Отряд - Посняков Андрей - Страница 18

С вершины пологого холма открывался чудеснейший вид на всю округу. Везде, сколько хватало глаз, шумели леса: вблизи - темно-зеленые, хвойные, с белоствольными вкраплениями березок, вдалеке - голубоватые, густо-синие даже, словно бы покачивающиеся в туманной дымке. Слева протекала река, а впереди, за перелеском и березовой рощицей, средь блестящих зеркал озер поднимался к небу купол Спасской церкви. Купол, как и церковная крыша, был крыт осиновой дранкой, никогда не темневшей, светившейся в солнечном свете, словно самое настоящее серебро!

- Господи, красота-то какая! - не удержался Митрий. - Ну наконец-то пришли.

Беглецы дружно упали на колени и, перекрестясь, возблагодарили Господа за окончание пути.

- Интересно, - поднимаясь на ноги, озаботился Митька. - Что же гости московские, завернут к погосту иль прямо поедут? Дорожка-то во-он, - он кивнул вперед, - в заозерье ведет. А погост-то, видать, на отшибе.

- Эвон, не завернули, - прищурив глаза, прошептал Прошка. - Прямо поехали… во-он их возы видать.

Митрий тоже всмотрелся:

- Вижу…

Московские возы, словно букашки-жуки, неторопливо забирали вправо от погоста, куда и вела дорога, казавшаяся издалека желтой песчаной нитью. Там, на холме, меж двух озер, виднелась какая-то деревенька… не одна, с выселками.

- Кузьминки, - вспомнив, пояснил Митрий. - Кажется, так называется… А дорожка - Кузьминский тракт. На Архангельский городок, да есть и повертка на север - к погосту Тойвуйскому вкруг Онеги-озера, а дале - к Сумскому острогу, а уж там Белое море - и Соловки.

Прошка уважительно покачал головой:

- И откуда ты, Митька, все это знаешь?!

- Да был у меня один знакомец, монах, Царствие ему Небесное. Научил, что сам знал. - Митрий вздохнул и перекрестился, после чего добавил и про Карлу Иваныча, «доброго свея», у которого как-то во все глаза рассматривал «чертеж земли русской». Не просто так смотрел, много чего и запомнил, особенно что к Тихвинскому посаду близко.

- Ну, что? - взглянула на ребят Василиска. - Идем, что ли? Солнышко-то, чай, скоро закатится.

Невелик оказался Спасский погост - церковь, кладбище да пяток изб, мимо которых вдоль поскотины тянулась дорожка на выселки. Вокруг церкви шумели березы, дальше, у подножия холма, синело озеро, еще дальше рос густой орешник, а уж за ним виднелись сосны и ели. Посовещавшись, беглецы решили к церкви не подходить, а выяснить о починке дядьки Кузьмы у какого-нибудь пастушонка. Как раз у околицы, на поскотине, паслось стадо коров. Рядом, под старой раскидистой березой, подложив под голову руки, лежал малец лет двенадцати - босой, белобрысый, веснушчатый, - рядом, в траве, валялся длинный пастуший кнут. Никакой собаки, слава Богу, не было - была бы, так давно б выскочила, почуяв чужих.

- Эй, парень, - выйдя из-за деревьев, тихо, чтобы не напугать пастушонка, промолвила Василиска.

Парнишка испуганно вздрогнул, перевернулся, но, увидев перед собою девчонку, облегченно вздохнул:

- Ты чего здесь?

- С Пашозерья я, - влегкую соврала Василиска. - Родичей иду навестить на починок, да вот заплутала.

- А, с Пашозерья, - пастушок лениво улыбнулся. - Знаю. А чей починок ищешь?

- Дядьки Кузьмы…

- Эвон! - Парнишка покачал головой и присвистнул. - А говорят, он уж давно в запустенье, починок-то.

- Да что ты?! Неужто правда?

- Ну, точно-то не скажу, а так, слухи ходили. Ты, дева, совсем не в ту сторону забралась. Починок Кузьмы во-он за тем озером, - пастушонок махнул рукой. - Видишь - дорога?

- Угу, вижу. Там и избы.

- Избы - это Кузьминки, деревня с постоялым двором, а тебе еще верст пять подале надо, за холм да за лес… Ну, добредешь до Кузьминок, там спросишь - покажут.

Поблагодарив пастушка, Василиска улыбнулась и, перекрестившись на Спасскую церковь, ходко пошла в указанную сторону, моля Господа, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из причта - дьячком иль пономарем. Расспросы всякие начнутся, а духовным врать - последнее дело.

Позади послышались торопливые шаги - то догоняли девчонку ее спутники.

