Большая Берта - Дар Фредерик - Страница 32

Укрывшись в сени листвы, я принялся здраво рассуждать. “Прежде всего, бамбино, — обратился я к себе ласково, но строго, — будем придерживаться фактов. Твоя идея взять силой эту хижину ни к черту не годится. Предупреди полицию, пусть они окружат дом и разрушат крепость. В конце концов, устав превыше всего. Ты слишком плохо вооружен, чтобы выступить в одиночку”.

Но я не смог себя уговорить. Как всегда, гордость не позволила! Стремление управляться без посторонней помощи. Сан-Антонио сунул нос в помойку? Сам из нее и выберется!

Я продолжал разглядывать огромный сад. Почему он напоминал мне кладбище? Лужайки тщательно ухожены, однако невообразимое количество статуй, натыканных по газону, не очень-то вязалось с простецким видом дома.

Как если бы в уголке парка в Версале построили виллу в американском стиле!

Господин Рожкирпро, очевидно, помешан на скульптуре, особенно на бюстах королей в косматых париках. Ими сад просто кишел. Я узнал Четырнадцатого с толстым носом, похожим на фляжку с бурбоном. Душеньку Пятнадцатого. А вот и Шестнадцатый, бедолага, его бюст всегда наводит на мысль о картинке, которую надо сложить из кусочков. Прочие особы королевской крови. Известные писатели: Буало, Лафонтен, Корнель (зевающий), Мольер (похожий на свои персонажи), Расин (массивный). Настоящая коллекция! Хозяину, видимо, нравится жить среди этого мраморного народца. Мне было бы тошно глазеть каждый день на окаменевших знаменитостей. Истинные памятники — их произведения в моей библиотеке. Но бюсты, фу! Скопище бледных уродов!

Я спрыгнул к ногам ухмыляющейся Берты.

— Ну, план атаки готов или чем вы там занимались?

— Готов план отступления, — попытался пошутить я. — Разбить эту кубышку не удастся.

— Отлично, — заявил полководец в мини-юбке. — Тогда я беру на себя руководство операцией.

Она решительно направилась к решетке ограды и позвонила.

Тупица! Импульсивная натура. Решения принимает молниеносно. Стоит носу зачесаться, как она уже бежит со стаканом. И не успеешь ни глазом моргнуть, ни слово вставить.

Но в конце концов… чем мы рискуем?

Как истинный профессионал, я утешился мыслью (утешения у меня всегда наготове, становитесь в очередь, обслужу всех и каждую!), что звонок по крайней мере встряхнет обитателей лачуги. Если, конечно, они нас не ждали[20]. Они прильнут к морским биноклям или к гигантскому телескопу. И что же они увидят меж прутьев решетки? Толстую идиотку, черную от угольной пыли, с младенцем на руках. Беспардонность гостьи, возможно, заставит их открыть.

Если не откроют, приведу войска и форт будет взят штурмом.

Я присел на корточки у столба, на котором держались ворота. Было свежо. В воздухе носились запахи Марны и раннего утра. Аромат лимона и водорослей…

— Кто там? — раздался голос в домофоне.

Мы не заметили на решетке аппарата. От неожиданности Берта чуть не выронила малыша.

Но моя бесстрашная помощница быстро пришла в себя.

— Я принесла мальчишку! — крикнула она, приподнимая моего тезку.

— Какого мальчишку? — осведомился одышливый голос.

— Сынка мамаши Терезы!

— Какой Терезы? — угрюмо попытался уточнить голос.

— Да жены поляка, какой же еще!

Нет, какова нахалка! Прет напролом! На ходу подметки режет! Самые хитроумные запоры ей нипочем и самые неподдающиеся мужчины тоже!

Уверенный тон, ребенок на руках. Ей нельзя не поверить!

Домофон отключился. Очевидно, в доме совещались. Затем послышалось клацанье замка. Дверь отворилась. Они решили проверить. Обитатели замка рискнули выслать дозорного к воротам. Дородная матрона с младенцем не смягчила их сердец, они везде подозревали ловушки.

Я напряженно соображал. Как себя повести? Нейтрализовать посланца из крепости?

Рискованно. Они могли наблюдать за воротами из дома. Спрятаться и ждать? Отличная идея, но чего я тут дождусь? Дорогой Сан-Антонио, ты на самых подступах к разгадке, сейчас или никогда! Перехвати инициативу! Другого случая снять сливки судьба тебе не пошлет.

