Сезон охоты на падчериц - Саморукова Наталья - Страница 12

Едва стих звук отъезжающего такси, в дверь постучали. Не без опасения посмотрев в глазок, я увидела Алешу.

— Чем обязана? — обратилась я к нему, стараясь удалить настырного парня на как можно большее расстояние. Этот может и на шею сесть, подсказывало внутреннее чутье.

— О нет, ничего такого! — расплылся он в улыбке. — Просто решил заглянуть по-соседски. — Его русский был изумительно чист, как если бы он никогда и не жил в Индии.

— Заглядывайте, — обреченно вздохнула я.

— Не помешаю? — Алеша быстро сунул нос во все углы и, убедившись, что в квартире, кроме меня, никого нет, по-хозяйски расположился на диване.

— Ну рассказывайте, Настя.

— О чем это вы?

— Да просто потреплемся. В России любят потрепаться, не так ли?

— Даже и не знаю, что вам сказать. Наверное, любят. Может быть, вы начнете? А? Ну а я уж подхвачу. Вас что-то конкретное интересует?

— О нет, можно без деталей. Так… о том о сем… Вы замужем?

Нет, положительно, происходит что-то странное. Последнее время все кому не лень одолевают меня вопросами о матримониальном положении. Сдалось оно им.

— Да, замужем.

— Гражданский брак?

— Почему вы так решили?

— Вы думали над вопросом чуть дольше, чем замужние женщины с официальным статусом. Но впрочем, это совсем неважно. Ваш муж не будет недоволен, если я приду к вам в гости в Москве? Так сказать, с ответным визитом.

Вообще-то я его не приглашала. Но, решив разобраться с назойливым гостем на месте, уверила, что ревновать никто никого не будет.

— Как замечательно, — искренне обрадовался Алеша.

— Вы с ним, кстати, тезки.

— Тезки?

— Ну да, его тоже зовут Алексеем.

— Отлично, замечательно! — расплылся в улыбке индус. Чем-то он неуловимо напоминал мне сестер. Хотя внешне был полной противоположностью этим совершенным созданиям.

—У меня много друзей в России, но я бы хотел, чтобы было еще больше. Может быть, мы подружимся?

Мне никто еще так явно не предлагал дружбы, и слава богу. Не знаешь, как на такое реагировать.

— Понравилось вам в Калькутте? — перешел на нейтральную тему мой собеседник.

Я обратила внимание, что в то время как его лицо остается безмятежно спокойным, руки и ноги совершают тысячу еле заметных движений. Он мимолетно касался края футболки, двигал по полу коврик, крутил в пальцах какую-то мусоринку, и если бы не его прямо-таки из ушей льющееся благодушие, я бы решила, что он нервничает.

Разговор наш носил вполне невинный и даже отчасти формальный характер. Но за всем этим словоблудием, которое легко лилось с Алешиного языка, виделся и второй план. Он словно прощупывал почву, словно что-то выведывал.

— Тот человек из кафе, он все-таки умер, — сказал Алеша, когда я закруглилась с восторгами по поводу его родного города.

— Как жаль…

— Индусы считают, что смерть — это не конец, а начало. Так что печалиться не о чем.

— Не думаю, что это сильно утешит его близких.

— Как сказать… Высшая цель — не родиться снова, но не думаю, что тот человек уже достиг в своих перерождениях необходимой стадии.

— Это слишком сложно для меня, Алеша. Я, знаете ли, слышала о сансаре, но простите, у меня слишком европейские мозги, чтобы принимать это близко к сердцу.

— Такова суть нашей религии: только высший может умереть окончательно и больше не ступать в этот несовершенный мир. Но для этого надо пройти очень долгий путь.

— Вам бы хотелось навсегда оставить этот мир?

— Вы слишком много хотите от бедного вайшии.

— От кого?

— Да это я так, к слову… Одна из индийских религиозных школ делит людей по ступеням. На низшей находятся шудры — подмастерья и слуги. Вторая ступень — вайшии, люди, достигшие определенных успехов в самосовершенствовании. Ремесленники, предприниматели… Я из их числа.

— А кто выше вас?

— Кшатрии, личности, наделенные большой внутренней силой, способные управлять. И брахманы — духовные лидеры. Но это удел избранных. Я не замахиваюсь.

— Вы все это серьезно?

— Серьезно?

— Ну да, вы действительно так религиозны?

— Ах нет, не до такой степени, хотя я очень уважаю традиции и, разумеется, вера моих предков — это моя кровь и плоть. Но я все-таки в значительной мере человек светский. Да и наша религия гораздо свободнее всех остальных.

