Девон: Сладострастные сновидения - Байерс Кордия - Страница 47

— Ну конечно, и как вам тут понять. Это ваш первый ребенок; все ново и незнакомо. А тут приходит старый болван вроде меня и заставляет вас волноваться, хотя вроде бы и не о чем!

Сердце Дэвон забилось чаще; ага, он ее утешает, значит…

— Доктор, скажите, пожалуйста, что не так? Доктор Лэнгли издал долгий вздох и решительно кивнул:

— Все в порядке. Матка немножко сдвинута. Но пока это — не причина для тревоги. Все — таки я рекомендую, чтобы вы были поосторожнее, особенно не напрягались до родов.

Дэвон все еще не могла успокоиться.

— Вы уверены, что с ребенком все в порядке? Доктор Лэнгли снова одарил ее одобрительной улыбкой:

— Ребенок хороший. Но не утомляйтесь. — Он встал и защелкнул замок своего саквояжа.

— Будете следовать моим советам — и через пять, или, скажем, шесть месяцев подарите Хантеру прекрасного, здоровенького наследника.

— Доктор, это что, значит, мне нельзя идти сегодня на прием к полковнику Браггерту?

— Да нет, почему же? На несколько месяцев вам придется отказаться от танцев — пусть девушки этим занимаются, но посещать друзей — в этом я вреда не вижу. Да. Еще: надо избегать верховой езды и не поднимать тяжелого. И главное — не волноваться. Волнение — это плохо и для вас, и для вашего ребеночка. Дэвон облегченно вздохнула. Она боялась, что доктор Лэнгли запретит ей выход к полковнику Браггерту. Тогда она останется партнершей Хантера только в постели — а этого ей мало. Она хочет доказать ему, что она ему нужна и в другом — и не только для того, чтобы выносить ему наследника. Но здоровьем ребенка она не стала бы рисковать ни при каких обстоятельствах — как бы она ни любила его отца.

Раздался стук в дверь, и вошел Хантер — даже не дожидаясь ответа. Почему это на лице у его жены такое странное выражение и почему она поспешно отвела глаза в сторону? Сердце у Хантера отчаянно забилось в тревоге. Он и так уже разрывался перед двумя взаимно исключающими чувствами: с одной стороны, ему ужасно хотелось снова заняться с Дэвон супружескими ласками, а с другой — он боялся, что это может повредить их ребенку. Он поспешно обратился к врачу:

— Ну как доктор, все хорошо?

— Все будет хорошо, если леди Баркли будет меня слушаться.

Хантер вопросительно выгнул бровь:

— Ну и что, миледи? В чем же надо слушаться доктора?

Дэвон опустила глаза. Ну как ему объяснить, что его страхи были необоснованы, но что врач все-таки дал ей кое-какие указания, чтобы исключить всякие случайности. Вдруг это лишь усилит его страхи? Но тут на помощь ей пришел сам доктор Лэнгли.

— Я как раз говорил леди Баркли, что пока ее беременность проходит нормально. Я просто хотел бы, чтобы она не нервничала, не уставала, не переутомлялась. Это просто на всякий случай. Не более того.

— Что это значит, доктор? — какой-то комок сжал внутренности Хантера. Неужели он имеет в виду, что он должен прекратить с ней супружеские сношения? Да ведь он так с ума сойдет! Быть рядом с ней и все время воздерживаться — это слишком ужасно…

Доктор Лэнгли понял направление мыслей Хантера — и улыбнулся. Эти молодые люди с красивыми женами — старая история… Да и не только молодые… Он подмигнул ему:

— Да ничего особенного не значит. Она может продолжать нормальную супружескую жизнь — бояться тут нечего.

Хантер облегченно вздохнул, подошел к жене и обнял ее за плечи:

— Я могу вас заверить, доктор Лэнгли, что позабочусь, чтобы она вас слушалась.

Доктор с гордостью и удовлетворением посмотрел на Дэвон.

— Я знал, что могу положиться на Хантера. Я сам помог ему появиться на свет, и с тех пор он меня никогда не разочаровывал. Он заботится о тех, кого любит, — доктор Лэнгли перевел взгляд на стоявшего перед ним высокого, темноволосого мужчину. — Я, может, и не согласен с твоими политическими взглядами, но это твое дело; ты человек взрослый, самостоятельный — вот и отец твой такой был… Конечно, у тебя более прочные связи с Англией, чем у большинства из нас, трудно идти против семейной традиции. Я врач — и поэтому я против этой войны, против того, что людей убивают; но я еще и виргинец — и буду поддерживать патриотов до последнего вздоха.