- За Кузьминками, оказывается, починок-то, - оглянувшись, сообщила Василиска. - Верст пять. Если стоит, если не в запустении.

- Да слышали мы, - Митрий усмехнулся и с тревогой посмотрел в небо. - Эх, не успеем до темноты. Придется в лесу ночевать.

- Да может, и успеем, всего-то пять верст! - уверенно заявил Прошка. - А ну-ка, прибавим ходу.

- Ежели кого встретим - мы с Пашозерья идем, - оглянувшись по сторонам, в который раз уже напомнил Митрий. - В монастырь, к Богородице Тихвинской приложиться. А что не в ту сторону путь держим - так заплутали малость.

Он еще что-то хотел сказать, да не успел - позади послышался скрип тележных колес. Ребята собрались было юркнуть в придорожный лесок - да уж больно редок он был, ну и запряженная парой лошадок телега уже выскочила из-за поворота.

- Эгей, люди добрые! - придержав коней, засмеялся возница - молодой круглолицый парень с чуть кучерявившейся бородкой и длинной, падавшей прямо на глаза челкой. - Куда путь держите?

- Здрав будь, - путники чинно поклонились. - На богомолье идем, к Богородице Тихвинской, да вот заплутали.

- Хорошее дело, - одобрительно кивнул парень, внимательно осматривая беглецов.

Митька поежился - почему-то не понравился ему этот взгляд, больно уж пристальный был, липучий. Хотя, может, это просто так показалось.

- Вам лучше б заночевать, - между тем продолжал незнакомец. - В Кузьминках как раз и постоялый двор есть - с паломников не возьмут много, а то и так, за молитву переночуете.

- Да у нас тут родичи дальние, на починке, - осторожно сообщил Митрий. - Починок дядьки Кузьмы, не знаешь?

- Дядьки Кузьмы?! - Парень присвистнул. - Да это ж за лесом, верст семь с гаком. Не советовал бы я вам туда идти - дорожка-то там не очень, не дорожка - тропа, потемну уж точно заплутаете. Да и волков там много, в починке-то уж третью собаку сожрали, ироды!.. Да не думайте, садитесь, вон, на телегу, подвезу до Кузьминок. Там заночуете. А уж потом, с утречка - и на починок. Эвон, гляньте-ко, экая синь идет!

Путники повернули головы - и в самом деле, с востока, медленно пожирая на глазах темневшее небо, наползала огромная черно-синяя туча, сулившая ближе к ночи ливень, а то и грозу. Беглецы переглянулись и дружно полезли в телегу.

- Ну, вот и славно! - Ухмыльнувшись, возница тронул вожжи.

- Тебя как звать-то? - усевшись, спросил его Митрий.

- Никодим я. Николы-охотника сын. Н-но, милаи! Пошли!

Подгоняя лошадей, Никодим щелкнул языком. Заскрипели колеса.

Митрий исподволь разглядывал и телегу, и возчика - вроде бы ничего необычного, интересно только, куда этот Никодим на ночь глядя ездил? Что-то отвозил? А почему так поздно? И улыбка у него какая-то… словно бы приклеенная. Что еще там за постоялый двор, в этих Кузьминках? Наверное, немалый - тракт-то людный. О Боже! Так ведь там же, наверное, обозники!

Митрий тут же задал вопрос вознице.

- А, гости московские, - усмехнулся тот. - Не, они у нас не остановились. Сказали - маловато места. Странные какие-то - места-то полно, и не такие обозы останавливались. Ну, не хотят, как хотят - насильно мил не будешь. Хотят в лесу мокнуть - пожалуйста, на здоровье!

Вот как, оказывается! Митька такому известию подивился - и в самом деле, странные люди эти московиты.

Опасливо покосившись на тучу, Никодим подогнал лошадей, и телега, заметно прибавив ходу, затряслась на ухабах.

Проехав березовую рощицу и орешник, обогнули корявую, одиноко стоящую сосну и свернули на повертку к деревне. Кузьминки - пять дворов плюс шестой, постоялый двор - располагались на вершине пологого холма, в полуверсте от одноименного тракта. Распаханных полей вокруг было мало - что и понятно: основной доход жители имели вовсе не с жита, а с проезжих да с промыслов. Во многих дворах мычали коровы, видать, только что пригнанные с выпасов на дойку; навстречу телеге, выскочив, заблажил пес. Никодим прикрикнул, и пес тут же убежал прочь, опасливо косясь на приезжих. Смеркалось, солнце уже давно скрылось за дальним лесом, и окутанная вечерней синью деревня казалась безлюдной. На улице никого не было, лишь во дворах слышались голоса да собачий лай. В общем-то, и понятно - ложились в те времена рано, с заходом солнца, и так же рано, с восходом, вставали.