— Я как-то имела счастье быть на собрании поклонников Кришны, что-то я там большой свободы не заметила.

— О чем вы говорите? Это же сектанты. Вы, Настя, совсем не знаете индуизма.

— Да как-то без надобности было. Но общие представления все же имею.

— Индуизм — великая религия. Но не буду вас мучить подробностями.

— Отчего же, очень интересно.

— Суть в том, чтo ты и ктo ты на самом деле, а не что ты из себя представляешь. Кто встал на цыпочки, тому трудно стоять. Вы понимаете меня?

— Кажется, да. — Голова у меня начинала болеть от путаных Алешиных речей.

— Очень приятно общаться с понимающим человеком, — Алеша встал с дивана, — не прощаюсь с вами надолго. Увидимся в Москве?

Он ушел, и как я ни вслушивалась, не смогла различить его шагов на лестничной площадке, но когда выглянула в глазок, парня уже не было.

Как можно тише прикрыв за собой дверь, я отправилась на прогулку. Мне полюбились лениво-тягучие индийские ночи. Стоило выйти на воздух, запрокинуть голову к непроницаемо черному небу— и все тяжелые мысли моментально уносились прочь, далеко-далеко. Дальше, чем звезды. Здесь легко было примириться с тем, что мир бесконечен, что нет края у Вселенной и нет ответов на все вопросы, и легко было поверить в бесконечную цепочку перевоплощений, от травинки до бога путь был близок. Интересно, здесь можно вечером где-нибудь выпить? Калькутта — вполне современный город, надеюсь, на одинокую женщину в баре здесь не навесят непристойный ярлык?

Медленно бредя по неровному тротуару, вымощенному белыми камнями, не сразу заметила перемену пейзажа. Чистая дорожка под ногами сменилась узкой пыльной обочиной, а нарядные дома по обе стороны дороги малоприглядными строениями, по внешнему виду совершенно нежилыми.

Так, я никуда не поворачивала, шла все время прямо. Значит, надо развернуться на сто восемьдесят градусов и вернуться на исходные позиции.

Легко сказать. Через полчаса легкой рысью я вбежала в какие-то жуткие трущобы. Кое-где тускло светились окна, из глухого проулка доносился утробный собачий вой. Что же это такое? Как я могла заблудиться? Может, в Индии в один район, как в одну реку, не войти дважды? Я упрямо шла вперед, уверившись, что рано или поздно выйду в респектабельную часть города. Не может быть, чтобы клоака продолжалась до самой окраины. Навстречу мне пока попался только один совершенно мирный старец в темной рванине. Он даже не посмотрел на меня, просто ускорил шаг.

Воняло здесь так, что я невольно задерживала дыхание и стала почти уже задыхаться. Черт, черт, черт! Не хватало еще влипнуть в историю. Ахисма ахисмой, но кушать хочется всем. Взять у меня особенно нечего, но на лице это не написано. Выхода нет, придется звонить сестрам. Едва ли я смогу им внятно объяснить, где нахожусь, но, может быть, они позвонят своим знакомым? Однако близняшки на удивление быстро все поняли.

— Маленькая круглая площадь? Много мусора? Воняет? Ну конечно! Настя, как вас туда занесло? Вы с ума сошли, конечно! Стойте на месте, мы будем через несколько минут.

Откуда они так хорошо знают город? Это была их первая поездка не только в Калькутту, но и в Индию. По словам Ангелины они вообще мало где бывали, кроме своего закрытого колледжа.

Прикурив сигаретку, я постаралась слиться с поверхностью грязной стены, в тени которой решила скоротать ожидание. Первым из-за угла показался Фима, он быстрым шагом двигался в моем направлении, коротко бросая отрывистые фразы. Сзади ему отвечали. Разговор шел хоть и тихо, но на повышенных, нервных тонах. Девочки в светлых облегающих брючках и нарядных шелковых туниках с широкими рукавами, перехваченных диковинными поясами, нагнали Ефима и, слегка придержав его, стали быстро что-то втолковывать. Я уже вознамерилась пойти им навстречу, как вдруг заметила странные перемены в поведении Анны и Марии. Они на мгновение замерли и подобрались. Фима растерянно посмотрел на них, потом поднял голову. Со стороны небольшой грязной площади к ним приближались мрачные фигуры. Один, два, три, четыре… Четверо непривычно высоких индусов. Белые рубашки, смолянисто черные волосы… Они пугали меня куда больше кричащей нищеты ужасной улицы.