Завоевание Англии - Бульвер-Литтон Эдвард Джордж - Страница 7

7

Всадники проехали в молчании Сити и миновали небольшой мост, перекинутый через речку Флит. Налево виднелись поля, направо — зеленеющие леса и многочисленные рвы.

Наконец они добрались до деревни Шеринг, которую Эдуард недавно пожаловал Вестминстерскому храму. Остановившись на минуту перед зданием, где содержались соколы, они повернули к грубому кирпичному двору, принадлежавшему шотландским королям, а оттуда поскакали к каналу, окружавшему Вестминстер. Здесь они сошли с лошадей и сели в шлюпку, которая должна была перевезти их на противоположную сторону.

Глава V

Ворота нового дворца Эдуарда отворились, чтобы впустить саксонского короля и Норманнского герцога. Вильгельм окинул взором каменную, еще неоконченную громаду дворца с его длинными рядами сводчатых окон, пилястрами, колоннадами и массивными башнями, взглянул на группы придворных, вышедших к нему навстречу… Сердце радостно забилось в его мощной груди.

— Разве нельзя уже назвать этот двор норманнским? — шепнул он брату. — Взгляни на этих благородных графов: разве все они не одеты в наши одежды? А эти ворота разве не созданы рукой норманна?.. Да, брат, в этих стенах занимается заря нового восходящего светила!

— Если б в Англии не было народа, то она теперь уж принадлежала бы тебе, — возразил епископ. — Разве во время нашего въезда ты не видел нахмуренных бровей, не слышал сердитого ропота? Негодяев много, и ненависть их сильна!

— Силен и конь, на котором я езжу, — сказал герцог, — но смелый ездок усмиряет его уздой и шпорами.

Менестрели заиграли и запели любимую песнь норманнов, Норманнские рыцари тоже присоединились к хору, приветствуя могучего рыцаря в жилище слабого потомка Водена.

Во дворе герцог соскочил с коня, чтобы поддержать стремя королю. Эдуард положил руку на широкое плечо своего гостя и, довольно неловко спустившись на землю, обнял и поцеловал его перед всем собранием, после чего ввел его за руку в прекрасный покой, устроенный специально для Вильгельма, где и оставил гостя одного с его свитой.

После ухода короля герцог разделся и погрузился в глубокое раздумье. Когда же фиц Осборн, знатнейший из норманнских баронов, пользовавшийся особенным доверием герцога, подошел к нему, чтобы отвести его в баню, прилегавшую к комнате, Вильгельм отступил и закутался в свою мантию.

— Нет, нет, — прошептал он тихо, — если ко мне и пристала английская пыль, то пусть она останется!.. Ты пойми, фиц Осборн, ведь она означает начало моего завладения страной!

Движением руки он приказал своей свите удалиться, оставив при себе фиц Осборна и племянника Эдуарда Рольфа, графа Гирфордского, к которому Вильгельм был особенно расположен.

Герцог молча прошелся два раза по комнате и остановился у круглого окна, выходившего на Темзу.

Прелестный вид открылся перед его глазами; заходящее солнце озаряло флотилию маленьких лодок, облегчавших сообщение между Вестминстером и Лондоном. Но взор герцога искал серые развалины великого Тауэра, башни Юлия и лондонские стены; он скользнул и по мачтам того зарождавшегося флота, который послужил в царствование Альфреда Дальнозоркого для открытия неизвестных морей и принес цивилизацию в самые отдаленные, неизвестные страны.

Герцог глубоко вздохнул и непроизвольно протянул руку, как будто желая схватить раскинувшийся перед ним город.

— Рольф, — сказал он внезапно, — тебе небезызвестно богатство лондонского купечества, ты ведь, foi guillaume, mon gentil chevalier, настоящий норманн и чуешь близость золота, как собака — приближение вепря!

Рольф улыбнулся этому двусмысленному комплименту, который оскорбил бы всякого честного простолюдина.

