Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Архондарик под открытым небом - Священник (Тацис) Дионисий - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Священник Дионисий Тацис

Архондарик под открытым небом

Вместо предисловия

«Старец не читает и не занимается писательским трудом Его главное дело — молиться и брать себя человеческое горе, чтобы согреть сердца людей. Уж теперь, благодаря той великой славе которую он приобрел, к нему ежедневно приходят посетители. Таким образом, он все время занят, и ему час-то приходится бороться с усталостью и изнурением. Но человек Божий и не может находиться в покое. Невзирая на последствия, он подрывает свое хрупкое здоровье. Он переживает за страждущих, за находящихся в опасности, за людей, не нашедших смысл жизни. Чтобы помочь братьям, он готов отдать все то духовное богатство, что имеет. Какое бодрствование, какое попечение, какая забота о душах, о страдающих душах! Зная это, паломники Святой горы стараются увидеть его, но не всем это удается, потому что старец боится „духовного туризма“. Так он называет поведение тех, кто, преувеличивает то, что он слышал и видел. Поэтому старец часто „исчезает“».

Свящ. Дионисий Тацис. «Афонский дневник».

Пролог

Когда несколько лет тому назад я писал «Афонский дневник», содержащий поучения отца Паисия, я не мог и представить себе, насколько огромным будет его тираж. Величина тиража свидетельствует о том, что поучения старца принимаются как религиозными людьми, так и нерелигиозными. В результате тех маленьких своих стараний, я чувствую теперь глубочайшее удовлетворение. Тогда, исполняя обязанности непрошенного секретаря, я преподнес жаждущему народу афонское слово великого старца.

Выход в свет «Афонского дневника» способствовал еще большему прославлению отца Паисия и увеличению числа посетителей его кельи Панагуда, что утомляло старца. Но было определение Божие на то, чтобы отец Паисий вел народ на пажити Православия, то есть к жизни по Христу, которая, как известно, требует подвига, преданности церковному Преданию и отречения от излишних благ цивилизации.

Сегодня, шесть лет спустя, я преподношу читателю книгу «Архондарик[1] под открытым небом», которая является ничем иным, как вторым выпуском «Афонского дневника». Надеюсь, и этот выпуск поможет христианам познакомиться с поучениями отца Паисия и исполнить их в своей жизни.

Священник Дионисий Тацис.

Коница, Рождество Христово 1993 года.

Глава первая. Впечатления посетителей

Отец Паисий известен по всей Греции и даже за ее пределами. Большинство паломников Святой Горы это посетители его пустыннической кельи, называемой Панагуда. Хотя это и не пустынническая келья, поскольку целый день сюда приходят десятки людей, которые хотят увидеть старца и побеседовать с ним. Тропа, которая ведет от монастыря Кутлумуш к каливе Панагуда, — самая утоптанная на Святой Горе. Некоторые из посетителей отца Паисия записывают и публикуют свои впечатления, которые представляют большой интерес и доставляют полезные сведения тем, кого привлекают образы современных святогорцев. Из публикаций, которые попали в поле нашего зрения, мы помещаем здесь некоторые отрывки.

Подвижник

«На келье Панагуда духовно подвизается в монашеском подвиге и насыщается ненасытимой Божией милостью старец Паисий, один из наиболее духовных и преподобнейших афонских отцов. Старец Паисий принял нас с великой любовью и приветливостью в своем архондарике под открытым небом. Более двух часов мы вели с ним благословенную и обилующую духовными плодами беседу. Она останется для нас незабвенной. Когда старец открывал уста, нас наполняло и переполняло духовное благоухание его слов.

Святой лик старца произвел на нас впечатление и умилил нас. Мы видели образ, пришедший к нам из Византии: неотмирный, исполненный духовности; лицо, тело и образ жизни строгого и сурового по отношению к себе подвижника, глубокая мысль и вера истинного чада Православия, которое от своего начала на Святой Горе сохранялось там на протяжении веков. Глядя на старца, мы думали, что видим лицо какого-то древнего преподобного первых христианских веков, одного из тех, кто подвизались и процвели духовно в пределах египетской Фиваиды, Нубии, Нитрии и Иорданской пустыни. На обратном пути мы не чувствовали усталости, несмотря на жару и тяжелый подъем, потому что наша мысль и сердце остались в смиренной келье Панагуда, у старца Паисия, оставившего в нашей душе неизгладимую святую память»[2].

