Орлята партизанских лесов - Давидзон Яков Борисович - Страница 2

Это и впрямь был настоящий город, в котором обитало свыше десяти тысяч человек: партизаны и мирные жители, сбежавшие в лес от карателей, крестьяне из сожжённых дотла деревень. Здесь были свои улицы, вдоль которых расположились добротные, тёплые землянки, отрядные кухни, госпиталь, мастерские, стожки сена, телеги, конюшня.

Прибывших с Большой земли встретили тепло, подолгу расспрашивали о Москве, о делах на фронте. Наперебой зазывали в землянки, обещая «мировые удобства». Я рассматривал партизан жадно, ибо это были люди не простые — это были настоящие герои. Мне хотелось немедленно вытащить фотоаппарат и начать снимать. Огорчало лишь одно обстоятельство: было слишком темно.

Самолёт быстро разгружали, а отовсюду уже везли на розвальнях, запряжённых лошадьми, и просто на санках раненых. Их отправляли в Москву.

— А я думала, что партизаны лежат в снегу, в засаде… и немцы видны невооружённым глазом, — сказала мне по секрету Лиля Карастоянова. Её большие тёмные глаза горели восторгом, она часто оглядывалась по сторонам, словно боялась упустить что-то важное. Я признался ей, что тоже несколько иначе представлял себе наше прибытие.

— Ничего, Лиля, — успокоил я Карастоянову, — хватит и на нашу долю боёв…

Откуда мне было тогда знать, что наш самолёт окажется последним, что сутки спустя фашисты пойдут па штурм Лесограда, и пули снова начнут разить без разбора взрослых и детей…

Всех прилетевших пригласили в командирскую землянку — большую, просторную, с длинным деревянным столом. Выставили небогатое угощение — картошку в мундирах, солёные огурцы, лук и по куску хлеба на каждого. Хлеб, присыпанный пеплом, издавал неповторимый аромат.

Зато разговоров было вдоволь. Засиделись до утра. К моему разочарованию, о партизанской жизни говорили меньше всего. Зато с неослабным вниманием слушали наши рассказы о делах па фронте, о жизии на Большой земле. Я оказался единственным, кто попал в лес прямо из Сталинграда, и мне пришлось поподробнее вспоминать события, свидетелем которых пришлось быть. Лиля Карастоянова рассказывала о Болгарии, о том, как ведут подпольную борьбу болгарские коммунисты.

Когда я выбрался из землянки, светило неяркое зимнее солнце. Поскрипывал под ногами снег. Ко мне подошёл кареглазый улыбчивый мальчишка.

— Здравствуйте, — сказал он. — Вы прилетели ночью, правда? — Миша, — представился он и тут же поправился: — Михаил, фамилия Давидович. Это у вас фотоаппарат?

— Я — фотокорреспондент, Миша. Если ты не возражаешь, сниму тебя первым.

Так я познакомился с мальчишкой-партизаном и полюбил его всей душой за весёлый, неунывающий нрав, за звонкий голос, которым он распевал свою любимую песню «Орлёнок, Орлёнок…»

День спустя я уже забыл, что такое тишина. Фашистское командование, стянув крупные силы — армейские части, гестапо, полицию, — начало осаду Лесограда. Бои разгорелись на дальних подступах к партизанской столице, но оттого не стали менее трагическими и кровавыми. Да и спустя тридцать с лишним лет я помню и шелестящий звук несущихся к земле бомб, и грохот, от которого едва не лопались барабанные перепонки. Помню лица ребят, ваших сверстников. В них не было страха. Вчерашние школьники мечтали только об одном — о расплате…

В этой книге, друзья, я хочу поведать о них — о ваших сверстниках, о юных орлятах партизанских лесов.

Я раскладываю на столе снимки и начинаю свой рассказ…

Неуловимый мститель

Летом 1943 года партизаны очистили от фашистов большое село. После нескольких дней непрерывного движения, после бессонных ночей была объявлена днёвка. Все, кто был свободен от службы, разошлись по хатам спать.

Мне нужно было разыскать ведро для воды да пару стеклянных банок для реактивов.

Переходя из дома в дом, я наткнулся на Володю Казначеева, о котором уже слышал раньше. Мальчик пристроился на печи. Я сказал, что хочу сфотографировать его. Володя спрыгнул вниз, быстро умылся, причесался и стал к стене.