— Ты не ошибся, герцог! — ответил он ему. — Обоняние само собой изощряется в Англии, где встречаются люди всевозможных наций: саксы, финляндцы, датчане, фламандцы, пикты и валлоны, — не так как у нас, где уважаются только высокородные и отважные люди. Золото и поместья имеют здесь то же значение, что и благородное происхождение; это доказывается уже тем, что чернь прозвала членов Витана многоимущими. Сегодняшний сеорл может завтра же сделаться именитым вельможей, если разбогатеет каким-то чудом в течение ночи. Он может тогда жениться даже на царской родственнице и командовать армией. А обедневший граф подвергается тотчас же всеобщему презрению; он лишается своей прежней власти и оказывается среди людей низшего сословия; сыновья его могут дойти до унизительного положения поденщиков… Да, золото уважается здесь более всего; все стремятся к наживе. И, клянусь святым Павлом, этот пример заразителен!

— Хорошо, — сказал герцог, выслушав эту речь и потирая руки. — Народ, тесно слившийся с единственным потомком доблестного, неподкупного племени, было бы трудно покорить — или даже поколебать.

— Таковы бретонцы, но таковы и все мои валлийцы, герцог! — заметил ему Рольф.

— Но в стране, где богатство ставится выше благородного происхождения, — продолжал Вильгельм, не обращая внимания на замечание Рольфа, — народных предводителей можно и подкупить, а в черни сильны исключительно бескорыстные, мужественные вожди… Мы, однако же, отдалились от главного: этот Лондон, вероятно, очень богатый город, любезнейший мой Рольф?

— Да, настолько богатый, что может свободно выставить армию, которой хватило бы пройти от Руана до Фландрии, а от нее до Парижа.

— В жилах Матильды, которую ты желаешь иметь своей супругой, течет кровь Карла Великого, — заметил фиц Осборн. — Дай Бог, чтобы дети ее завоевали трон доблестного монарха!

Герцог слегка нагнулся и набожно приложился к висевшему на его груди кресту со святыми мощами.

— Как только я уеду, — обратился он снова к Рольфу, — спеши к своим валлийцам. Они очень упрямы, и тебе будет с ними немало хлопот!

— Да, спать в тесном соседстве с этим рассвирепевшим роем не очень-то удобно!

— Ну так пусть же валлийцы подерутся с саксами; постарайся затянуть борьбу между ними, — посоветовал Вильгельм. — Помни нынешнее предзнаменование: норманнский сокол герцога Вильгельма парил над валлийским соколом и саксонским бекасом, после того, как они взаимно уничтожили друг друга… Но пора одеваться: нас скоро придут звать на пир!

Часть вторая

УЧЕНЫЙ ЛАНФРАНК

Глава I

 В то время саксы — начиная с короля и кончая последним поденщиком — ежедневно садились за стол по четыре раза. «Счастливые времена!» — воскликнет не один из потомков тех поденщиков, читая эти строки. Да, конечно, счастливые, но только не для всех, потому что хлеб рабства и горек, и тяжел.

В те времена, когда живые, деятельные бретонцы и постоянные распри королей предписывали саксам строгое воздержание, последних нельзя было упрекнуть в страсти к пьянству, но впоследствии они увлеклись примером датчан, любивших наслаждаться удовольствиями жизни. Под их влиянием саксы приучились предаваться всевозможным излишествам, хотя позаимствовали от них и много хорошего. Эти пороки не проникли, однако, ко двору Исповедника, воспитанного под влиянием строго воздержанных нравов и обычаев норманнов.

Норманнам досталась в истории почти одинаковая роль со спартанцами: окруженные злобными, завистливыми врагами, они поневоле следовали внушениям духовенства, чтобы только удержаться на землях, добытых ими с таким тяжелым трудом. Как и спартанцы, норманны дорожили своей независимостью и собственным достоинством, резко отличавшим их от многих народов, — гордое самоуважение не допускало их унижаться и кланяться перед кем бы то ни было. Спартанцы были благочестивее остальных греков вследствие постоянной удачи во всех предприятиях, несмотря на препятствия, с которыми им приходилось бороться; этой же причине можно приписать и замечательное благочестие норманнов, веровавших всем сердцем, что они находятся под особым покровительством Пресвятой Богородицы и Михаила-архистратига.