Свет во тьме

Известный журналист и писатель после паломничества на Святую Гору написал краткое описание своего путешествия, из которого мы заимствуем некоторые отрывки:

«Стояла пасмурная погода, готовая разразиться грозой, и дул северный ветер. Мы пошли на восток от Кареи, прошли, не заходя внутрь, монастырь Кутлумуш, и, словно дикие звери, затерялись в лесу. Козья тропинка. Мы, преодолевая препятствия, прыгали, как эти животные. Время от времени на стволах деревьев встречались наспех сделанные стрелки, указававшие дорогу к келье отца Паисия. Без них мы бы потерялись в темных бескрайних лесах и оврагах.

Через полчаса мы пришли. Погода все таже. Келья была обнесена оградой, а сделанная на скорую руку калитка закрыта. Но, поскольку подвижник не выходит просто так из кельи, ибо молитва задает ритм его жизни, он сам позаботился о паломниках. На тот случай, если старца нет у себя, или он не выходит из кельи по какой-либо причине, снаружи на двери в сад имеется „эвлогия“[3] — греч. ящик из нержавеющей стали с традиционным лукумом, и рядом, для утоления жажды путника, источник и две кружки. На двери в сад есть и своеобразный звонок — кусок железа и еще одна железка, которой надо бить по первой, отчего раздается звук, похожий на звук железного била. Мы били в них много раз, кричали еще больше, но в ответ — молчание. Ничего больше. Все напрасно, — говорим мы между собой, — или его нет, или он молится.

Прошло полчаса, и мы, разочаровавшись, уже готовы были уйти. Но вот, видим, отец Паисий стоит перед дверью своей кельи, как будто он никогда и не открывал дверь и был здесь все это время, а наши бренные очи его не видели! Может быть и так, как знать? Казалось, что он живет вне времени и законов природы, что он другой, не такой как мы. Подобно свету, пробившемуся сквозь сумрак пасмурного неба, он, легко шагая, подошел к калитке в сад и открыл нам. Мы попросили благословения и облобызали его руку, благоухающую от подвига, молитвы и святости.

Отец Паисий не повел нас в свою келью. Мы сели во дворе на круглых чурбанах, специально напиленных для этой цели. Он старался не смотреть на нас, и редко поворачивал к нам лицо, будто бы желая этим сказать, что все мы — одна дружеская компания, и он — такой же как и мы, и вовсе не является центром внимания. Я спросил о. Паисия, каким он видит мир. Не поворачиваясь, чтобы взглянуть на меня, он безнадежно покачал головой. Потом он сказал, запнувшись: „Разве ты не видишь?“ И прибавил: „Молитесь, только молитвою мы спасемся“. Когда мы встали, чтобы уйти, он посмотрел на нас прямо и пристально. Тогда мы увидели святогорского подвижника. Он проводил нас и возвратился в келью продолжать свою молитву о спасении всего мира» [4].

Сладость слов

Из другого описания паломничества мы заимствуем следующий отрывок:

«Чтобы надежней защититься от назойливого интереса к его святости, отец Паисий сделал вокруг своей кельи ограду из проволоки и написал на двери: „Не ждите напрасно. Для поминовения напишите ваши имена на бумаге“. Келья о. Паисия находится среди пышной растительности. Ее окружают высоченные кипарисы. Мертвая тишина, царствующая вокруг, нарушается только мелодичным пением птиц. Подойдя к келье старца, мы остановились, пораженные. Он был во дворе и ждал нас. Мы сели подле него и старец ввел нас в таинство тишины. Он долго ничего не говорил нам. Старец устремил неподвижно свой взгляд в глубину горизонта, а мы робко рассматривали его лицо. Оно сияло чистотою. Потом старец отверз уста, чтобы преподнести слушателям сладость своих слов. Он тихо говорил о необходимости чистой духовной жизни»[5].