У смерти твои глаза - Самохин Дмитрий - Страница 38

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Поутру я страдал. Если, конечно, можно так назвать острую головную боль, точно мне в черепушку запихали колонию крыс, мучимую приступами клаустрофобии. К тому же я так и не смог понять (по крайней мере, первые пятнадцать – двадцать минут), за каким хреном я проснулся в половине седьмого утра, где я нахожусь и кто это мирно посапывает на другой половине кровати, больше напоминавшей поле для мини?футбола.

Выбравшись из постели, я угодил ногами в теплые пушистые тапки. Никогда такие не любил. Такое ощущение, что забрался ступней в нутро кошки. Поражаясь обилию утренних несуразностей, я отправился на поиски кухни. И заплутал в трех столбах. Никак не мог разобраться в коридоре, в какую сторону мне двигаться. Только спустя пять минут бессильного топтания я наконец сообразил, что нахожусь не в своем особняке, а в чужой квартире. Это несколько облегчило задачу. Значит, это не я с ума сошел, а просто кто?то сменил декорации.

Следующий шок меня ждал в ванной комнате. Я хлебнул ледяного, видимо, оставшегося со вчерашнего кофейку и, отставив кружку, зашел в ванную. Включил холодную воду, запустил ладони под живительный поток и, набрав пригоршню влаги, опрокинул себе на лицо. Повторив процедуру раз десять и почувствовав, как отупелость уходит из мозга, бросил быстрый взгляд в зеркало. От неожиданности я вскрикнул и подавил в себе инстинктивное желание двинуть в харю наглому отражению, потеснившему мое собственное. Привидится же такое.

Представьте себе. Заходите в ванную после попойки (да и выпил?то кружек пять пива, разве это попойка?), умываетесь. Взгляд в зеркало. А там совсем не та харя, которую вы намеревались увидеть. Чужая физиономия. И, надо сказать, препротивная. Почувствовав ужас, грозящий обратиться в панику, я зажмурил глаза. Для верности помотал головой. Не помогло. В зеркале продолжала оставаться подозрительно противная рожа чужого мужика. Я потратил минут пятнадцать на занятие под звучным названием: «Поймай меня, если сможешь». Заключалось оно в следующем. Я делал вид, что ухожу. Затем резко оборачивался, в надежде раскрыть заговор и увидеть свое привычное отражение, с которым под именем Даг Туровский я живу вот уже, мать моя, тридцать четыре года. Игра не принесла желаемого результата. Заговорщики оказались сноровистыми. Все время успевали подсунуть мне противную часть тела, по ошибке названную лицом.

Только на кухне, в состоянии, близком к панике, я все понял. Я вспомнил, откуда мне показалась знакомой физиономия из зеркала. Да это же мой собственный новый образ. Товарищи по оружию посоветовали сменить имидж. И не верьте рекламе, утверждающей: «Имидж ничто, жажда все». Побывали бы они, господа пиарщики, в моем нынешнем состоянии. Посмотрел бы я на них, какие слоганы рождались бы в их голове.

Да бог с ними, со слоганами этими. Наплескав себе в кружку холодного кофе – не мате, конечно, но уже ближе к Маркесу с Касаресом, чем к Толстому с Достоевским, – я пробрался, как партизан, боясь разбудить Таню, в гостиную, где развалился на диване, как персидский шах. Попивая кофе, я задумался над предстоящим днем, пытаясь вычленить первое важное событие на повестке дня. Оно нашлось с трудом. В море мысленного хлама я увидел, как строчку из ежедневника, запись о встрече с губернатором Петрополиса. Визит к Пятиримову значился на десять утра. Море времени, если задуматься, но еще следует к Рубахину забежать. Даже с такими ограничениями я не знал, куда спрятаться от океана не занятого ничем времени. А тут еще головная боль. Все неприятности сразу.