— Я понимаю ваши чувства, и ценю то, что вы понимаете мои. Многие из тех, кого я раньше считал друзьями, отнюдь не проявляют такого благородства души. Некоторые уже грозятся сжечь Баркли-Гроув, а меня вымазать дегтем и вывалять в перьях.

— Война — тяжелая штука. Я знаю случаи когда жена выступала против мужа, и сын против отца, — сказал доктор Лэнглц, печально покачав головой, и вновь глянул на Дэвон. — Так что слушайтесь меня, молодушка. И не стесняйтесь — приходите, если будут какие-то вопросы или будете себя хуже чувствовать.

— Спасибо, доктор. Я вас провожу, — ответила Дэвон, вставая.

— Глупости! Я посещал Баркли-Гроув, когда вас еще на свете не было, и думаю, сам найду дорогу, — он бросил взгляд в сторону спальной и улыбнулся. — Помню, вот в этой как раз комнате Хантер появился на свет, и я принимал роды.

На этом врач откланялся и вышел. Когда дверь за ним закрылась, Хантер опустился на край кровати и посадил Дэвон к себе на руки. Сурово дотронулся пальцем до ее подбородка, глянул в ее зеленые глаза:

— Будешь слушаться доктора, а, Дэвон?

— Да уж конечно, — ответила она, не вполне понимая, куда он клонит.

— Рад слышать, — продолжал он с той задорной улыбкой, которая всегда заставляла ее пульс биться чаще. — И точно — это не повредит ни тебе, ни ребенку?

— Точно, — тихо шепнула она. Теперь его намерения были более чем очевидны. Он чувствовал, что ему уже не нужно сдерживать свою страсть, которая кипела в нем как расплавленная сталь. Он приблизил свои губы к ее — у нее перехватило дух.

Поцелуй его был опьяняющий. То, что началось вчера на полянке, как маленький огонек, сейчас превратилось в огромный пылающий костер. Дэвон обняла мужа за шею и прижалась к нему. Ее руки ласкали его кудрявую голову, она наслаждалась сладостью его языка и губ; ее чувственность проснулась, и вся она задрожала от возбуждения.

Вот они уже в постели, его руки мгновенно расправились с их одеждой, и они, обнаженные, лежат прямо поверх покрывала. Предвечернее солнце позолотило их тела. Приподнявшись на одном локте, Хантер принялся ласкать ее нежными прикосновениями рук к наиболее чувствительным местам тела. Мускулы играли под его загорелой кожей.

Дэвон напряглась, затрепетала, когда его теплые, длинные пальцы, пробираясь по ее округлившемуся животу, приблизились к темному треугольнику внизу. Она широко раскинула ноги, открывшись ему вся. О, какое это было наслаждение! Ее роскошные волосы разметались по подушке, она извивалась и металась по постели, подчиняясь ритму, который он пробудил у нее в крови.

Она закусила нижнюю губу, — только бы он не остановился! Но как уже хочется ощутить его всего внутри себя! Она властно притянула его к себе — всякая скромность была давно забыта, впилась губами в его губы и, опрокинув его на спину, уселась на нем сверху. Наклонилась, несколько раз провела своими уже располневшими грудями по курчавым волосам его груди; ей было вкусно как кошке; потом она интригующе поднесла сперва один, потом второй сосок прямо к его жаждущим губам. Она тихо ахнула, когда он дотронулся до их кончиков. И крепко вцепилась ему в плечи, а он — в ее ягодицы, подвигая ее ближе к своему фаллосу.

Инстинкт подсказал Дэвон, что делать дальше — вот уже у него на лице появились крупные капли пота и все его тело напряглось. Мускулы на шее вздулись, он весь выгнулся и изверг в нее свое семя.

Оргазм буквально взорвал тело Дэвон, она бессильно уронила голову ему на грудь. Все в ней тряслось и дрожало, волосы шелковистой массой накрыли Хантера почти с головой, она тяжело дышала, сердце билось часто-часто.

— Боже, какое же ты чудо! — выдохнул Хантер, лаская эту каштановую копну. — Не знаю, как бы я жил, если бы доктор Лэнгли вдруг предписал нам воздержание.

Дэвон усмехнулась, укладываясь рядом с ним и положив руку на его мокрую от пота грудь. Рассеянно пересчитывая ему ребра, она сказала: