Стрелы над крепостью (с иллюстрациями) - Сабинина Людмила Николаевна - Страница 8

— Нет. Это они врагов «сечаше». Потому что дальше, гляди, написано: «Еупатий сильныя полкы татарскыя проеждяя, бьяше их нещадно…» Бьяше это уж, конечно, бил. Бил полки татарские.

Тут Димка неожиданно зевнул.

— Слушай, Миш, тебе не надоело? Сечаша, помреша… Да это все и не про нас. Евпатий-то в Рязани воевал, теперь я вспомнил. Евпатий Коловрат. Еще Ленка про Евпатия-то рассказывала. Я как вспомнил про Ленку, сразу и про Евпатия этого вспомнил. Заодно.

— А где же про нас? Про наш про Городец? Дай-ка сюда книги, я полистаю…

С улицы позвала мать:

— Миша! Выходи на огород! Лопату захвати, на веранде в углу.

Мишка с досадой отмахнулся. Да что делать, надо идти.

— Миш, слушай, давай я за тебя поработаю, — с готовностью предложил Димка. — Ты «читаше», а я «копаше». Идет? Я землю копать люблю!

— Идет!

Димка захватил в углу лопату, с грохотом ссыпался с лестницы. Заорал радостно:

— Я вместо него, теть Паш! Мишка занимается.

Тихо стало на веранде.

А Михаил раскрыл другую книгу, тоже очень рваную и без начала, стал разбирать с первой страницы: «Тако вскоре взяша град Москву, месяца августа в 26…»

«Ух ты, Москву! Ничего себе!» — удивился он.

Дальше шло совсем непонятное про каких-то мучеников. А потом: «…и град огнем запалиша, а товар и богатство все разграбиша, а людие мечу предаша, и бысть оттоле огнь, а отселе меч, овии, от огня бежачи, мечем помроша, а друзии, от меча бежачи, в огне сгореша…»

«Что такое «овии»? Овцы, что ли? Зачем же овец-то мечом сечь? Скот ведь угоняли… «Овии» какие-то Может, народность такая — «овии»? А какие-то «друзии» все сгорели. Головоломка! Надо бы спросить кого-нибудь. Эх, жаль, Игоря Александровича нет. Приедет — спрошу обязательно».

Мишка раскрыл было третью книгу, но там буквы были совсем уже другие, непонятные. Ни слова не разберешь. «Вот они, славянские-то буквы, подумал Мишка. — И кто их только поймет, эти загогулины…»

Он взял четвертую книгу, с картинками. Нарисованы были разные древние люди, очень смешные, в длинных рубахах. Пробовал прочитать что-нибудь про них… Но почему-то на веранде сделалось совсем темно. «Туча нашла», догадался Мишка. И действительно, медленно и гулко прокатился гром. И тут же во дворе раздался оглушительный визг, что-то треснуло, затопали сапоги, все куда-то побежали.

Мишка вскочил. Что такое? Орда ворвалась, что ли? С перепугу не сразу вспомнил, что орда — это в книжке, а на самом-то деле сейчас уже двадцатый век.

Выскочил во двор. Голосили и ругались за изгородью, на соседнем участке. Мишка подбежал к изгороди, заглянул на соседний двор.

Там собрались все: и мать, и брат Олег, и Димка. Голосила Марья Тихоновна, Настина родная тетка. Настя тоже была тут.

— Это что же такое, родимые?.. — вопила тетка. — Этак и на тот свет попадешь ни за што ни про што. Можно ли женщину беззащитную пугать? Хулиганство!

— Да что такое, Марья Тихоновна, господи, не пойму никак… — причитала Мишкина мать.

— В суд! В суд подам! — не унималась тетка. — Там покажут, как нарушать…

— Да расскажите по порядку, что к чему, — басил Олег.

— Иду это я, — начала всхлипывать тетка, — иду, значит, во двор. Дай, думаю, взгляну, белье не просохло ли? И тут темень темная нашла, тучи. Да еще откуда ни возьмись — кошка черная…

— Ну уж это суеверие, — успокоительно пробасил Олег.

— Я ее — брысь, а она ни с места. Думаю — чем бы швырнуть? Дощечка на сарае болтается, я ее хвать! Отодрала, значит, а там… Господи! — вдруг снова завизжала она. — Да где же он?

— Кто?!

— Шкелет! Гляжу — шкелет в оконце-то выглядывает! Ан уж и нет шкелета. Где же он?

Мишка давно уже сообразил, в чем дело. Оконце-то сарайное в соседний двор выходит. А на подоконнике Анкудин… Бросился на веранду, на лестнице едва не сшиб Димку. Димка тащил под полой куртки череп.

— Скорее! Держи, прячь! А то попадет…

Наспех запрятали Анкудина в школьный Мишкин портфель, сверху книгами заложили.

