощника.

Да и в остальном на нее похожа, особенно мордой.

Рыба смотрит на меня, как любопытный ребенок. Скорее, шаловливо, как будто приглашая поиграть в салочки. Даже не очень могу себе представить, сколько этакая красавица на самом деле может весить. Я ведь из местности, где водятся щуки, форели, карпы, на худой конец…

Ну еще тунец в замороженном виде или рыба-меч — в банках! Поди разбери, какой у них натуральный размер! Но вкусно…