Найди это (ЛП) - Кармак Кора - Страница 26

Хант сказал что-то про мое внутреннее ухо, что все пройдет через день или два, но я не была так уверена. В тишине ночи я задавалась вопросом, было ли это началом чего-то большего. Одним длинным, кружащим голову, душераздирающим падением. Падением без надежных ремней и тросов. Падением без гарантии, что я не упаду на самое дно.

На следующий день я проснулась злая.

Это был не ПМС и никто ничего не сделал (еще), чтобы разозлить меня. Я просто была раздражительной. И стало только хуже, когда я воспользовалась одним из бесплатных компьютеров общежития, чтобы проверить свою почту.

Блисс приехала в Филадельфию, и в моей входящей почте был целый роман из ее восторгов по поводу новой квартиры, района и ее идеального парня.

Я чувствовала себя полной сукой, когда закрыла сообщение, не ответив. Но, в любом случае, то, что я написала бы, только создало бы проблемы.

А затем, потому что я была мазохисткой, я решила прочитать письма от отца. Или от его секретаря. Я просмотрела десятки или около того сообщений в своих входящих, большинство из которых были отчетностью о моем местопребывании и характере расходов.

Не было нужды беспокоиться о старшем брате с таким отцом, как мой. Я представила себе, как он поручил своему секретарю следить за всеми моими действиями через мой банковский счет.

Это так отстойно.

Не деньги, к этому я привыкла. Моими братьями и сестрами были банковские счета, а я всегда была на последнем месте.

Отстойно, что он думал, будто мог все контролировать. Он считал себя великим кукловодом, властным и разыгрывающим представление.

Отстойно, что я так хорошо знала о том, что он не мог контролировать все, но все еще притворялся, что мог.

Мне стало интересно, что он сделает, если я расскажу ему о том, что меня накачали наркотиками. Он обвинит меня, скажет, что это моя вина, потому что я была моральным дегенератом и проводила все свое время в местах, где людей одурманивают. Я знала, что он сказал бы только это и ничего больше. Но мне было интересно, что он сделает после этого. Заволнуется ли он? Захочет ли, чтобы я вернулась домой? Или замнет все, сделает вид, что ничего не произошло, и скажет, что я снова слишком драматизирую?

Пока я сидела за компьютером, пришло еще одно письмо.

Секретарша Синди, которую я никогда не видела и которая была, возможно, моего возраста, написала:

Ваш отец считает, что настало время начать договариваться о вашем возвращении домой. У вашей матери через неделю благотворительная вечеринка и он пытается совершить сделку с компанией, которая ориентирована на семью. Он хочет, чтобы вы были здесь, чтобы произвести хорошее впечатление. Следуйте обычному дресскоду, как он сказал. Я прикрепила документ с парой вариантов полетов домой. Пожалуйста, просмотрите его и дайте знать, что вам лучше подойдет.

Невероятно.

Вот и ответ на мой вопрос по поводу его волнения. Я знала, что мама была для него всего лишь реквизитом. Вот почему он позволял ей каждый день напиваться до полного отупения. Он позволял ей покупать все, что она хотела. И они игнорировали измены.

Потому что для моей семьи важно только то, что видят люди.

Они не видели, как меня трогал партнер по бизнесу моего отца, когда мне было двенадцать лет. На моей руке не было знака, когда он заставил меня трогать его. Единственный знак от такого остается только под кожей.

Значит, конечно, это было не в счет.

Когда Джексон позвал меня по имени и вошел в компьютерный зал, я закрыла окно, не ответив. Не то, чтобы ответ "Отвалите", который я планировала, был больше похож на ответ.

— Что случилось? — спросила я.

— Собери вещи. Мы уходим.

— Уходим куда?

— Уезжаем из страны.

Я соскользнула со стула, но когда попыталась подойти ближе, он удержал между нами тщательную дистанцию. Разочарование слабо зашипело во мне.

— Мы только вчера приехали в Прагу.

— А сегодня мы уезжаем из Праги. Ты дала мне всего неделю, а мне многое хочется сделать.

