Второго Рима день последний (ЛП) - Валтари Мика - Страница 12

Я вернулся домой, выкупался, приказал Мануэлю вымыть мне голову, после чего оделся в чистые одежды.

Когда я рассказал ему, что видел кесаря Константина и стоял лицом к лицу с божественным базилевсом, мой слуга Мануэль рассмеялся своим хитрым писклявым смехом. Я выпил вина и дал выпить ему. Он рассказал мне о комнате, стены которой покрыты порфировыми плитами, привезёнными из Рима. Эту комнату видело лишь несколько человек. В ней рождаются кесари Византии и с маленького балкона висящего высоко на фасадной стене, народ извещают об их рождении.

– За твоё кесарьское имя, Мануэль,– сказал я, наливая вино в его глиняный кубок.

– За твоё собственное имя, господин Иоханес,– ответил он и выпил так истово, что вино пролилось ему на грудь.

24 января 1453.

Если бы она уехала, я бы об этом, скорее всего, узнал. Даже если бы корабль ушёл тайно, слухи всё равно бы разошлись. С холмов каждый может видеть, что происходит в порту. В этом городе ничто долго не остаётся в тайне. Берега Азии синеют по другую сторону пролива. Тоска раздирает мне сердце.

Если бы я был без имени, без гордости, без прошлого, я мог бы кануть в людском море. Жить одним днём. Довольствоваться тем, что имею. Ждать. Но я испил из горькой чаши знаний. Моя судьба во мне и она тяжела.

26 января 1453.

Неожиданное событие. Сегодня в порт на полных парусах вошли два больших военных корабля. Пока моряки убирали паруса, люди сбежались на городские стены и склоны холмов, кричали и махали руками, приветствуя корабли. Больший из кораблей действительно выглядит мощно даже в сравнении с кораблями венециан.

Командует ими Гиовани Джустиниани, генуэзец, бывший подест Каффы, опытный воин – профессионал. Несмотря на то, что прибывшие были латинянами, людей на берегу охватило ликование. Вооружение солдат безупречно. У многих двуручные мечи. Все закованы в доспехи. Каждый солдат легко сможет противостоять десяти легковооружённым воинам в кожаных доспехах. Они привычны к дисциплине и повиновению. Это видно по тому, как они чётким строем сходили на берег, а потом, лязгая оружием, шли через город в сторону Блахерн.

Кесарь произвёл смотр отряда. Если он знал заранее об их прибытии, то сумел хорошо сохранить тайну. Обычно, уже через несколько дней самые тайные совещания, проводимые во дворце, становятся известными за его стенами. По крайней мере, для того, кто хорошо платит.

Может, Запад, всё же, не забыл о Константинополе? Джустиниани не мог прибыть сюда без согласия генуэзского правительства. Иначе, где бы он взял средства на снаряжение кораблей и содержание солдат?

Но у султана только янычар двадцать тысяч. Под Варной остановить их не смогла даже закованная в железо конница.

27 января 1453.

Пришла. Пришла, несмотря ни на что. Пришла ещё раз. Не забыла меня.

Похудела и побледнела. В её карих глазах не было покоя. Я понял, что она страдает. Слова и вопросы замерли у меня на губах. Да и к чему всё это? Ведь она пришла.

– Моя любимая! – только и сказал я. – Моя любимая!

– Зачем ты появился здесь? Почему не остался у султана? Почему ты мучаешь меня? Почему я покорна твоей воле?

– Это унизительно, – продолжала она. – Ещё недавно я была весела и уверена в себе. Сейчас я безвольна. Мои ноги несут меня туда, куда я не желаю идти. Ты – латинянин, женатый, авантюрист – причина того, что я начинаю сама себя презирать.

– Так мало значит наилучшее воспитание,– жаловалась она. – Так мало значат разум, происхождение, гордость, богатство. Я, как невольница, отдана в твои руки. Я стыжусь каждого своего шага, который привёл меня сюда.

– И ты даже не тронул меня,– почти кричала она.– Но тёмные желания кружат в моей крови. Голос бездны я слышу внутри моего собственного тела. Недавно я была светла. Недавно я была чиста. Сейчас я уже не знаю, кто я и чего хочу.

– В твоих объятиях стилет. В твоём кубке яд,– кричала она. – Лучше бы ты не жил. Я пришла, чтобы сказать тебе это.

Я обнял её и поцеловал в губы. Она уже не жаловалась на головную боль. За дни разлуки в ней стало больше женщины. Дрожала в моих объятиях.

О, как я ненавидел эту дрожь! Как я ненавидел румянец желания, который вспыхнул на её щеках! Всё это я пережил слишком много раз. Нет любви без тела. Нет любви без желания.

– Я не собираюсь ложиться с тобой в постель,– сказал я. – Всему своё время. Совсем не из-за этого мне так не хватало тебя.

– Если бы ты лишил меня чести, я бы убила тебя,– воскликнула она. – Слишком многим я обязана моей семье, чтобы погубить её надежды. И не говори со мной таким тоном!

– Побереги свою невинность для турок,– сказал я. – У меня не было намерения её нарушить.

– Ненавижу тебя,– сказала она, тяжело дыша и сжимая мою руку. – Иоханес Анхелос, Иоханес Анхелос, Иоханес Анхелос,– повторяла она, прижимая лицо к моему плечу, и вдруг разрыдалась.

Я взял её голову в ладони и, смеясь, целовал её глаза, щёки, утешал как маленькую девочку. Помог ей сесть, налил вино. Скоро улыбка появилась на её лице.

– Я не накрасила щёки, когда шла к тебе,– сказала она. – И поступила правильно. Уже знаю тебя. Ты всегда заставляешь меня плакать. И тогда с накрашенными щеками случится беда. Но мне очень хочется быть красивой для тебя. Хотя это и не имеет значения. Ведь ты восхищаешься только моими глазами.

– Тогда возьми их,– продолжала она, наклоняясь ко мне. – Они твои. Может, теперь ты оставишь меня в покое.

Солнце садилось. Небо стало багряным, и в доме моём потемнело.

– Как тебе удалось прийти?– спросил я.

– Весь город взбудоражен,– засмеялась она. – Все радуются и веселятся по случаю прибытия генуэзцев. Представь себе, семьсот закованных в железо солдат! Теперь чаша весов склонилась в нашу пользу. И кому придёт в голову следить за дочерью и стеречь её в такой день? Даже если я встречусь с латинянином, то меня, конечно, можно простить.

– Я раньше ни о чём тебя не спрашивал. Но сейчас хочу спросить. Это не так уж и важно. Просто мне интересно. Ты, случайно, не знаешь Лукаша Нотараса?

Она вздрогнула и с испугом посмотрела на меня.

– Почему ты спрашиваешь?

– Я хотел бы знать, что он за человек.

Она смотрела на меня и молчала, поэтому я нетерпеливо добавил:

– Действительно ли он предпочитает турецкого султана византийскому кесарю? Ты сама слышала, как он выкрикнул это перед народом в тот день, когда мы встретились в первый раз. Если ты его знаешь, скажи, может ли он стать предателем?

– Как ты смеешь?– прошептала она. – Как ты смеешь говорить такое о мегадуксе?

– Я знаю его хорошо,– продолжала она с жаром. – И его семью знаю. Он из старинного рода, честолюбивый, вспыльчивый, небезразличный к славе и наградам. Его дочь получила кесарьское воспитание. Он собирался выдать её за кесаря, но когда Константин стал базилевсом, дочь великого князя уже не годилась ему в жёны. Для мегадукса это стало унижением, которое трудно перенести. Мегадукс не согласен с политикой кесаря. Если человек выступает против унии, то он не обязательно должен быть предателем. Нет, он не предатель и никогда им не станет. В противном случае, он не стал бы так открыто и благородно высказывать свои убеждения.

– Ты не знаешь страстей, которые движут мужчинами,– сказал я. – Власть – это неодолимое искушение. Коварный и властолюбивый человек может в своих политических расчётах выбрать вариант, когда Константинополем будет управлять мегадукс в качестве вассала султана. Бунтовщики и узурпаторы и раньше жили в этом городе. Даже монах Хеннадиос открыто призывает к капитуляции.

– Твои слова пугают меня,– прошептала она.

– Эта мысль соблазнительна,– продолжал я,– Не правда ли? Стремительный бунт, небольшое кровопролитие и ворота султану открыты. Пусть погибнет небольшое количество людей, но не все. Тогда и ваша и наша культура не будут уничтожены вместе с городом. Поверь, умный человек может придумать множество причин, чтобы обелить свой поступок.