У смерти твои глаза - Самохин Дмитрий - Страница 34

– Что значит пластическую операцию? Я не подписывался ни на какую пластическую операцию. – От возмущения я аж вскочил из кресла.

– Не беспокойтесь. Я же говорю, все будет тихо, мирно, безболезненно. К тому же по окончании работы мы вернем вам ваше лицо.

– Замечательно. – Я развел руками и опустился в кресло.

– Кстати, познакомьтесь с Игорем Всеславовичем Рубахиным, вице?губернатором города.

Ваня Дубай указал на хмурого мужчину в сером костюме, вошедшего в комнату. Лицо мужчины мне было знакомо благодаря телеэкрану.

– Мы поддерживаем Рубахина. А Рубахин поддерживает нас. Не секрет, что скоро Пятиримова сместят. Будут выборы. Мы профинансируем кандидатуру Рубахина.

Чувствовалось, что прямолинейность Дубай пришлась не по вкусу вице?губернатору. Он сморщился, как перезрелый персик, и выражал нетерпение.

– Иван Михайлович, зачем вы привезли меня сюда? Это излишне. Молодой человек мог бы сам приехать в администрацию и все нюансы…

– Помолчи, Рубаха. Твое дело маленькое. Сидеть и молчать, – оборвал его Дубай.

Надо же какие нежности – Иван Михайлович, Рубаха.

– Туровский, специалисты по пластике уже приехали. Они готовы провести операцию прямо здесь. От вас требуется выделить помещение, лечь на операционный стол и молчать, как подопытный кролик, – обрадовал Дубай.

Я раскрыл рот, закрыл его, вновь открыл и вновь закрыл.

– Репетируете роль золотой рыбки? – поинтересовался Дубай.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Под операционную я выделил столовую. Я предложил раздвинуть обеденный стол и все провести, что называется, в походных условиях. Но специалисты оказались подкованными и всю аппаратуру привезли с собой. Даже специальное кресло, помесь стоматологического и гинекологического. Куда меня и загрузили. Откинули голову на специальный держатель, закрепили ремешок на шее. Так что дергайся, рыпайся, а эффект один. Нулевой. Да и задушиться недолго.

Я подумал: «Сейчас наручниками прикуют к подлокотникам, И смоются. Задачка из учебника „Занимательная математика“: „Спустя какой промежуток времени прикованный наручниками к креслу и всеми покинутый человек умрет от голода?“

Невеселая перспектива.

Вокруг кресла выставили почетный караул из софитов, направленных мне в лицо. Свет вспыхнул. Это было мучительно. Слепящий нервный свет. Меня обступили люди в белых халатах, попросили закрыть глаза. Могли бы и не просить. При таком освещении глаза просто не открывались. Я ничего не видел. Только ощущал, как чьи?то резиновые руки нанесли мне на лицо что?то холодное и вязкое и стали разравнивать. Это продолжалось минут сорок. Я откровенно заскучал. После нанесения материала на поверхность лица специалисты на пять минут покинули меня, а когда вернулись, занялись лепкой. Такое ощущение, что собрались ребятишки в детском садике, получили пластилин и стали товарищу новое личико из разноцветного пластилина ваять. Ухо будет желтое. Носик, как кавказский хребет, горбатый и белый. Подбородок колышком цвета гнилого яблока. Представив себя разноцветным, я хмыкнул, отчего лицо дернулось. Я тут же получил длинную тираду специалиста о безответственности и шиле в заднице. Пообещал про себя не дергаться и призадумался, как скоротать времечко, уходящее на операцию. Но ничего хорошего в голову не пришло. А через минуту мне разрешили раскрыть глаза и попросили полежать пять минут не шевелясь, чтобы лицо затвердело.

Пять минут протекли медленнее, чем вся операция. Я пялился в потолок столовой и пытался сообразить, что же в итоге получилось.

Когда мне разрешили встать, я бросился в холл к зеркалу. Увиденное меня поразило настолько, что минуту я стоял с открытым ртом и не дышал. Дыхание без моего решения остановилось, замерло, ожидая моей реакции.

– Как вам новый имидж? – ехидно поинтересовался Дубай.

Я метнул в него злобный взгляд и вернулся к самосозерцанию.