Я подумал, что стоит принять парочку таблеток от головных мук. Но это решение принесло мне новые проблемы. Где искать таблетки? Вот скажите мне, где может содержаться аптечка в этой, прямо?таки сказать, конспиративной квартире, используемой ко?чевеевцами в качестве берлоги. В моем доме аптечка находится там же, где и плита. Стало быть, на кухне. Кухонное помещение подверглось жесточайшему обыску, но разочарование, похоже, ожидало меня на каждом шагу – В кухне, кроме никому не нужной посуды, электрической плиты со встроенным компьютером и вытяжкой, раковиной с двумя кранами: первый – вода обыкновенная, водопроводная; второй – трехступенчатая очистка, ничего и не было. Никакого намека на лекарства. Присев на стул, я задумался. Отчего?то на ум пришел кадр из древнего классического голливудского фильма ужасов «Муха». В этом кадре герой заходит в ванную комнату, открывает шкафчик с лекарствами и кладет на полочку очередной отвалившийся орган, подходящий человеку, но никак не мухе, в которую герой медленно, но неотвратимо обращался. Ванная? А что, стоило посмотреть. Но в ванной хоромине не то что лекарств, шкафчика над рукомойником никакого не было. Ситуация!

Я вновь задумался над картой дальнейших поисков и тут открыл для себя, что голова?то давно прошла. Недаром говорил Бальтазар Грасиан (был такой средневековый мыслитель), что лучший способ избавиться от треска в голове – занять ее делом. Возможно, это сказал и не он, но очень похоже.

Я вернулся в спальню, осмотрелся по сторонам. И стал собирать одежду. Больше всего это походило на сбор грибов в густом ельнике в кромешной тьме. Кое?как нащупав брюки на полу, я приступил к поискам рубашки путем ощупывания свободной территории. Пока искал рубашку, под руку попался носок и пустая бутылка, судя по формам, из?под коньяка, судя по плеску при взбалтывании, жидкость еще оставалась. Пить я не стал. Во?первых, похмелье прошло. Во?вторых, предстояла встреча с губернатором. Грешно к главе города заявляться подшофе. Не объяснять же ему, что вовсе не пил с утра, а лечился. А почему коньком? Так у каждого свои методы излечения.

Следом за бутылкой мне в руки ткнулось новое горлышко. Похоже, по полу ходить просто опасно, того и гляди, поскользнешься на коньяке и загремишь в гипс.

Рубашку я обнаружил в самом неподходящем для нее месте – в цветочном горшке. Я, конечно, все понимаю. Выпили много. Раздевались быстро. Но каким нужно быть счастливчиком, чтобы рубашка, отброшенная в порыве пьяной страсти, приземлилась ровнехонько на пышное зеленое растение, чьего названия я не знал, и окутала его с заботой, присущей сорокалетней одинокой мамаше.

Второй носок раскачивался на люстре, как флаг на башне. Но ему одиноко не было. Рядом на сквозняке плескался Танин бюстгальтер. Тихонько одевшись, я пробрался на кухню. Углубившись в холодильник, как в золотоносную жилу, я выложил на стол четыре яйца, вареную колбасу отличного качества, зеленый лук, пару помидоров, сыр и пакет молока. Минут десять колдовал у плиты. В результате на тарелки прилег дымящийся и ужасно аппетитный омлет с поджаренной колбасой, помидорами и посыпанный сверху сыром пармезан. Разлив по чашкам свежеприготовленный кофе, я сгрузил завтрак на столик?каталку и отправился в спальню, катя перед собой тележку с тарелками и кружками. Катить пришлось аккуратно, поскольку разлить кофе на крутых квартирных поворотах проще простого. Достаточно неправильно войти в вираж.

Добравшись до спальни, я вкатил столик, на цыпочках подошел к кровати и погладил Танино плечо, слегка нажимая, чтобы она почувствовала и проснулась. Будить спящего человека можно двумя способами. Способ первый: резко включить свет в спальне, одновременно нажимая клавишу «play» на магнитофоне, заряженном Сорок первой симфонией Моцарта или, на худой случай, последним альбомом группы Metallica. Чем плох этот способ. Во?первых, так можно не просто человека разбудить, но и в гроб прямехонько уложить, если у особы плохо с сердцем. Во?вторых, может и не подействовать, если будимый на ночь надевает повязку на глаза и вставляет затычки в уши. Второй способ – будить медленно и нежно, чтобы пробуждение напоминало медленное всплытие из океана дремы.

Таня отозвалась на мои поглаживания. Она томно застонала, потянулась, прижала к глазам кулачки, потерла и вновь потянулась. Потом раскрыла глаза и посмотрела на меня.

Она очаровательна. Похоже, я медленно, но уверенно теряю контакт с собственным разумом. Того и гляди, влюблюсь в собственную секретаршу. Я не ханжа, поэтому не стал даже думать, почему она пошла в постель с таким страшным с виду человеком, как я нынешний. Понимал только, что со мной она оказалась не из?за положения или чего?то материального, доходного, а по взаимной симпатии.