По крыше веранды ударил дождь, на крыльце затопали. Вошла мать, следом за ней Олег. Друзья склонились над книжками, будто усердно занимаются.

— Блажная эта Марья Тихоновна, — усмехнулась мать — Надо же такое вообразить… «Шкелет, шкелет»!

Мать рассмеялась, махнула рукой и пошла на кухню. Слышно было, как она рассказывает про все это бабушке. Брат стоял посреди веранды. И стоял так долго, что Мишке пришлось-таки оторваться от книги…

— Ну? — спросил брат.

— Что «ну»?

— Выкладывай.

— Чего выкладывать? Я уроки учу.

— Про «шкелета».

— Какого шкелета?

Брат молчал, недоверчиво смотрел на мальчишек.

Димка вдруг заерзал на скамье, потом поднялся и стал прощаться.

— До свидания, дядя Олег, до свидания, Миш. Я пошел, мне уроки учить пора…

В руке он держал непомерно раздутый Мишкин портфель. Мрачный взор Олега тотчас же задержался на портфеле.

— Постой, Вадим. Куда под самый дождь? Сядька покамест… — И снова к Мишке: — Ну?

— Чего «ну»? Занукал.

— Сам расскажешь или…

И брат протянул руку к портфелю.

— Сам, — поспешно согласился Мишка.

Пришлось рассказать всё. И про раскопки, и про Анкудина. Пришлось вытащить череп из портфеля, показать Олегу.

— Н-да… — Олег задумчиво смотрел на череп. — Ты матери-то пока не говори. Мало ли чего… Значит, предок, говоришь?

— Ага. Вон зуб-то.

— Ну и чудак ты, Михаил. Фантазер, ей-богу…

Олег не спеша поднялся, засунул руки в карманы, насвистывая, сходил зачем-то в свою комнату, так же, не спеша, возвратился Мишка был уверен: брат ходил к зеркалу, свои зубы разглядывал. Интересно, как там у него? Косой зуб или нет? По лицу ничего не угадаешь Олег — он такой! Выдержанный.

— Ты вот что, — спокойно заговорил Олег. — Череп ты дома не держи покуда. Тетка Марья очень уж зла, вдруг милицию приведет. Найдут — отвечай за тебя. Потом, когда позабудется вся эта история, снова можешь принести. Дошло?

— Дошло. Дим, пускай Анкудин пока у тебя побудет, ладно?

— Ага. Так я побегу, мне пора.

Анкудина пришлось упаковать в газету и завязать бечевкой. Димка взял сверток за петлю, будто футбольный мяч, и убежал.

Мишка и Олег долго сидели в сарае, рассматривая находки… Олег вертел в руках чашку, сдувал с нее песок, потом тихонько потер рукавом. По краю чашки вилась какая-то замысловатая надпись.

— Ишь ты. Буквы. Арабские, что ли? Не поймешь.

— Ты там осторожно! «Арабские»… Сломаешь, погубишь ценность государственную — отвечай за тебя!

Олег хмыкнул, но не сказал в ответ ни слова. Мишка пристально разглядывал кинжал. Рукоятка была повреждена, один из ее выступов отломился, лезвие проржавело, кажется, до самой середки. Все же Мишка не выдержал, попробовал почистить рукоять. Там смутно проглядывался рисунок. Что-то вроде буквы «А». Так и есть, А. Только украшенное какой-то загогулиной.

Что, если этот самый кинжал принадлежал Анкудинову! Недаром ведь на рукоятке заглавная буква «А»… Эх, черт, жаль, что в книгах об этом ничего не написано!

Он поделился с братом своими мыслями. Олег долго молчал, рассматривая кинжал.

— Надо его отнести, — решил наконец Олег. — И не Кузнецовой этой вашей отдать, а ученым, которые приедут. Самому начальнику экспедиции, вот кому. Понял?

— Понял. Как только экспедиция приедет, сразу отнесу…

Экспедиция приехала в тот же вечер. По крайней мере один из членов экспедиции, тот, который должен был остановиться у Анкудиновых.

Мишка уже выучил все уроки и собирался ложиться спать, когда около дома затормозило такси, послышались голоса. Олег и бабушка вышли во двор. Бабушка приветливо приглашала кого-то войти в дом. Олег протащил в боковушку огромный чемодан, слышно было, как он тяжело опустил чемодан на пол.

Мать уже раздувала самовар. У Анкудиновых было принято — при гостях всегда ставили самовар.

— Боковушка у нас чистенькая, светлая, — пела бабушка. — Уютно вам будет. Перинку я давеча проветрила, на солнышке прожарила. Так-то славно отдохнете. Ишь непогода-то разыгралась, простыли небось. Надевайте-ка валенки, горячие, прямо с печи! Да чайку с нами, чайку!