Орлята партизанских лесов - Давидзон Яков Борисович - Страница 6

— Другой дороги что ли нет? — не унимался пулемётчик, высокий, красивый парень в кожаной куртке, перепоясанной крест-накрест пулемётными лентами.

На голове у него была бескозырка — подарок выходившего из окружения матроса.

— Есть. Но мы снова пойдём через болото, — сказал Володя.

— Гляди, парень, не зарвись. Как бы нам не утонуть в этой жиже, — со вздохом сказал пулемётчик и поправил сбившуюся бескозырку.

Появилось солнце, партизаны согрелись и обсохли. Жаркие июльские лучи пробивались сквозь листву. Всё вокруг преобразилось, ожило, поднялось настроение и у партизан.

— Теперь и отоспаться можно. А уж ночью пойдём к «железке». Кто же днём это делает?

— Снимаемся через пять минут, — сказал Володя, командир группы. — Мы должны быть у дороги ещё засветло.

Вскоре и проводник определился на местности, разыскал знакомые приметы и уверенно повёл партизан.

Ещё не видя железной дороги, они услышали далёкий шум состава. Чем ближе, тем осторожнее ступали по земле партизаны. Немцы научились делать засады в самых неожиданных местах — сколько диверсионных групп так и не дошли из-за них до железной дороги! Страшная это штука, когда неожиданно, в упор, открывают огонь пулемёты. Редкому человеку удаётся в такие минуты сохранить самообладание и не растеряться. Партизаны часто останавливались, прислушивались и приглядывались к каждому подозрительному дереву. Им нравилась осторожность, с какой Володя Казначеев вёл их к дороге. Но когда он снова предложил лезть в болото и пробираться по едва заметной тропке, даже самые терпеливые возроптали. На что уж проводник — человек ко всему привычный, но и он обратился к Володе:

— Тут есть обход, крюк всего в пяток километров, зато посуху. А здесь намучимся, ой как намучимся!

— Только через болото — немцы перекрыли все подходы к дороге. Нет, мы должны выйти наверняка.

…Вскоре они лежали в негустом подлеске. Высокая насыпь отчётливо рисовалась на фоне чистого голубого неба. Фигурки часовых маячили на расстоянии прямой видимости друг друга. Ряды колючей проволоки, подозрительно чистая полоса изумрудной зелени и тёмная громада дзота, глядящего мрачной квадратной «глазницей», из которой высунулся поблёскивавший на солнце ствол пулемёта. «Здесь идти — всё равно что на расстрел», — расстроенно произнёс автоматчик. Он лежал рядом с Володей и высматривал подходы к дороге в трофейный бинокль. «Именно здесь я и пойду!» — решил Володя Казначеев, подтягивая поближе громоздкую мину.

Они отползли в глубь леса, где их поджидали остальные партизаны. Настроение было невесёлое: вымокшие до нитки, грязные и голодные, люди не могли обрадоваться предстоящей ночёвке в лесу, без костра.

Володя предложил не дожидаться ночи. На то было две причины. Во-первых, фашисты прекрасно знали, что партизаны обычно совершают диверсии под покровом темноты и потому в ночное время с особой тщательностью следили за дорогой. Во-вторых, пользуясь длинными июльскими днями, они пускали последние составы почти в сумерках. Именно этим обстоятельством и решил воспользоваться юный подрывник. «Главное в нашем деле, — любил повторять руководитель школы подрывников старший лейтенант Егоров, — неожиданность. Из тысячи вариантов выбирайте тот, которого меньше всего ожидает противник…»

«Самое время устанавливать мину — немцы меня сейчас не ждут, — решил Володя. — Ещё достаточно светло, чтобы не допускать и мысли о возможной диверсии».

Путь к полотну он наметил ещё раньше, когда изучал подходы к железнодорожной насыпи. Нужно было проползти под самым носом у фашистов, засевших в дзоте. Проползти, прижимаясь к его стенкам.

Партизаны растянулись в цепочку, заняв позиции метрах в ста пятидесяти от дороги.

Изготовились к бою.