В холле появился Гонза. Он мельком скользнул по мне взглядом, зацепился, вгляделся внимательно и возмущенно спросил:

– А вам обязательно таскать одежду Туровского? И что за чучело вы тут выставили? Он не узнал меня.

– Кубинец, я, конечно, не эксперт, но, по?моему, ты попал, – язвительно заметил я.

Гонза от неожиданности подпрыгнул и занес руку, чтобы меня перекрестить и изгнать дьявольский дух. Потом пригляделся, измерил лицо взглядом, крякнул и сказал:

– Советую тебе это лицо оставить. Оно куда симпатичнее, чем настоящее.

– Я подарю его тебе на Рождество, – ответил я.

Мое лицо напоминало лицо старого грузчика, утомленного работой, истеричной женой, тремя сопливыми шалунами и вечно исчезающими в пасти «семейного бюджета» деньгами. Сколько ни заработаешь, все сожрет. Исчерченный морщинами лоб, грубый нос картофелиной с открытыми порами и мелким черным волосом в ноздрях. Резкий неряшливый рот, в уголках которого, если покопаться, можно было найти залежи съестных припасов на черный день. Пренеприятнейшая личность, но, что поразительно, это лицо, сидевшее на моем как родное, нельзя было упрекнуть в искусственности. Даже зная, что это маска, а под ней скрывается истинная внешность человека, я усомнился бы в собственном здравомыслии, настолько все выглядело идеально и естественно.

– Вы считаете, что эта личина лучше подходит для сотрудника аппарата губернатора? – поинтересовался я у Дубай.

– Наши психологи разработали этот портрет. Они считают, что это лицо не будет привлекать внимание. Излишнее внимание. К тому же, если кто?то и испытает приступ любопытства, то тут же его потеряет. Поверьте, Туровский, это лицо настолько неприятно, что невольно хочется отвести глаза.

Как ни странно, я ему верил. И испытывал жуткое желание смыть с лица эту мерзость.

– Куда катится мир, у криминала свои психологи появились. Вы, когда на ликвидацию идете, сначала с психологами советуетесь, потом у астрологов проверяете карму на день? Не прохудилась ли? А после работы стресс у психиатра снимаете?

Дубай очаровательно улыбнулся и сверкнул глазами.

– Как это дерьмо потом снять? – поинтересовался я.

– Я приеду с ребятами. Все снимем. Сейчас не об этом. – Дубай недовольно отмахнулся. – Пока идут приготовления к вашим похоронам, пойдем, обсудим детали. Рубахин уже уехал в администрацию. Скоро вы за ним последуете. Кстати, я вам завидую, у вас будет отдельный кабинет.

Мы прошли на второй этаж. В кабинете места не было, там драпировали стены черным. Мы завернули в гостиную, но и там народу было больше, чем воздуха. Единственным свободным помещением являлась моя спальня, куда я и провел Дубай. В моей спальне можно было играть в гольф, но мы ограничились тем, что расселись друг напротив друга в кресла, и Дубай приступил к инструктажу:

– Вот ключи от квартиры. Московский канал, сто восемьдесят. Квартира занимает целый этаж. Там раньше никто не жил, так что приведете в божеский вид. Прожить вам там придется неделю. Не больше. Если ничего не получится, дальше юбилей. И катастрофа. Это ключи от нового катера «икар» класса лимузин. Все зарегистрировано на имя Ивана Сапожникова.

– А почему, собственно, Сапожникова? – возмутился я. – Я не согласен с такой фамилией.

Дверь спальни открылась, и вошли два человека. Один нес штатив и ноутбук, второй – цифровую видеокамеру и маленький компактный принтер. Очень быстро они расположились в комнате. Установили камеру на штатив. Нацелили камеру на стул, стоящий возле стены. Меня попросили сесть на стул. Я послушался. Меня дважды сфотографировали. Тут же обработали фотографии на компьютере, подсоединили принтер и распечатали.

– Зачем это? – спросил я.

– Вам новые документы делаем, – ответил Дубай.

Мужчина, фотографировавший меня, закрыл ноутбук, выложил на него сверху новенький паспорт, в секунду вклеил фотографию и закатал страницу пленкой.

– Владейте. – Он протянул документ мне.

Я принял паспорт, раскрыл его, полюбовался на чужую рожу под чужой фамилией, закрыл книжечку и спрятал ее в карман пиджака.