Есть пословица: “Человек предполагает, Господь располагает”. Лично мне простота пословиц не по душе. Они создают стереотипы, навешивают ярлыки на людей и чувства. Они нам нравятся, потому мы им доверяем и даже руководствуемся ими, не замечая их коварства. Но бывают пословицы, которые не подводят. Среди них та, что я только что привел. Сколько раз порывистость и импульсивность не оставляли камня на камне от тщательно разработанного плана. Ты долго обмозговываешь тактику, выстраиваешь стратегию. А затем, когда доходит до дела, неожиданный толчок изнутри ставит под удар все мероприятие. Возьмем, к примеру, девушек. Вы собираетесь на свидание с головокружительной красоткой. Отлично. Вы готовитесь устроить ей восхитительную фиесту, деревенский бал, крутое родео. Подарить радость жизни, яркую, как солнечный зайчик. Вы говорите себе: “Я развернусь во всю ширь, устрою безумную карусель, поднебесные качели, белую горячку, скачки диких мустангов, извержение вулкана, продемонстрирую одновременно изумительные фокусы и восторг публики, кошачью нежность и кошачью прыть. Вдохни поглубже перед поцелуем, прощай, грусть, отплываем!” Но в решающий момент от прекрасных задумок не остается и воспоминания. Верх берет гусар, вы пришпориваете дамочку и мчитесь напролом. Вас поманила плоть, и разум разом отключился. Так что толку загадывать наперед?..

Итак, для меня наступил момент, который смело можно было назвать критическим. Вы и сами очень скоро в этом убедитесь.

У ворот возник дозорный. Малый, с которым я говорил по телефону из угольного бистро. Я узнал его по одышке. Не сгубил ли он свое здоровье во Вьетнаме или Камбодже?

Он вещал из-за решетки. Я не мог его видеть, потому что держался в тени. Но, обладая слухом, способным различить хрип умирающего комара, я отчетливо услышал:

— Как вы посмели врываться к людям среди ночи? И вообще, кто вы такая? Апломб жулика невысокого полета.

— Соседка Келушиков, — ответила Берта.

— Не знаю никаких Келушиков. Вы одна?

— А как вам, хотелось бы? — промурлыкала несравненная толстуха.

Недоверчиво, словно подслеповатый, который ест щуку без очков, стражник открыл ворота. Он сделал шаг вперед, чтобы оглядеть окрестности. Ничего не обнаружив, сделал второй шаг… И вот тут выступил я в своем фирменном сан-антониевском стиле. Авторские права принадлежат мне! Я продемонстрировал высокое искусство! Видали ль вы, выйдя поутру за газетой, как тигр нападает на свою жертву? Как министр лупцует зарвавшихся телевизионщиков? Как проваливаются в тартарары ваши сбережения во время отпуска? Как разлетается на куски статуя Карла Маркса во время оккупации? Видали ль вы, как убивается Франция по ветеранам всех войн?

Все это пустяки по сравнению с тем, как я обрушился на Сезарина[21]. Я действовал так виртуозно, что сам себе удивился. Из положения сидя я взлетел в воздух. Прыгучесть жабы и мощь буйвола. Пушечный удар пришелся прямо в жирное брюхо. Сезарин был тучным малым, живот как купол “Боинга-747”, а щеки свисали до плеч.

— Послушай, слон, — ласково прошептал я. — Пять туш уже охлаждаются в морозильной камере морга. Если ослушаешься меня, станешь шестой, понял?

Полное отсутствие реакции со стороны дозорного я принял за начало переговорного процесса.

— Отлично, — сказал я. — Впусти даму с ребенком и не шали.

Отдав приказ, я шмыгнул за спину Берты и укрылся там, как за стволом баобаба.

— Не суетитесь, дорогая, — прошептал я в прелестное ушко, слыхавшее немало глупостей. — Идите спокойно, словно неверная жена, которая возвращается под супружеский кров.

Ответом мне был едва слышный грудной смешок: Берта ликовала. Мы медленно вошли в сад. Со стороны мы походили на двух циркачей, изображавших лошадь. Я представлял заднюю часть. Любопытный кентавр получился из нас с Бертой: одновременно кобыла и племенной жеребец! И в придачу жеребенок в качестве щита… Странная процессия. Но разве не в столь же нелепом виде бредем мы по нашей убогой жизни? Разгуливаем по сыпучим берегам судьбы? Я шел, размышляя о тех, кто не видит себя со стороны, их много… И спрашивал себя, к какому концу они движутся беспечной походкой или деловитой? Где, на какой дороге, в каком закоулке их настигнет смерть? Я бы хотел, чтобы для нас, людей, выделили специальное место. Нечто вроде просторной и темной пещеры, куда бы мы приходили испустить последний вздох. Мы ложились бы рядком или друг на друга и беззвучно исчезали бы, рассыпаясь в мелкую пыль. Таяли бы в небытии, где царит наш отец, неважно, кто он, Бог или Ничто. Смерть стала бы более пристойной. Она не застигала бы врасплох и в самом неподходящем месте. Люди бы не забывали умирать, как старые псы, что забывают лаять. Отвратительно, когда одряхлевшие венцы творения превращаются в зловонную падаль. Следовало бы сурово преследовать неположенные смерти. Был бы я в правительстве, издал бы закон, запрещающий людям помирать так же невразумительно, как жили.