Казначеев засунул мину в старый мешок, чтоб не заскрежетал металл на камешках. Автомат отдал пулемётчику в бескозырке. Потуже затянул пояс, проверил карманы, выложил всё из них. Партизаны молча наблюдали за его приготовлениями. Наступал тот момент в опасной жизни диверсанта-подрывника, когда он оставался один на один с врагом, и от того, насколько он ловок и предусмотрителен, зависела и его судьба, и судьба операции.

Маленький и юркий, волоча за собой пудовую мину, Володя пополз к дзоту. Солнце било немцам в глаза. Местность оказалась неровной, и Володя, умело маскируясь, пробирался вперёд. Он вскоре миновал простреливаемое пространство и попал в «мёртвую зону», куда уже не мог достать пулемёт. Володя руками ощупывал впереди себя каждый сантиметр земли. Он уже отчётливо видел каждый сучок на толстых брёвнах, из которых была сложена огневая точка. Из амбразуры доносились голоса немцев.

Когда Володя достиг дзота, он остановился передохнуть. Прямо перед ним возвышалась насыпь железной дороги. Ветерок доносил приятный аромат нагретых солнцем шпал. Далеко-далеко виднелась фигура часового, уходившего в конец своего участка. Дверь в дзот была закрыта, но рядом — достаточно было протянуть руку — находилась амбразура. «Гранату не нужно было бы даже бросать, её можно прямо втолкнуть туда», подумал Володя. Но тут же отбросил эту мысль: «лимонку» он захватил с собой лишь на случаи, если ого обнаружат фашисты… Чтобы, по попасться им в руки живым…

Миновав дзот, Володя почувствовал себя уверенней. По насыпи он поднялся, лишь слегка пригибаясь. Его маленькая фигурка отчётливо была видна партизанам и они держали под прицелом амбразуру.

Лёжа грудью на рельсе, Володя быстро выгребал гравий из-под шпалы. Ногти на его руках давно обломались, и загрубевшие пальцы не чувствовали боли. Земля после дождей была мягкая, податливая. Мина удобно легла в углубление. Теперь важно было так приладить сорокасантиметровый прут, чтобы над ним свободно прошла ось вагона, но задела ось паровоза. Даже если фашисты пустят впереди платформы с песком, мина раньше времени не взорвётся.

Вся работа заняла от силы две минуты, но Володе показалось, что миновала вечность. Он аккуратно уложил камешки поверх утрамбованной земли, да так, чтобы сырыми своими сторонами они уходили в грунт. Остатки земли ссыпал в мешок из-под мины и забрал с собой.

В последний раз осмотрев свою работу, Володя соскользнул с насыпи вниз. Теперь дело за поездом — лишь бы ничто не задержало его на станции. Он не сомневался, что часовой в ближайшее время, во всяком случае до темноты, не вернётся: Володя успел изучить его «расписание».

В дзоте немцы о чём-то громко спорили. Володя задержался на некоторое время, готовясь преодолеть пустошь, отделявшую его от леса.

Он полз, каждую секунду ожидая пулемётной очереди в спину. Но не останавливался.

Когда у него уже не оставалось сил, чьи-то руки подхватили Володю и втащили в кусты. Кто-то протянул флягу с водой, и Володя выпил её до дна. Опускалось солнце. Сердце юного подрывника спешило, подгоняло время: «Где, где же этот проклятый состав? Неужто всё напрасно?»

И словно откликаясь на вопрос, вдали раздалось приглушённое шипение выпускаемого пара — в сторону фронта шёл состав. Через несколько минут партизаны увидели паровоз, платформы, накрытые брезентом, несколько теплушек и два пассажирских вагона посреди состава.

— Ну, держись! — прошептал пулемётчик в бескозырке.

Паровоз вдруг встал на дыбы и, окутавшись паром, рухнул с высокой насыпи… Взрыв, казалось, раздался позже.

Десять эшелонов пустил под откос Володя Казначеев. В пятнадцать мальчишеских лет он был награждён высшей правительственной наградой — орденом Ленина.

Интересно сложилась судьба Володи и после войны. Закончил мореходное училище, потом — Одесский институт инженеров морского транспорта. Мирный труд Владимира Казначеева тоже отмечен двумя орденами.

Штурм

Это были трудные дни в нашей партизанской жизни. В январские лютые морозы, в метель пробивались отряды фёдоровского соединения из Белоруссии на Украину. По пути громили заставы и комендатуры. Хоронили товарищей. Клялись мстить за них.