Мне тоже хотелось сделать многое, но после нашего поцелуя он едва смотрел в мою сторону больше двух секунд.

Не потрудившись приглушить свое бурчание, я засунула вещи в свой рюкзак и оставила позади общежитие "Сумасшедший дом". Если бы только я могла оставить в нем и свое дерьмовое настроение.

— Ты мне скажешь, куда мы теперь направляемся? — спросила я на вокзале.

Хант просто улыбнулся. Я любила и ненавидела эту улыбку.

— Почему ты это делаешь?

— Ух ты, ты и правда не слишком воспринимаешь сюрпризы, не так ли? — сказал он.

Я закатила глаза и скрестила руки на груди.

— Я имею в виду это все. Почему тебя это волнует?

Обычно я бы не задала такой вопрос, не парню, которого я пыталась закадрить. Особенно если ответ мог бы быть, что его это не волнует. Он точно не испытывал сомнений относительно отказа мне.

Но я провела с ним несколько дней и практически все, что я знала о нем, так это благодаря наблюдениям без посторонней помощи. Я имею в виду, это как вырывать зубы, только чтобы заставить его сказать мне свое имя.

— Потому что я хотел, чтобы ты поехала со мной. Мне нужна другая причина?

— А у тебя есть?

Он пожал плечами.

— Никто не любит путешествовать в одиночку.

И это был двойной удар Ханта. Завлечь тебя, а затем сразу же врезать. Подарить самый жаркий в твоей жизни поцелуй, а затем притвориться, что этого никогда и не было, и позволить тебе терзаться сексуальным неудовлетворением.

Я молчала по дороге к вокзалу и пока мы занимали места в поезде до какого-то места в Германии. Как только поезд начал движение, я сложила руки поверх рюкзака и воспользовалась ими как подушкой.

Хотя бы раз мне хотелось знать, каковы наши взаимоотношения. Мне хотелось трясти его, пока не повыскакивают настоящие ответы, а не его подкупающие, ни к чему не обязывающие приятные слова.

В тот вечер в Мюнхене мы пересели на другой поезд и, даже несмотря на то, что поезд был относительно пуст, Хант сел рядом со мной.

Я старалась не реагировать, потому что любая реакция могла бы быть неприятной во всех отношениях. Вместо этого, я достала из своего рюкзака телефон и встала, чтобы положить рюкзак на полку для багажа над нашими головами. Я села рядом с ним и засунула один наушник. Я как раз искала песню, когда он сказал:

— Ты злишься на меня.

Я быстро взглянула на него, а затем включила музыку.

— Нет, не злюсь.

Я как раз вставила второй наушник, когда он вытащил оба.

— Да, злишься. Может я и провел последние несколько лет во всевозможных пустынях в компании мужчин, но я не настолько далек, чтобы знать, что "Нет, не злюсь" обозначает "Я еще как злюсь".

Я вздохнула.

— Джексон, я не злюсь. Уверяю. Просто я устала.

— Но ты спала в предыдущем поезде.

— Я не имела в виду такой вид усталости.

— Ты устала от меня?

Я застонала и провела руками по лицу.

— Я сбита с толку. Я не знаю, что ты хочешь от меня.

Его взгляд напомнил мне о боли, которую игнорируешь так долго, сколько можешь, пока не просыпаешься посреди ночи, с затрудненным дыханием, весь в поту и не можешь больше отрицать ее.

Он тоже не знал, что хотел от меня.

— Я хочу от тебя нескольких вещей, Келси. Но на данный момент, я просто хочу друга и путешествовать.

Я даже не расслышала последнюю часть предложения. Я все еще зависла на "нескольких вещах", которые он хотел от меня, и представляла, какими они могли быть. Может, я тоже не знала точно, что хотела от него.

Он не был парнем на одну ночь. Он не был парнем, от которого я могла бы сбежать утром после попойки. Но я так же не была уверена, хотела ли я иметь возможность сбежать. Потому что в этом я хороша.

Я кивнула.

— Друзья. Поняла.

Несколько часов спустя он снова вынул мои наушники и сказал:

— Мы здесь.

— И здесь это где?

— Гейдельберг.