100 великих архитекторов - Самин Дмитрий К. - Страница 67

Статуи, поставленные по сторонам подъезда в институт, изображают Плутона, похищающего Прозерпину, и Геркулеса, борющегося с Антеем. Обе скульптурные группы аллегорически говорят о победе человеческого разума над тайнами природы. Недра земли ревниво хранят свои богатства, и нужно иметь большие знания и силу, чтобы добыть их. Так Воронихин запечатлел в своем архитектурном произведении великую силу человека над природой.

Сохранилось и несколько небольших, но очаровательных его произведений, пронизанных нежным и внимательным отношением к человеку, которую унаследовал Воронихин от своего народа. Особенно интересен «Фонарик» – небольшая комната-библиотека в Павловском дворце. Воронихин в обыкновенной комнате вынул одну стену, превратив ее в беседку с колоннами. Пространство между колоннами было застеклено от пола до потолка, и потому впечатление простора света и открытого сада было очень сильно. Казалось, что сад с цветами и солнечными зайчиками продолжается в комнате, тем более что и снаружи и внутри библиотеки все было заставлено цветами. Увлечение классицизмом сказалось и здесь. Архитектурный переход от стен комнаты к куполу и колоннам фонарика был декорирован белыми статуями двух кариатид, фигурами девушек в античных одеждах, которые поддерживали своими головами арку. Чтобы посетители могли мысленно перенестись в далекое прошлое, в эпоху античной Греции, в мир «классики», у кариатид были как бы отбиты руки, совсем как на подлинных статуях, вырытых из земли учеными XVIII века.

Нельзя не сказать о фонтанах архитектора. Оставаясь тем же глубоким, вдумчивым носителем идей гуманности и просвещения, Воронихин показал в своих фонтанах, что поэтичность художественного образа может совершенно спокойно сочетаться с прозой жизни, он решил две задачи, далекие друг от друга, но связанные общим пониманием классики. Одни фонтаны – только праздничное, нарядное украшение в парке, другие, наоборот, – живописные водопои для лошадей на дорогах. И те, и другие овеяны поэзией окружающей их природы – тенистых аллей и полей.

Так, в Петергофе, в тенистой части парка, среди высоких лип и кленов высятся колонны разрушенного античного храма. Воссоздана картина как бы действительного происшествия – от стен остались только фундаменты, посредине груда камней, четвертая стена и колоннада с передней стороны храма совершенно отсутствует. Остался только цоколь, и у его подножия с двух сторон сохранились случайно уцелевшие два мраморных льва. В центре картины и в просветах между колоннами бьют фонтаны, вода стекает через цоколь в большой бассейн. Это поэтическая ода великому искусству прошлого.

Перемена в жизни и положении не оттолкнули Воронихина, не оторвали его от родной крестьянской жизни. Но и в новом окружении благодаря своему прирожденному уму и такту Воронихин нашел друзей. Хотя в тогдашнем обществе тех, кто сторонились его и не могли примириться с его происхождением, было немало. Друзья же ценили в нем скромность, внимательность и отзывчивость к окружающим и считали его трудолюбивым и исключительно честным.

Воронихин строил так хорошо, что получил за проект Петергофских каскадов звание архитектора (1800), а в 1802 году удостоился звания профессора архитектуры. Он был старшим профессором по архитектуре в Академии художеств. Умер Воронихин 5 марта 1814 года, окруженный своими учениками. Русская общественность того времени увековечила его имя красивым памятником над могилой в Александро-Невской лавре: гранитной колонной с изображением Казанского собора и фигурой гения наверху.

ТОМА ДЕ ТОМОН

(1760—1813)

Тома де Томон родился 12 апреля 1760 года в швейцарском городе Берне. Образование получил во Франции, где отец его находился на военной службе. Сведения о детстве и юности Томона, о его первоначальном воспитании скудны и зачастую противоречивы. Но рисунки и акварели Томона дают представление о его первых опытах в искусстве.