— Спасибо, товарищ Давидзон! — поблагодарил он меня, когда я сделал своё дело — Может, моя помощь нужна? Паренёк очень удивил меня: ведь только ночью вернулся с «железки», смертельно устал, а готов немедленно прийти на помощь.

— Отдыхай, Володя, я и сам справлюсь, — пришлось успокоить его.

Он забрался на печь и тут же уснул.

Госпиталь снялся неожиданно, и на утро в опустевших классах гулял осенний ветер, шевеля обрывки бумаг да раскачивая ленты забытых в спешке стираных бинтов.

Немцы заехали в Соловьяновку на двух мотоциклах, набрали в продолговатые фляги воды из колодца и убрались.

В доме, где жили Казначеевы, по вечерам собиралась вся семья: мама, братья Володя и Анатолий и старшая сестра Саша — секретарь комсомольской организации лесоучастка. Приходили соседи, товарищи. Сидели допоздна, обсуждая дела на фронте. Чаще и чаще возникал вопрос: как помочь Красной Армии. Володина старшая сестра Саша, как обычно, вступала в разговор, когда страсти особенно накалялись. — Мы, комсомольцы и пионеры, должны создать подпольную группу, — говорила она, — вести разведку…

— А сведения куда будешь девать? — обрывал её Володя. — Нет, мы должны пробиваться на фронт.

— Таких, как ты, в армию не берут, — осаживала его мать.

— Помогать нужно, а не спокойненько записывать, где и сколько фашистов сидит на нашей земле! — горячился Володя.

— Как хотите, — как-то вмешалась в общий спор мама, — только я бы вам посоветовала пойти в лес. Много теперь красноармейцев и командиров пробирается к фронту. Вот им и помогайте!

В клетнянских лесах в те дни было немало выходивших из окружения бойцов. Группами и в одиночку пробирались они по запутанным лесным тропам, нередко попадая в расставленные полицией и жандармерией ловушки. Соловьяновские ребята установили круглосуточное дежурство на подходах к деревне. Они перехватывали утомлённых, голодных, нередко раненых красноармейцев. Кормили, давали на дорогу припасы, собранные деревенскими женщинами, уводили от опасных дорог. Вскоре Володя и Саша уже знали, куда нужно направлять наших солдат. В глубине лесов, среди векового бора, жил лесник Коробцов с дочерью. Когда они впервые привели четырёх бойцов, он встретил ребят не очень приветливо.

— А ты уверена, что это хороший человек, отозвав сестру в сторону, спросил Володя.

Не нравится он мне…

— Успокойся, Володя. Побольше бы таких, как товарищ Коробцов, — ответила Саша.

Сколько раз Володя Казначеев ходил на хутор, он и счёт потерял. Днём, ранним утром или поздней ночью, едва раздавался в стекло условный стук, Володя незаметно выскакивал из дому и спешил на «сборный пункт» — так они назвали заброшенную вырубку. Туда ребята из группы Саши Казначеевой и вели отовсюду солдат. А уж затем Володя или Саша показывали им дорогу к леснику.

Первые весточки дали о себе и партизаны: на дороге, что вела на Быстрянский лесоучасток, разгромили обоз, побили полицаев и захватили два пулемёта. Потом подверглись нападению жандармы. Вскоре средь бела дня взлетел на воздух мостик с немецким бронетранспортёром…

— Теперь недолго ждать, — радовался Володя. — Фашисты скоро своё получат!

С удвоенной энергией взялся Володя за дело: не только отводил к Коробцову красноармейцев, но и собирал оружие. Для этого ему приходилось уходить далеко от дома. Он обшаривал окопы и полузаваленные блиндажи на местах недавних боёв. Патроны, винтовки, автомат с расколотым ложем, гранаты он прятал в тайнике. «Придут партизаны, спросят: как вы тут, пионеры и комсомольцы, готовились к борьбе с врагом? — рассуждал Володя, возвращаясь в село. — Я выйду и доложу: «Пионер Казначеев Владимир собрал оружие для борьбы с фашистами и готов немедленно вступить в отряд!» Конечно, его поблагодарят и примут в отряд. Пулемётчиком, на тачанку!»