После успешного окончания Парижской академии архитектуры Тома де Томон уехал в Рим продолжать образование. От итальянского периода сохранились многочисленные рисунки. Наиболее ранний из них датирован 1784 годом. Из Рима он совершил путешествие в Неаполь и Флоренцию, а также в Венецию.

Томон поступил на службу к графу д'Артуа, брату короля Людовика XVI, в качестве рисовальщика и архитектора. Возвращение во Францию, казалось, сулило ему многочисленные заказы в придворных кругах. Но аристократии было не до того: назревали бурные политические события – Великая французская буржуазная революция.

В начале 1790-х годов Томона пригласили в имение князей Любомирских, в польский город Ланьцут. Здесь до наших дней сохранился великолепный дворец, построенный в первой половине XVII века в стиле барокко, – резиденция магнатов Любомирских. Тома де Томон принял участие в работах по его перестройке.

В конце 1794 года Томон приезжает в Венгрию, где заключает контракт с герцогом Миклошем Эстергази на «руководство и составление всех архитектурных проектов, которые его высочество пожелает осуществить, и съемку планов дворцов и имений…». В свободное время архитектору предоставляется возможность выполнять заказы и совершенствовать свое мастерство.

Первые два года службы Томона у Эстергази были наиболее плодотворны. В это время он создает несколько интересных проектов, сохранившихся до наших дней.

Проект школы – первый известный проект общественного сооружения Томона, был выполнен, очевидно, для Вены. Как в жилых античных постройках, композиционным центром, по замыслу Томона, стал двор, приобретающий здесь значительные размеры. Вокруг двора должны были группироваться классные помещения. В том же 1795 году для города Эйзенштадта, где долгое время находилась резиденция Эстергази, Томон создает проект серных бань.

Жалованье, девятьсот флоринов в год, которое Томон получал из княжеской казны, не было щедрым. Архитектор часто с трудом сводил концы с концами и неоднократно обращался к князю с просьбой оплатить его расходы, связанные, главным образом, с содержанием квартиры.

После долгих колебаний Томон в конце 1797 года решил оставить службу и уехать в далекую и загадочную Россию. Весной 1798 года архитектор навсегда покинул Вену, забрав с собой чертежи, коллекции, неосуществленные творческие замыслы и надежды.

После приезда в январе 1799 года в «вольный город» Гамбург Томон смог, наконец, получить у русского посланника паспорт, выданный ему по особому разрешению царя. К весне архитектор добрался до русской границы, а затем из Риги направился в Москву.

Спустя некоторое время по поручению Александра Михайловича Голицына Тома де Томон отправился в его имение Самойлово, где проектировал и строил церковь во имя Пречистой Богородицы. Вскоре архитектор уехал в Петербург.

Столица произвела на Томона необыкновенное впечатление. Такого города он еще не видел. Построенный в течение короткого времени, город не знал западноевропейской пестроты. Барокко и классицизм господствовали в его архитектуре, придавая облику города стилистическую цельность.

В архитекторах и строителях Петербург испытывал постоянную потребность, и Томон полностью окунулся в радостную для него атмосферу творчества. Вскоре Томон допустили к конкурсу на проект Казанского собора, в котором принимали участие архитекторы Камерон, Воронихин и Гонзага. Утвердили проект Воронихина, но для Томона участие в конкурсе было хорошей практикой. Знакомство с Воронихиным переросло впоследствии в дружбу, подкреплявшуюся совместной работой. В проекте Казанского собора Томон показал себя способным решать сложные проблемы, связанные с новым, ансамблевым характером русской архитектуры.

Не случайно ему поручили составление проекта триумфальных ворот с кордегардиями у одной из застав Москвы. В течение короткого времени архитектор разработал несколько вариантов проекта и позаботился о воплощении идеи заказчика – Павла I: центральные триумфальные ворота, символизирующие мощь Российского государства, должны были составить единую архитектурную композицию с фланкирующими их кордегардиями.